Он сразу смекнул — дело серьезное:
— Ммм?
Наташа передала три вражеских страницы. Муж нетерпеливо забегал по ним взглядом.
— Семьсот тысяч? Ты в своем уме? — Он нечаянно смахнул с подоконника банку с вишневым вареньем, и оно сладкой кровавой лужей расползлось по полу.
— Я? — Наташа бросилась за тряпкой. — Я-то тут причем?
Она ползала, убирая непорядок, пока муж перечитывал письмо.
— Это же бред какой-то? — она посмотрела на него с пола, как на божество.
Игорь ушел к своему компьютеру и полез в интернет. Он появился на кухне, когда рыбья голова сварилась и, разинув мертвый рот, перекочевала в мусорное ведро.
— Пиздец, — сказал Игорь. — Я же тебе говорил.
Наташа поняла, что придется ехать в Красноармейский таможенный пост.
Два года назад она заметила, что в мире не хватает игрушечных глазок.
Глазки, глазки, сколько вас рассыпано по китайским фабрикам, зачем избегаете вы заботливых русских рук?
Раньше Наташа вязала — зайчиков с длинными грустными ушами, довольных пузатых котов и мышек, длинных салатовых гусениц и просто каких-то чудиков, похожих на нее саму. Раньше она ездила покупать пряжу и глазки для своих зверей на рынок, и подолгу копалась в акриловых мотках, разноцветном полиэстере, бусинах, пуговках и блестяшках. Потом, после двух выкидышей, появилась Мила, и Наташа уже никуда не ездила. Милу ждали долго, но она выбрала самое ненадежное время. Объявили карантин, талым снегом затопило пустые улицы, а очереди скорых тянулись в ковидные госпитали на километры. Игорь с ума сходил от беспокойства: в него вселились навязчивые мысли о том, что Мила умрет. Сам он ходил на работу в автосервис, потому что надо было на что-то жить, но Наташу никуда не пускал. Он мыл полы с хлоркой, каждый день стирал одежду и постельное белье на самой высокой температуре, проводил в ванной по несколько часов в день, никого не пускал домой, и постоянно докомплектовывал домашнюю аптечку, так что она занимала уже не обувную коробку, как раньше, а три полки в шкафу.
Наташа сидела взаперти, ни с кем не встречалась и чувствовала себя родственной душой графа Монте-Кристо периода замка Иф. Мила просыпалась в пять и кричала, и не отпускала ни на минуту, пока не засыпала днем после долгих уговоров прямо на маме. Из-за кормления постоянно хотелось есть, словно внутри разверзлась черная дыра. Ночами Наташа воровато обносила холодильник и все равно весила сорок один килограмм.
Не хватало денег. Подгузники и пеленки, соплеотсосы и фильтры, витамины и детское питание, игрушки и одежда — все это оставляли возле двери рассеянные курьеры, пока муж жил своей настороженной жизнью. Искать вещи в домовом чате или покупать подержанные муж запрещал.
На исходе первого года к ним переехала мама Игоря. И из чистилища они перешагнули в ад. Свекровь держала свое слово и свое мнение, как камень за пазухой, и вместо помощи била ими по невестке, словно из пращи. Из Игоря и его мамы получился целый отряд: копьеносец, то и дело протыкавший Наташе сердце, и пращница на подхвате. Когда однажды после рвоты и плача у дочери обнаружилось сотрясение, Наташа, как бы чудовищно это ни звучало, обрадовалась, ведь в больнице свекровь призналась, что «немного уронила» внучку. Маму наконец выдворили из домашней крепости, и она понуро удалилась с поля битвы, укатив в чемодане свои дурацкие занавески.
Наташу спасало вязание. Правда, после родов руки стали отекать, пальцы сводило. Но хотя бы десять-двадцать минут в день она проводила со своими игрушками. Карантин сняли и, сраженный доводами о пользе свежего воздуха, Игорь, хоть и со скрежетом, начал отпускать их на прогулки. Наташа со скорбью разглядывала демисезонные комбинезоны в каталогах: Мила потела в зимнем, но купить комбинезон на весну было не на что. А через несколько месяцев должны были прекратиться выплаты по уходу за ребенком.
В ту весну у нее закончился прежний запас игрушечных глазок. Ее новорожденным чудикам и зайкам предстояло приходить в мир слепыми. Галантерейные магазинчики в их районе свалила пандемия. А изнуренные продавщицы тысячи мелочей могли предложить только тяжелые пуговицы и бисерины. На маркетплейсах, на которых было все, глазок не было. И Наташа подумала: ведь она не одна такая, ведь есть тысячи женщин, которые вяжут и тоже нуждаются в глазках и, наверное, купят их. Изнывая взаперти и в безденежье, она читала про торговлю на маркетплейсах и открытие бизнеса, а контекстная реклама подсвечивала ей радостные плакаты с яхтами: «ИП — это просто».
В один из выходных Наташа отвоевала у мужа свободное время и поехала на «Садовод». Большой рынок, где закупались селлеры. На нее обрушилась рыночная неразбериха, запахи штор и дешевой обуви, китайского пластика и турецких ночнушек. Все было пестрым, громким, юрким — целое море будущей жизни: ее побережье, пока что обтянутое водорослями и всяким мусором, в котором нужно было раскопать паруса корабля к светлому будущему. Прослонявшись около часа, она нашла подходящие глазки и пакетики к ним. Сотни глазок и пакетиков, принтер для этикеток — она с ужасом подумала, что на этот сезон точно оставляет Милу без комбинезона.
В тайне от мужа Наташа пришла с коляской в МФЦ и подала документы на открытие ИП. Ей помогли заполнить анкету, взяли восемьсот рублей пошлины, и через три дня государственная система возложила на нее свой крестный меч и благословила на предпринимательские подвиги.
Тогда она завела кабинет продавца на Ozon`е. Гуляя с Милой, сфотографировала свои игрушки на качелях и лавочках, сделала подписи к фото, рассовала глазки по пакетикам и завела карточки на маркетплейсе. Оставалось только отвезти товары на склад. Для этого ей нужна была помощь Игоря, машину водил только он.
Несколько дней Наташа готовилась к осаде мужа. Вилась вокруг него, как ласковый летний ветер, а потом строила башню доводов, из которой палила в мужа целыми днями. Игорь сопротивлялся: он говорил, что никому эти глазки, кроме его сумасшедшей жены, не сдались; он говорил, что она мается какой-то хренью; он говорил, что это его святая мужская обязанность работать, а ее — сидеть с ребенком; он говорил, что из русского бизнеса даже некоторых крепких мужиков выносят вперед ногами, а Наташу с ее сорока килограммами чуть ли ветер на улице не сдувает; он говорил, что очень беспокоится за нее и Милу.
Даже нарисованное подтекающей ручкой подобие бизнес-плана, которым Наташа прикрывалась, как щитом, не помогало. Тогда она, словно Империя в «Звездных войнах» нанесла последний удар. Она сказала, что лучше развестись. Игорь сдался. Он забрал обмотанную скотчем коробку с наборами глазок и повез ее на склад маркетплейса.
И продажи пошли. Вначале — несколько заказов в день, потом — десятки, потом — сотни. Наташа следила за графиком продаж, возилась с ребенком, скакала по квартире от счастья и обновляла страницу каждую свободную минуту. Набор из десяти пар глазок с пакетиком стоил ей на «Садоводе» порядка десяти рублей, а продавала она такой набор за двести рублей. 40% комиссии забирал маркетплейс, Но даже с этим рентабельность была сумасшедшей. Она нашла уникальный товар: конкуренции нет, спрос есть, хранение почти ничего не стоило, так как товар был маленьким и легким, он не ломался, его было легко везти, и выкупали его после заказа почти всегда.
Первые месяцы, пока продаж было немного, Игорь бурчал и смотрел на жену со снисходительным недоверием, но в выходные отвозил новую коробку на склад. Потом коробок стало две, потом — больше. Через год они с трудом помещались в багажник его машины, а оборот ИП Лебедевой Н.Н. составлял полмиллиона рублей. Она старалась вкладывать всю прибыль в закупку нового товара и в рекламу. Но даже того немногого, что она вытаскивала из оборота, хватало на заплатки в семейном бюджете.
Игорь мрачнел. Особенно, когда дела шли лучше всего. Ему тяжело было смириться с мыслью, что жена зарабатывает больше. Его невроз, начавший утихомириваться после снятия карантина, опять подмял под себя их жизнь. Игорь мыл руки по сто раз на дню, каждый день стирал одежду в кипятке, а в садик иногда заявлялся с инспекцией — проверял пыль на шкафах или еду в детских тарелках. Из-за этого Лебедевых считали странными: Наташу даже в родительский чат не добавили. Но в остальном Игорь, как и прежде, был хорошим мужем и отцом — преданным и надежным, веселым и заботливым в те часы, когда не был одержим своими страхами.
Наташа поняла, что любит Игоря, когда он впервые пришел к ней в гости и сразу заметил, что единственное растение в ее квартире, старый кактус, заболел. Кактус начал темнеть из-за то, что иголки утыкались в края его горшка, а корням не хватало места. В следующий раз Игорь пришел с новым горшком и мешком земли для суккулентов. Никто раньше не замечал, что с ее кактусом что-то не так, даже сама Наташа.
Электричка несла ее через туман к Красноармейскому таможенному посту. В сумке лежала папка с ворохом документов. Документы кричали о невиновности своей хозяйки. История была дурацкой до невозможности: Ozon открыл пункты выдачи в соседних странах. Несколько человек из Казахстана и Белоруссии заказали Наташины глазки. О коварные, казахские белоручки, о легкомысленные белорусские рукодельницы, что же вы натворили! Наташа редко читала общую рассылку, потому что маркетплейс был — как мультфильм Миядзяки: в нем постоянно что-то менялось, превращалось, достраивалось и уследить за всеми волшебными преобразованиями, письмами и правками в договоре было почти невозможно. Пропустила Наташа и письмо с предупреждением: отныне при продажах в страны СНГ каждый месяц продавцу следовало самостоятельно заполнять статистическую форму на сайте таможни. После первого нарушения таможня вынесла предупреждение. Но письмо с предупреждением почему-то до Наташи не дошло. О, легендарная русская почта, зачем ты так ленна и вольнодумна, зачем безалаберна, как Обломов, что годами валяется на диване в своем протертом халате и никуда не идет?! О, ухабистые русские дороги, бегущие по просторным полям и темным перелескам, почему с позапрошлого тысячелетия вы заводите вашего путника в западню — на развилку с потерями — то коня, то жизни своей?