Вопросов, похоже, не было. То есть они, разумеется, появятся, но попозже. А пока, как говорится — «звезда в шоке»…
Я снова смотрю на монитор ноутбука, что-то там меня зацепило. Вот только что? Твою-то мать!!! Вот оно!!! Позади закрывающих почти весь экран оскаленных пастей и безумных мертвых глаз я замечаю у стены сильно обглоданное, но стоящее на ногах тело. И меня прошибает холодный пот: с тела клочьями свисают окровавленные обрывки сине-серого милицейского камуфляжа. Теперь все встает на свои места, словно кусочки головоломки. Вот и не верь после этого фильмам ужасов и детским страшилкам! Каждый, кого зомби грызли или просто покусали, сам становится таким же. Причем становится очень быстро. Буквально за несколько минут, как этот… как эта тварь, совсем недавно бывшая милиционером ивантеевской ГНР. Но если все так, то… Мля! Гена!!!
Резко разворачиваюсь, чтобы бежать вслед за «Скорой помощью», но обнаруживаю ее стоящей на прежнем месте. Правда, боковая дверь находится с противоположной стороны, и что творится в салоне — мне не видно. А вот миниатюрная врачиха стоит прямо у меня за спиной.
— Умер ваш мальчик, — грустно и растерянно говорит она. — Я просто не могу понять почему. Крови потерял не так уж много, учитывая обстоятельства, признаков шока не было. Он просто закрыл глаза и перестал дышать…
— Стойте тут, — говорю я ей и бросаюсь к «скорой».
Твою душу! Неужели опоздал?! Из-за «Газели» раздается протяжный истошный вопль. Кто-то кричит тоскливо и страшно, будто раненый заяц. Не слыхали, как кричат зайцы? Ваше счастье! Они кричат, будто ты не в животное, а в маленького ребенка заряд дроби всадил. Я этот крик слышал только один раз, на своей первой и последней в жизни охоте.
На полной скорости выскакиваю из-за «скорой». Мля, приехали! Картина маслом: Гена спиной ко мне неподвижно замер возле боковой двери, водитель «скорой», сидя в грязи на заднице, отползает от него, отталкиваясь руками и ногами. Судя по прилипшей к нижней губе сигарете, он вылез из машины покурить. Повезло. А буквально в нескольких метрах стоит один из «прокурорских» и, выпучив от ужаса глаза, орет благим матом. И чего ты, здесь забыл, дебилушка? На труп зашел полюбоваться? М-да, а вот теперь труп тобою любуется.
— Генка, не трогай его! На меня гляди!!! — Я уже понял, что того светловолосого парнишки, которого я на себе тащил к врачам, больше нет. Но выстрелить ему в затылок все равно не мог.
Гена, медленно оборачивается. Сомнений нет: в его жутких, будто затянутых белесой пленкой глазах уже не осталось ничего человеческого. Я поднимаю автомат, но прицелиться не успеваю, на газоотводную трубку ложится, пригибая ствол вниз, чья-то ладонь.
— Не стреляй, — тихо говорит мне Володя, — это мой подчиненный…
Упырь тихо заскулил и шатающейся походкой двинулся на нас. Володя с каменным лицом вскинул к плечу свою «ксюху» и почти в упор выстрелил ему в лоб. Фонтан крови выплеснулся у зомби из затылка, и его тело лицом вниз рухнуло нам под ноги.
— Последним патроном… — Вова отстегивает магазин от автомата и показывает мне пустую горловину. — Как чувствовал…
— Живой? — спрашиваю у ошалело таращащегося на труп «прокурорского».
— А… ва… ава… — бессвязно буровит тот, не отрывая перепуганного взгляда от трупа, а вниз по штанине его дорогих брюк стремительно растекается мокрое пятно. Тьфу, мля! Ладно, живой, и то хорошо.
— А ты как? — это я уже водителю «скорой». — Тебя не укусил?
— Не. — Водитель уже встал на ноги, но коленки его здорово потряхивает нервной дрожью, да и голос твердым не назовешь. — Нормально все. Я на улице стоял. Покурить хотел.
Вот и верь после этого в предупреждения Минздрава. Оно, конечно, может, и опасно для здоровья, но иногда может и жизнь спасти.
Возвращаемся к толпе возле милицейской «Газели». Подполковник тихонечко сидит на капоте «пятнашки» рядом с ноутбуком, в себя приходит. А вот Антон, похоже, уже перезвонил в дежурку, выяснил, что я не сошел с ума и дела обстоят именно так, как я и сказал, и развил кипучую деятельность.
— Значит так, сейчас вы трое, — он тычет пальцем в трех оперов, стоящих ближе всего к нему, — начинаете искать по двору стеклянные бутылки. Водочные, пивные, да хоть лимонадные. Нужно не меньше двух десятков. Вдоль забора прогуляйтесь, они там обычно кучами лежат.
Ага, точно. Видать, у всех алканов это вроде традиции — пустую стеклотару под забор сваливать, обычно за живой изгородью, что забор изнутри территории облагораживает. Пьют они просто там, чтоб не на виду. А тару прямо на «месте преступления» бросают. И скапливается там бутылок — видимо-невидимо.
— Ты, — Антоха кивает на того капитана, что чуть не арестовал Володю, — берешь пару человек на прикрытие и топаешь в дальнее крыло корпуса, там в прошлый наш приезд на первом этаже мебельная бригада трудилась, а сейчас — закрыто. Возьмете оттуда кусок обивочной ткани и какого-нито лака или олифы банку. Все, погнали, времени мало.
— Зачем это все? — спрашивает капитан.
— Зажигательную смесь будем делать. Про «коктейль Молотова», слышал? Вот, почти такой же. Внутрь туда лезть — чистое самоубийство. А вот таких стекляшек в окна накидаем, и кирдык. Там же все полыхнет синим пламенем: деревяшки, тряпки… Гореть будет до утра.
— Еще одно, — громко говорю я, — искусанный упырями парень умер, а потом превратился в такую же мертвую мерзость, как и те, наверху. А значит, любой, кто даст себя укусить, очень скоро умрет, а потом восстанет, чтоб жрать всех вокруг. Это понятно? Будьте предельно осторожны.
Кто-то из местных дозвонился в ивантеевское УВД и долго слушал последние новости, страшно при этом матерясь, а потом передал трубку грязному и сникшему подполу. Тот, похоже, попытался нас вломить своему начальнику, но не преуспел. Уж не знаю, что ему там сказали, но после окончания разговора он совсем поник и спрятался в «Газель». Прокурорские тоже куда-то звонили, а потом серыми (хотя нет, скорее уж черными) мышами скользнули в свой джип и укатили. Стираться, наверное. Как бы то ни было, все прониклись серьезностью положения и работали на совесть.
На наше счастье, больше нигде на территории фабрики оживших мертвецов не оказалось. Мебельный цех вскрыли, сбив навесной замок прикладом, а опера́ насобирали по кустам вдоль забора целую батарею разной стеклотары. Намешали в бутылках найденную в мебельном олифу с бензином, слитым понемногу со всех машин, заткнули горлышки фитилями из грубой, похожей на мешковину ткани для обивки кресел и диванов изнутри. Потом дружно выставляли короткими очередями стекла и светомаскировочные фанерные заслонки в окнах. В нескольких чертовы деревяшки все же удержались, но и тех, что мы вскрыли, было вполне достаточно. И когда Антон приготовился кидать наши «напалмовые бомбы», вдруг внезапно «очнулся» тихо сидевший до этого подполковник:
— Вы хоть соображаете, во сколько обойдется ваша выходка? Там же имущества на сотни тысяч, да плюс стоимость самого здания…
— Мля, счет мне вышли! — ухмыляюсь я. — Ты что, совсем дебил? У тебя тут в десяти — пятнадцати минутах ходьбы — две школы, четыре детских сада и две больницы — центральная городская и детская! И роддом! Ты представляешь, что будет, если вся эта стая вдруг из заводского корпуса выберется?! Тебе что, пальбы на всех углах, как в Москве, не хватает?! Короче, заглохни, пока я тебе не добавил.
А потом Антоха спокойно, словно на тренировке, метал бутылки с подожженными фитилями в окна. Юношеское увлечение толканием ядра даром не прошло, всего две бутылки не попали в оконные проемы и по кирпичной стене вниз потекли огненные ручьи. Остальные благополучно пролетели внутрь и уже через пару минут сквозь темные окна заблаговременно обесточенного нами корпуса стали видны яркие сполохи занимающегося пожара.
— Володя, — зовет Антон старшего прапорщика, — ты проследи за тем, чтоб тут группа для наблюдения осталась. Мало ли что. И пожарных, если вдруг приедут, не подпускайте. Корпус на отшибе стоит, пожар с него дальше не перекинется. А нам пора.
— Сделаю. Не глупый, все понимаю. Удачи, парни!
— И тебе тоже.
Жмем друг другу руки и расходимся. Я уже почти вошел в автобус, когда увидел все еще сидящих в будке-проходной охранников. Стоп! Была ведь одна мыслишка… Поворачиваю назад. Захожу в будку и подхожу к чеэрповцам:
— Короче, мужики, сами видите, что творится, поэтому давайте начистоту: что еще происходило ночью. До того, как под утро шум в корпусе поднялся?
Охранники неуверенно переглядываются. Им явно есть что сказать, но они не решаются. Наконец один, тот, что кричал мне код входной двери, собирается с духом:
— Здесь Юра Пак был. Он каждый вечер на своей «буханке» десяток вьетнамцев куда-то увозит, а потом к утру возвращает. Куда, мы не знаем. Вроде в Москву куда-то. Какой-то шахер-махер у него там, что ли… А тут вернулся назад раньше чем обычно. Одного узкоглазого они чуть не волоком тащили, ему плохо было. Он у нас тут прямо на проходной блеванул, меня еще Степаныч… ну… — охраннику явно не по себе оттого, что старшего смены, о котором он мне рассказывает, уже нет в живых. — В общем, я потом тут полы мыл.
— Это понятно, а что за Юра и куда он делся?
— Ну, Юра, он… Он как бы бригадир у вьетнамцев. Продукты им привозит, ткани и все остальное. Товар готовый увозит.
— Хозяин, что ли?
— Нет, хозяин человек серьезный, а Юра, он так…
— Ясно, «шестерка» хозяйская. Так и что с ним стало?
— Да ничего. Узкопленочных отвел, двери закрыл, нам ключи сдал и домой поехал. А может — бухать. Он до этого дела любитель… А где-то через час вьеты бузить начали. Но мы внимания не обратили, у них там иногда бывало…
— А когда он уходил, ничего подозрительного не заметили?
— Нет вроде. Нормальный был, даже поржал немного, мол, ни фига вьетнамцы пить не умеют. Стопку водки тяпнут и травятся так, что ходить потом не могут.
М-да, одним словом ясно, что ничего не понятно… Юра Пак, значит… Ладно… Я вышел из караулки и пошел к автобусу. А за моей спиной все ярче разгорался пожар и рвались в небо из окон языки пламени.