– У Жанетты Лэтти. Мы сидели и разговаривали. Она была несколько раздражена тем, что вечер оборвался так рано, и дала понять, что я, наверное, не смогла заинтересовать клиента.
– И что же ты сделала?
– Жанетта вызвала для меня такси и…
– Минуточку, – прервал я. – Таксист был вам известен?
– Ну, конечно, – Герман. Почти всегда она только его и вызывала.
– Так, и что дальше?
– На такси я доехала до мотеля «Голубые небеса», мне было велено, приехав туда, идти в кабину номер 14, где, как мне сказали, меня ждет мой пьяный в стельку кавалер, который будто, заскучав от одиночества, передумал и пожелал дамского общества.
– Это все, что они вам сказали, посылая на задание?
– Все.
– Что вы сделали?
– Я легла в постель к этому мужику. Он был в полной отключке, и я было задремала, но вдруг слышу, что он громко хватает ртом воздух и задыхается, а потом все стихло. Я подумала, уж не умер ли, и послушала его сердце. Сердцебиение не прослушивалось. Пощупала пульс – пульса тоже нет. Я поняла, что он наверняка мертв. Обшарила карманы, нашла карточку с перечнем лиц, которых надо уведомить в случае какого-нибудь инцидента с владельцем. Поэтому я сделала то, что мне казалось правильным. Я позвонила его жене в Санта-Ану и сказала ей честно, что я в мотеле с ее мужем, что он умер, а я сматываюсь.
– Как она поступила?
– Об этом я узнала из газеты. Она оказалась молодчиной. Приехала, легла к нему в постель, а утром притворилась, будто только что, проснувшись, увидела, что муж скончался.
– Вы сказали ей, где оставили для нее ключ?
– Да, под ковриком.
– Хорошо, дорогуша, – сказала Берта, – накинь-ка на себя что-нибудь. Извини за то, что я тебе так крепко вмазала, приложишь к щеке холодный компресс, и все будет в порядке.
Я подошел к телефону, набрал номер и сказал:
– Мне нужен сержант Фрэнк Селлерс из полицейского управления. У меня к нему очень важное дело.
Глава 18
Поначалу Фрэнк Селлерс был настроен весьма скептически, но тем не менее рассказ Паулины выслушал. Глаза его при этом сузились и стали как щелочки. Слушая, он напряженно размышлял. Одновременно он жевал свою сигару, перекатывая ее во рту, то и дело переводя взгляд с Паулины на Берту и на меня.
Когда Паулина умолкла, он задал ей охапку вопросов, а затем повернулся ко мне.
– Понятно, Шкалик, – сказал он. – Понятно, что все это ты смастерил. Пока что я это не покупаю. Какие у тебя идеи касательно следующего хода?
– Таксист Герман Окли.
– Окли в порядке. С Окли – полный ажур. Он сотрудничает с полицией. Об Окли мне известно все.
– Это мы еще посмотрим – все ли тебе известно.
– А я тебе говорю, что он мне рассказал все, – сказал Селлерс. – Он давно просек, чем занимались Жанетта и ее девочки, но, пока они ему платили за проезд плюс чаевые, он держал рот на замке.
– А о том, что он ездил в мотель близ Санта-Моники, он тебе рассказывал? – осведомился я.
– Нет, не рассказывал. – И добавил, помолчав: – Но я и не спрашивал его об этом. Конечно, ведь это твоя идея, что тому мужику что-то подсыпали и фактически его убили. А у меня идея другая: он подумал-подумал и решил, что монахом быть тоже ни к чему, хватил еще пару рюмок и попросил, чтобы ему прислали обратно ту девку на остаток ночи.
– Ладно, – сказал я. – Давай спросим у Германа Окли. Если он с такой готовностью сотрудничает с полицией, то должен подтвердить версию Паулины.
– Ну а если он подтвердит, тогда что?
– Посмотрим, – сказал я.
– Черт побери, Дональд, ты всегда норовишь отхватить себе кусок пирога. Теперь ты вляпался в это дело по уши. Я знать не знаю о деле этого Джиллета. Ни один дьявол не сумеет доказать, что там было убийство. Ты говоришь, что его усыпили какими-то каплями, а коронер подписал документ о естественной смерти на почве инфаркта. Тело кремировали, и никто теперь ни черта не докажет.
– Окли лжет, – сказал я. – Я не подавал Мэрилин Чилан никаких сигналов. Не сидел я поблизости в машине, когда она подъехала на такси. И вся хронология событий у него липовая.
– Малый мог и ошибиться. Ты сам сказал, что там еще проезжала какая-то другая машина той же марки и модели, что и твоя. Возможно, ее-то он и мог видеть.
– Вот это правильно – мог увидеть другую.
– А ты мог и солгать.
– Ладно, – сказал я. – Поговорим с Окли.
Селлерс вздохнул и поднялся.
– Хорошо, – сказал он и, обернувшись к Паулине, приказал: – А ты сиди тихо и не выходи из дому. Ни с кем не вступай в разговоры. Особенно с репортерами. Не вздумай звонить Диксу. И если тебе будут звонить, трубку не бери. Если будут стучать в дверь, к двери не подходи. Сиди тихо и не рыпайся, как будто дома никого нет. И так, пока я не вернусь. Когда вернусь, я трижды позвоню в дверь, затем пауза, потом два звонка и после паузы – один. Только тогда откроешь дверь. До этого сигнала сидишь тихо и не двигаешься, ясно?
Усталой походкой Селлерс направился к двери.
– Пошли, Шкалик.
Берта сказала:
– Я вам нужна? А то я проголодалась. Хотелось бы позавтракать наконец…
– Вы нам нужны здесь, мадам, – сказал Селлерс. – Посидите тут, пожалуйста, миссис Кул, как пришитая.
– Я думаю, – сказал я, – что Окли работает ночами, поэтому днем он должен быть дома. Кстати, адрес Окли у тебя есть?
– Ну, конечно, у меня есть его адрес. Прямо беда с вами, любителями проклятыми. Вы думаете, что все полицейские – растяпы и путаники. Поехали отсюда поскорее и покончим с этим делом.
Нас с Селлерсом ждала патрульная машина.
Окли жил в захудалом районе в небольшом коммунальном доме с нарядным фасадом и стойким кухонным духом внутри. У Окли была там однокомнатная квартирка.
Селлерс постучал в дверь.
Секунду спустя откликнулся сонный мужской голос:
– Ну, какого еще черта?
– Сержант Селлерс из полиции. Открывай!
– О господи, да я уже двадцать раз рассказывал вам все, что знаю.
– Тебе сказано: открывай!
– Послушай, сержант, мне сейчас неудобно, чтобы ты ко мне заходил. Спуститесь вниз и посидите в машине. А я оденусь и через две минуты спущусь к вам. – Судя по голосу, Окли уже вполне проснулся.
– Открывай! – приказал Селлерс.
– Я… я не один.
– Открывай, черт тебя побери!
Дверь отворилась.
Окли стоял на пороге со спутанными волосами, в трусах и майке. Смазливая девчонка лежала в постели, натянув простыню до подбородка, испуганная до полусмерти. Не глядя на девчонку, Селлерс вошел и уселся в ногах кровати. Я остановился у туалетного столика.
– Вернемся к событиям ночи четвертого числа, – сказал Селлерс. – Ты возил какую-то девку в мотель в Санта-Монике? Было такое дело?
– Я? – переспросил Окли с видом оскорбленного достоинства.
– Да, ты.
– Не припоминаю ничего такого, сержант, – сказал Окли и взглянул на меня. – А он тут при чем? Небось хочет сбросить с себя всю кучу обвинений и для этого вымазать меня грязью в глазах полиции?
– Вопросы задаю я, – сказал Селлерс. – Возил девку в мотель «Голубые небеса»? Отвечай!
– Надо взглянуть в мой рабочий блокнот, проверить, но, насколько я помню… – заюлил Окли.
– Такие дела запоминаются и без блокнота, – сказал Селлерс. – Ну так как же – возил?
– Ну, я… я бы так сказал: возможно, что и возил.
– Почему об этом мне не рассказал?
– О чем? Какое это отношение имеет к делу, которое ты расследуешь?
– Этого я еще не знаю, – сказал Селлерс. – Но я хочу выяснить все, что ты знаешь о деятельности Жанетты Лэтти и девчонок, которых она использовала.
– Да я все тебе рассказал, сержант!
– Ты не рассказал мне о Паулине Гарсон.
– Паулина? Не знаю никакой Паулины. А, ты имеешь в виду Полли?
– Возможно. О Полли ты мне ничего не рассказывал.
– Да я ее не слишком часто видел. Там много разных девчонок… Они обычно вызывали только меня. Я тебе уже об этом рассказывал, сержант. Жанетта не хотела слишком привлекать внимание к своему дому и к бизнесу, которым она занималась, поэтому она старалась, чтобы всеми ее транспортными делами занимался только один таксист. Она всегда меня вызывала, и, если я был свободен, что же, диспетчерша меня и посылала по вызову. А если я был занят, высылали другого таксиста.
Селлерс покатал свою сигару во рту, взглянул на девчушку в постели и спросил:
– Кто такая?
– Моя подружка, – ответил Окли.
Я выдвинул ящик туалетного столика и немного порылся в его содержимом.
– Как тебя зовут? – спросил Селлерс.
– Долли, – ответила девчушка.
– Тоже у Жанетты Лэтти работала?
Девчонка замялась на миг, но потом утвердительно кивнула.
– Про Долли ты мне тоже не рассказывал, – с укором сказал Селлерс, обращаясь к Окли.
– Долли – моя личная близкая подружка. Я не хотел ее засвечивать в полиции.
– Другими словами, утаивал ее от меня?
– Что касается Долли, то верно – утаивал.
– И Полли ты тоже не упоминал.
– Верно, и Полли тоже. Может, я кого-то и пропустил, но самую малость, а о большинстве я тебе рассказал все, что знаю.
Тем временем я поглубже засунул руку в ящик туалетного столика и вытянул шерстяной женский чулок.
– Это ни о чем тебе не говорит? – спросил я Селлерса и перекинул ему чулок.
Селлерс глядел на него с минуту, начал было уже отрицательно качать головой, и вдруг его внимание приковало к себе характерное переплетение нитей.
– Провалиться мне на месте, если во второй такой же чулок не был засунут камень, которым размозжили голову Жанетте Лэтти!
Герман Окли, как дикий зверь, метнулся к двери.
Фрэнк Селлерс сработал с точностью хорошо смазанной машины. Держа чулок в левой руке, он правой нанес Окли удар в челюсть с такой силой, что таксист распластался на полу.
Селлерс еще раз взглянул на чулок, потом на меня, достал из кармана наручники, перевернул на спину неподвижное тело Германа Окли, замкнул наручники на его запястьях и сказал Долли: