. Хотя сопротивление противника на море было сломлено, и оставалось еще несколько часов до наступления темноты, от новых авианалетов на Гензан Дудоров решил отказаться. В небе появились японские истребители. От кораблей их отгоняли зенитками, но без истребительного прикрытия ("чайки", наверное, уже разместились на "Энгельсе") посылать на бомбежку "аисты" было бы безрассудным. Три гидроаэроплана с потопленного "Мациевича" были подняты шлюпочными кранами на палубы "Корнилова" и "Грейга". Эсминец "Капитан Белли" взял на буксир поврежденный "Капитан Керн". Остальные корабли двигались самостоятельно. Рейд к Гензану стоил серьезных потерь, но с минными флотилиями японцев было покончено. Два эсминца, которые оставались у японцев, угрозы для русской эскадры не представляли.
Подошедший к сидевшему на мели у прибрежного островка "Акицусиме" катер увез на берег закрытое адмиральским флагом тело Танина Ямая. Он умер героем. Его последнюю битву у Гензана в Японии объявили полной победой. Противник лишился современного крейсера и гидроавиатранспорта, тогда как японцы формально не потеряли ни одного крупного боевого корабля. Старые крейсера числились судами береговой обороны или транспортами, а "Тацута", пока русские дружно бросились на выручку "Адмиралу Истомину", успел, как и "Акицусима" прорваться под защиту береговых батарей, выскочив на мелководье.
Вечером по палубе эсминца "Минекадзе" расхаживал его временным командир - лейтенант Матоме Угаки. Несмотря на объявленную победу, настроение у лейтенанта было самое подавленное. В закончившемся только что сражении Угаки уже был готов направить свой эсминец "Минекадзе", на котором неоставалось больше ни торпед, ни снарядов, прямо в борт вражеского крейсера. Но адмирал Ямай опередил его. И теперь Матоме должен жить, зная, что погибшая гордость Японии - ее Соединенный флот - не будет отомщен. Глядя на серые волны, которые больше не освещало закатившееся за корейские горы солнце, Угаки сочинял хокку:
Битва угасла,
Над нами - лишь мрачное небо
Сезона дождей
Большую часть прошлого дня лейтенант Иванович пробыл в небе. Сначала его "морской лебедь" летал на юг в поисках японской эскадры. Потом Иванович отвозил адмирала Колчака по воздуху обратно на север, чтобы командующий мог лично руководить битвой с главным вражеским флотом. И, наконец, Колчак отправил его снова на юг - искать русские линейные крейсера и вывести их к месту генерального сражения. Последней задачи Иванович выполнить так и не сумел - наших быстроходных дредноутов там, где они должны были находится, авиатор не обнаружил. Наверное, он ошибся где-то в счислениях. Молчал и имевшийся в воздушном аппарате беспроволочный телеграф, несмотря на непрерывные запросы испуганного радиотелеграфиста. Когда пустынные волны внизу стало стремительно заливать вечерняя мгла, Иванович понял, что вернуться к эскадре засветло он уже не успеет. Оставалось приводниться и переждать ночь на плаву, благо море казалось спокойным.
Благополучно посадив самолет, пилот и радиотелеграфист поужинали последней банкой консервов и допили фляги с холодным кофе, после чего кое-как расположились на ночлег в тесной кабине "лебедя". Иванович чутко вслушивался в окружающую темноту. Где-то далеко вдали грохотала, еле слышно, канонада; в отблесках зарниц угадывались вспышки орудийных выстрелов или, возможно, горящие от попаданий корабли. Но вблизи всё было спокойно, лишь однажды, незадолго до рассвета, Иванович различил в серых сумерках силуэт проходившего неподалеку эсминца. Так как было неясно, свой ли это миноносец или японский, летчики не стали подавать никаких знаков. Эсминец прошел мимо, не заметив плавающий по воле волн аэроплан.
Когда наступил новый день, пилот и радиотелеграфист стали обдумывать план своих дальнейших действий. Иванович предложил подняться в воздух и на остатках бензина заняться поисками своих кораблей. Буде они не отыщутся, надо будет искать любую местную рыболовную джонку. Японскую, а лучше корейскую. Приводниться рядом, захватить, поднявшись на борт, а потом добираться на ней до Владивостока. В шестнадцатом году на Черном море один наш экипаж после вынужденной посадки на воду именно так вернулся в Севастополь - на трофейной турецкой парусной шхуне.
"Морской лебедь" взревел мотором, устремился вперед, подпрыгивая на волнах и вот его поплавки снова оторвались от воды. С высоты птичьего полета бескрайний морской простор казался таким же подавляюще однообразным. Аэроплан кружил в небе, постепенно увеличивая радиус своих облетов. Ни дымка, ни белого мазка паруса, только то и дело замечаемые внизу обломки и пятна разлившейся нефти,- следы вчерашнего боя, распугавшего, похоже, все окрестные рыболовные суда. Когда топлива в баке оставалось только на час полета, Иванович заметил на горизонте точку крохотного острова.
- Кажется, Лианкур! - проорал пилот телеграфисту в переговорный рукав. - Полетим туда! Там точно должны быть рыбаки. А если нет, так хижины какие-то есть рыбацкие. Может, найдем, что перекусить.
Иванович знал, что острова Лианкура необитаемы и лишены постоянных источников питьевой воды. Но, так как близлежащие воды были богаты рыбой, на островках часто останавливались для отдыха или ремонта корейские и японские суда, команды которых устраивали себе там склады и промысловые базы.
Лианкур представлял из себя два то ли маленьких островка, то ли большие скалы, окруженные многочисленными мелкими скалами и рифами. Пилот издалека заметил поднимавшийся из-за островов довольно густой столб дыма.
- Э, да там кто-то есть! - крикнул Иванович. - Может, пароход какой зашел каботажный? Как бы нам его заполучить с одним-то пулеметом. Ладно, посмотрим.
По мере приближения вид архипелага становился всё более странным. Стало видно, что значительная часть составляющих его островов имеет явно искусственное происхождение. Практически всё пространство пролива между двумя основными клочками гористой суши занимала сопоставимая с ними размерами туша гигантского дредноута. Расположение трехорудийных башен главного калибра безошибочно указывало на принадлежность этого корабля к флоту Российской империи, а впечатляющие размеры позволяли отнести его к линейным крейсерам типа "Измаил". Было видно, что дредноуту изрядно досталось, его палуба и башни пестрели оспинами попаданий и черными отметинами пожаров; носовой мостик был полностью разрушен.
Этот корабль был не единственным. За островерхим островом лежал на мелководье второй дредноут. Вернее - большая его часть, передняя треть корпуса просто отсутствовала. Иванович узнал в корабле "Петропавловск", который он уже видел в таком печальном состоянии вчера, когда летел с адмиралом Колчаком. По соседству, к скалистому мысу приткнулся сильно разрушенный легкий крейсер. Дальше у берега стоял изуродованный тяжелыми снарядами броненосный крейсер "Рюрик". С другой стороны островков стояли еще один легкий крейсер и эсминец-"новик".
Пилот понял, что к островкам, как к ближайшей суше, пришли наиболее пострадавшие в сражении русские корабли, не имевшие шансов дойти до русских берегов. Не хватало, пожалуй, одной "Полтавы", горевшей вчера как гигантский плавучий костер. Нашли, значит, своих...
Иванович стал выбирать, куда бы приводниться. Садиться далеко в море ему не хотелось, а садиться у берега - почти всё свободное от рифов пространство занято кораблями. Наконец летчик выбрал крошечную бухту, глубоко вдающуюся в восточный остров. Этот заливчик был так мал, что ни один русский корабль не смог бы там поместиться, зато там стояли несколько джонок. "Лебедь" спланировал в узкий проход между черными скалами причудливой формы, шлепнулся поплавками на гладкую воду и подплыл, подымая зеркальную волны, к каменистому пляжу. За приводнением аппарата наблюдала на берегу толпа японцев - мужчин и женщин, одетых в разное тряпьё. Потом подбежало несколько матросов, навели карабины, но, увидев андреевский крест на хвостовом оперении, опустили оружие.
- Откуда прибыли, ваше благородие?
- Не видишь, что с неба! Помоги самолет на берег вытащить. И поесть-попить чего-нибудь принеси! Кто у вас тут главный?
- Их превосходительство вице-адмирал Бахирев!
Михаилу Коронатовичу Бахиреву было не до свалившегося в буквальном смысле с неба аэроплана. Полно было других, более важных забот. . Минувшей ночью, когда горящая "Полтава", жертвуя собой, увела хищные стаи японских миноносцев от других кораблей, там, не затихая ни на минуту шла упорная борьба даже не за спасение смертельно раненых судов, а за то, чтобы растянуть их агонию хотя бы на несколько часов. Чтобы хоть как-то добраться до ближайшей земли на последних резервах живучести. Несколько уцелевших радиоприемников принимали лишь морзянку кишевших вокруг японских эсминцев. Русские корабли молчали, опасаясь открыть себя врагу.
Старое штурманское чутье не подвело Бахирева. Он вывел свой отряд прямо к Лианкуру. Или к скалам Оливуца и Менелай, как еще называли острова в русских лоциях. Пока стояла темнота, большим кораблям было рискованно приближаться к этому скалистому, изобилующему рифами берегу. В предутренних сумерках первым двинулся на разведку "Прямислав" - единственный эсминец в отряде Бахирева. У островов "Прямислав" обнаружил четыре рыболовные шхуны, а также стоявший у берега боевой корабль, если так можно назвать старый миноносец со снятым торпедным вооружением.
Эсминец "Аотака" выслали к Такэсиме (Лианкуру) для обеспечения берегового поста наблюдения. Весь вчерашний день с высокой вершины западного острова японцы рассматривали вдали дымные тучи проходивших мимо эскадр. До них доносился грохот канонады происходившего неподалеку сражения. Ночь прошла спокойно, а на рассвете совсем рядом из тумана выплыли силуэты пяти больших кораблей. Передачу, которую начал вести японский радист, прервал разорвавшийся в радиорубке снаряд. Бой "Прямислава" с "Аотакой" был недолгим. Против пяти 102-мм русских орудий у