ай передал начальнику 3-й минной флотилии Яманако приказ выйти в море, найти и уничтожить вражеские авиатранспорты. Поднимая белые буруны форштевнями, большие новейшие эсминцы "Минекадзе" (флаг контр-адмирала Яманако) и"Савакадзе", лидирующие устаревшие эсминцы 2-го ранга "Каба", "Касива", "Суги", "Сакаки", "Каэде" и "Кусиноки", устремились к выходу из бухты.
В море восемь японских эсминцев разошлись для поиска русских авиаматок. Вскоре с "Суги" пришла радиограмма о замеченном перископе. Через несколько минут такое же сообщение поступило от "Каба". Контр-адмирал Яманако запросил командующего - не дежурят ли на боевых позициях рядом с бухтой японские подлодки? Ямай ответил, что они в море не выходили. Эсминцы открыли огонь. Постепенно японцы стали замечать, что перископы под обстрелом оставались неподвижными, только странно раскачивались среди водяных разрывов. Спустив шлюпки, японцы обнаружили, что вели огонь по обычным деревянным жердям, которые прикрепленный к одному из концов груз заставлял держаться в воде вертикально. Русские аэропланы при подлете к порту сбрасывали такие ложные "перископы" целыми охапками. Разобравшись с проблемой, японцы возобновили свои поиски.
Выйти на противника первым повезло "Касиве", который действовал в северо-восточном секторе. Вначале японцы заметили русский миноносец. Это был "Бодрый", который буксировал поврежденный "аист", подбитый во время налета и совершивший вынужденную посадку в море. Обнаружив за кормой вражеский эсминец, "Бодрый" бросил гидроплан, расстреляв его из орудий, и стал отходить на восток. Японский малый эсминец типа "каба" был всё же быстроходней, чем старый русский миноносец, а против двух 75-мм пушек "Бодрого" у японцев были одно 120-мм и четыре 76-мм орудия. Однако японский командир предпочел не форсировать события, надеясь, что миноносец выведет его на главные вражеские силы. Он не ошибся, и вскоре смог разглядеть впереди суда солидных размеров. Море вокруг них было усеяно точками приводнившихся аэропланов.
Контр-адмирал Дудоров на "Капитане-инженере Мациевиче" был погружен в срочные дела. Налет на Гензан прошел успешно, даже отсюда было видно поднимающийся из-за горизонта колоссальный горб черного дыма. Аэропланы один за другим садились на "зеленую воду" - защищенное от волн пространство в тени больших кораблей - авиаматок "Мациевича", "Нестерова" и канонерки "Маньчжур" (от последнего их потом буксировали к транспортам миноносцы). Вернувшиеся пилоты говорили о десяти, по крайней мере, взорванных и потопленных японских кораблях. Большего от дюжины легких "аистов" нельзя было и ожидать. Но, с другой стороны, никто не думал, что скромный корейский порт окажется так забитым вражескими кораблями. Дудоров ругнул про себя ретроградов из Генмора, привыкших смотреть на авиацию только в плане воздушной разведки. А ведь что стоило выписать из-за границы новейшие авиадвигатели, поставить их на самолеты вместо нынешних, слабосильных. Тогда бы "аисты" смогли поднять по полтонны бомб или даже настоящую торпеду вместо стокилограммовой инерционной мины. А пока получается, что большинство японских эсминцев уцелели и продолжают угрожать отходящей русской эскадре. Да и самим авиаматкам было небезопасно такое близкое соседство с крупным отрядом вражеских быстроходных кораблей. В Гензане ведь видели и крейсера. Наилучшим решением было бы скорей забрать самолеты и уходить в море.
Однако Дудоров принял решение повторить воздушный налет. Только так оставалась возможность вывести у японцев из строя максимальное количество торпедных судов. Поднятые на авиаматки самолеты заправляли бензином, закрепляли в фюзеляже новую мину и тут же спускали стрелой обратно на воду. Пилоты еле успевали размять ноги на палубе и спешно перекусить бутербродами перед тем как снова залезть в тесные кабины. Работая в бешеном темпе, на авиаматках снаряжали к вылету вернувшиеся первыми шесть торпедоносцев Грузинова. Самолеты отряда Вирена было решено заправлять на плаву, у борта, не поднимая на авиаматки. Правда, тогда их приходилось снаряжать вместо мины бомбами - старыми артиллерийскими снарядами, к которым приделали жестяные стабилизаторы. Ранее на плаву были заправлены и четыре "чайки", уже улетевшие к "Энгельсу". Тот шел сейчас вместе с линкорами где-то далеко на востоке. Взамен, по переданному Дудорову по радио приказу, ожидали прилета с "Энгельса" четырех гидропланов.
Как гром с ясного неба пришло радиосообщение с "Бодрого": на зюйд-весте замечен приближающийся японский эсминец. Обычно на случай атак вражеских кораблей авиаматки сопровождали крейсера. Дудоров пожалел, что не решился просить у Старка "Аскольда" или "Варяга". Двенадцать 6-дюймовок одного из этих старых кораблей могли бы здорово охладить пыл японских миноносцев. А сейчас приходилось надеяться только на старую канонерку "Маньчжур", уже тридцать лет служившую в Сибирской флотилии. Дудоров распорядился авиатранспортам дать ход, оставив два поднятых последними "аиста" на грузовых стрелах. Заправленные самолеты получили команду к немедленному взлету, чтобы не подставляться на воде под вражеский огонь. Неподготовленные гидропланы должны были заправляться с миноносцев, имевших аварийный запас бензина. Но чтобы поднять в воздух аэропланы требовалось не менее пятнадцати минут, а японцы приближались слишком быстро. Навстречу им двинулся, неторопливо рассекая волны таранным форштевнем, старенький "Маньчжур", когда-то ходивший под парусами чаще, чем под паром.
Контр-адмирал Сибакити Яманако собрал два своих дивизиона для удара по обнаруженным авиатранспортам. Восемь эсминцев шли в атаку, развернувшись в широкую сеть, чтобы удобней было действовать торпедами и артиллерией. Какого-то серьезного сопротивления от русских транспортов японцы не ожидали. Главное успеть захватить вражеские аэропланы на воде! "Касива" шел прямо на замеченные самолеты, не обращая внимание на стоявший рядом с ними небольшой трехмачтовый корабль, в котором опознали старую канонерку. "Маньчжур" не казался японцам опасным. Они помнили, как в давнем бою в Чемульпо, которым русские почему-то так гордятся, однотипный с "Маньчжуром" "Кореец" так ни разу не сумел добросить свои снаряды до японских крейсеров. Командир "Касивы" считал, что без проблем расстреляет противника из дальнобойного и скорострельного носового 120-мм орудия. О чем японцам не было известно - "Маньчжур" успел получить вместо прежних устаревших 8-дюймовых пушек новые 6-дюймовки, не уступавшие в дальнобойности 120-мм орудию эсминца.
Стараясь заслонять еще не взлетевшие гидросамолеты, "Маньчжур" открыл огонь, стреляя двухорудийными залпами. По "Касиве" также вел огонь из двух 75-мм пушек подошедший "Бодрый", но, впрочем, без особого успеха. Японцы отвечали и первыми поразили неповоротливую канонерку. В разбитой прямым попаданием кают-компании "Маньчжура" вспыхнул пожар. Другой японский снаряд пронизал насквозь офицерские каюты правого борта. Котельное отделение наполнило дымом, который не выходил более через разбитые вентиляторы. Но в конечном итоге сказалось более тяжелое вооружение канонерской лодки. 152-мм русский снаряд разорвался в машинном отделении "Касивы". Эсминец потерял ход, превратившись в неподвижную мишень. Новое попадание поразило ему котлы. Мощный взрыв повалил трубы и сорвал большую часть палубы. Окутанный дымом и паром корабль перевернулся и исчез под водой.
Скоротечный бой привлек внимание других японских эсминцев. Грохот 6-дюймовок заставлял относиться к "Маньчжуру" с уважением. Авиаматки "Мациевич" и "Нестеров" в это время уходили полным ходом на северо-восток, в кильватере у них держались "Грозный", "Бравый" и "Бойкий". "Бодрый" вместе с поврежденным "Маньчжуром" продолжали прикрывать взлетающие с воды аэропланы. Три первых "аиста" направились к вражескому отряду, пытаясь если не потопить, так задержать его. Как оказалось, атаковать в открытом море маневрирующие на полном ходу эсминцы было гораздо сложнее, чем стоящие на якоре в гавани. Лишь одну торпеду из трех удалось сбросить достаточно близко на пересечку курса головного "Минекадзе". Эсминец не успевал уже уклониться, однако и эту мину отбросила в сторону поднятой кораблем волной. "Аисты" один за другим поднимались в воздух, над эсминцами трещали моторами без малого десяток самолетов. Они по-прежнему не добивались успеха, хотя фонтаны от бомб несколько раз окатывали палубы эсминцев. Атаки приобретали всё более демонстративный характер. В них участвовали и "пустые" самолеты, успевшие сбросить мины и бомбы. Японцы не могли разглядеть, есть или нет боезапас внутри фюзеляжа русского гидроплана и, на всякий случай, отворачивали от каждого аэроплана.
Последний "аист", у которого оставалась торпеда, атаковал, стараясь сбросить торпеду как большую бомбу - прямо на палубу первого подвернувшегося корабля. На "Каэде" русский аэроплан заметили, только когда он вывалился из дыма над трубами переднего мателота. Сброшенная с самолета торпеда пронеслась сверкающей сигарой низко над трубами, зацепилась за грот-мачту и, перекувырнувшись, с грохотом вонзилась хвостом в палубу за кормовым мостиком. Пройдя корабль насквозь, она проткнула днище и выскочила наружу, погнув напоследок правый гребной вал. "Каэде" затрясло и стало сносить в сторону, из пробоины хлестал фонтан. Заработали помпы, борясь с затоплением, но скорость корабля упала до 10 узлов, и он отстал от остальных эсминцев.
Те постепенно собирались вокруг "Маньчжура" и "Бодрого". На этот раз у японцев было полное превосходство. Засыпанные градом фугасов два старых русских корабля почти исчезли за густым лесом водяных всплесков. Охваченный пожарами "Маньчжур" еле двигался, стравливая пар из пробитого котла. Вся носовая часть была разворочена после детонации носового погреба боеприпасов, но с кормы некоторое время еще стреляла 120-мм пушка. Когда "Маньчжур" уже не отвечал на огонь, контр-адмирал Яманако передал приказ "Кабе" подойти и добить русских. После торпедного