Дурацкие мысли!
Но вот что я действительно должен сделать, сказал я себе, так это сплести вокруг себя некое подобие невидимой электрической сетки, использовав для этого фибры собственной нравственности. За этой сеткой я буду абсолютно неуязвим, тогда как враги, нарываясь на неё, упадут бездыханными.
Я начну с усвоения бесцеремонных манер. Я стану резко разговаривать со всеми женщинами и не буду им улыбаться. Я больше не отступлю ни на шаг, когда какая-нибудь из них приблизится ко мне. Я не сдам позиций и прожгу её взглядом, а если мне покажется, что она сказала что-либо непристойное, я грубо оборву её.
Именно в таком настроении я отправился на следующий же день на теннис у леди Бердуэлл.
Сам я не был большим игроком, но её светлость любезно пригласила меня зайти и присоединиться к гостям в седьмом часу, когда игра закончится. Я полагаю, она подумала, что присутствие священника придаст собранию определённый вес, и, наверное, она надеялась уговорить меня повторить то представление, которое я давал у неё в прошлый раз: я сел за фортепиано и целый час с четвертью, а после ужина ещё четверть часа развлекал гостей подробным описанием эволюции мадригала в разные века.
Я подъехал к воротам на своём велосипеде ровно в шесть часов и прокатил по длинной аллее к дому. Это было на первой неделе июня; по обеим сторонам дороги буйно цвели розовые и пурпурные рододендроновые кусты. Я чувствовал себя на редкость беспечным и неустрашимым. После вчерашнего эксперимента с крысами никто не мог застать меня врасплох. Я точно представлял, чего мне следует ожидать, и был соответствующе вооружён. Вокруг себя я возвёл ограждение.
— А, здравствуйте, викарий, — воскликнула леди Бердуэлл, приближаясь ко мне с протянутыми руками.
Я не отступил и посмотрел ей прямо в глаза.
— Ну как там Бердуэлл? — сказал я. — Всё ещё в городе?
Я сильно сомневаюсь, чтобы кто-нибудь до меня называл лорда Бердуэлла в её присутствии таким манером, не будучи с ним даже знакомым. Это пришибло её на полпути. Она странно посмотрела на меня и не нашлась, что ответить.
— Я, пожалуй, сяду, если не возражаете, — сказал я и прошествовал мимо неё на террасу, где группа из девяти-десяти гостей потягивала напитки, удобно устроившись в плетёных креслах. В основном здесь сидели женщины, обычная компания. Все они были одеты в белые теннисные костюмы, и когда я проходил между ними, моя строгая чёрная одежда сообщала мне, как я рассчитывал, необходимую для такого окружения меру отстранённости.
Дамы приветствовали меня улыбками. Я кинул им и, не улыбнувшись в ответ, опустился в свободное кресло.
— Пожалуй, я закончу свою историю в другой раз, — сказала мисс Элфинстоун. — Боюсь, что викарий её не одобрит.
Она хихикнула и игриво взглянула на меня. Я знал, что она ждёт, когда я выдам свой обычный нервный смешок и произнесу свою обычную фразу о том, какие широкие у меня взгляды, но ничего подобного я не сделал. Я просто поднял один уголок верхней губы с видом лёгкой презрительности (который отрепетировал утром перед зеркалом) и затем произнёс громко и отчётливо: Men sana in corpore sano.
— Что это значит? — воскликнула она. — Повторите, викарий.
— В здоровом теле здоровый дух, — ответил я. — Это такой фамильный девиз.
Довольно долго после этого длилась неловкая тишина. Я видел, как они переглядываются друг с другом, хмурятся и встряхивают головами.
— У викария хандра, — заявила мисс Фостер, та самая, что разводила кошек. — Я думаю, ему следует выпить.
— Благодарю, — сказал я, — но я вообще не пью. Вы ведь знаете.
— Тогда прошу вас, позвольте мне принести вам стакан прекрасного освежающего крюшона!
Последняя фраза тихо, но весьма неожиданно прозвучала где-то сзади, справа от меня, и в голосе говорившего был оттенок такой искренней заботы, что я оглянулся. Я увидел женщину редкой красоты. До этого я встречал её лишь однажды, около месяца назад.
Её звали мисс Роуч, и я вспомнил, что тогда она поразила меня своей очевидной непричастностью к всеобщей суете. Особенно меня впечатлили её мягкие, сдержанные манеры; и тот факт, что в её присутствии я не чувствовал неловкости, ясно свидетельствовал о том, что это была не такая женщина, которая станет на меня посягать.
— Я уверена, что вы устали, проколесив такое расстояние, — сказала она.
Я всем корпусом повернулся в кресле и внимательно посмотрел на неё. Без сомнения, она была замечательной особой — необычайно мускулистая для женщины, широкоплечая, с сильными руками и огромными выпирающими икрами на обеих ногах.
— Большое спасибо, мисс Роуч, — сказал я, — но я ни в каком виде не употребляю алкоголя. Может быть, стаканчик лимонада…
— Крюшон сделан исключительно из фруктов, падре.
Падре! За одно только это слово я мог полюбить человека. Есть в этом слове что-то по-военному мужественное, наводящее на мысли о строгой дисциплине и офицерской выправке.
— Крюшон? — сказала мисс Элфинстоун. — Безобидный напиток.
— Дорогой мой, это витамин С и ничего более, — поддержала её мисс Фостер.
— И намного полезней лимонадной шипучки, — сказала леди Бердуэлл. Углекислый газ плохо влияет на желудок.
— Ну так я принесу, — сказала мисс Роуч, мило мне улыбнувшись. Это была добрая открытая улыбка, в ней не чувствовалось ни грамма хитрости или вероломства.
Она поднялась и направилась к десертному столу.
Я видел, как она нарезала ломтиками апельсин, яблоко, огурец, добавила несколько виноградин и смешала всё это в стакане. Затем она влила в стакан порядочное количество жидкости из бутылки, этикетку на которой я не мог прочитать без очков, но мне привиделся какой-то «Джим» или «Тим», или «Пим», или что-то подобное.
— Надеюсь, там ещё осталось что-нибудь? — выкрикнула леди Бердуэлл. Мои ненасытные дети ужасно его любят.
— Много ещё, — ответила мисс Роуч, поднесла мне напиток и поставила его на стол.
Даже не пробуя, я мог легко понять, почему дети его обожают. Сама жидкость была тёмной, коричневато-красного цвета, в ней, среди ледяных кубиков, плавали ломтики фруктов, а сверху всего мисс Роуч положила веточку мяты. Я догадался, что мяту она добавила специально для меня, чтобы несколько приглушить сладость и придать оттенок взрослости этой смеси, которая безусловно предназначалась только для детей.
— Наверное, слишком сладко для нас, падре?
— Нет, очень вкусно, — сказал я, пригубив напиток. — Просто изумительно.
Мне не хотелось проглатывать его одним махом, после всех трудов, которые приложила мисс Роуч, но он был так освежающ, что я не мог удержаться.
— Прошу вас, сделайте мне ещё!
Мне понравилось, что она подождала, пока я поставлю стакан на стол, а не попыталась вытащить его из моих пальцев.
— На вашем месте я бы не стала есть мяту, — сказала мне Элфинстоун.
— Пожалуй, я принесу из дому ещё одну бутылку, — заявила леди Бердуэлл. — Вам она понадобится, Милдред.
— Сделайте милость, — ответила мисс Роуч, — Я сама выпиваю это литрами, — продолжала она, обращаясь ко мне. — И думаю, вы не скажете, будто я страдаю от истощения.
— Конечно, нет, — с жаром ответил я. Я снова наблюдал за ней, пока она приготовляла для меня новую порцию, и отметил движение мышц под кожей, когда она подняла бутылку. Шея у неё, если смотреть сзади, тоже была необыкновенно красива — не тощая и жилистая, как у большинства так называемых современных красавиц, а плотная, сильная, с небольшими складками по обеим сторонам рельефной мускулатуры.
Возраст такой женщины трудно угадать, но я сомневался, чтобы ей было больше сорока восьми или девяти.
Я только допивал второй стакан крюшона, как вдруг стал испытывать невероятнейшие ощущения. Мне казалось, что я выплываю из кресла вверх, и сотни тёплых волн окатывают меня снизу, поднимая выше и выше. Я чувствовал себя поплавком, пузырьком воздуха, и всё вокруг как будто подпрыгивало вверх-вниз и покачивалось туда-сюда. Это было очень приятно, и меня охватило почти непреодолимое желание разразиться песней.
— Вам хорошо? — голос мисс Роуч прозвучал где-то далеко-далеко, и когда я обернулся к ней, я был поражён, как близко она была на самом деле. Она тоже подпрыгивала вверх-вниз.
— Потрясающе, — ответил я. — Я чувствую себя совершенно потрясающе.
Её лицо было большим и розовым, и так близко, что я мог разглядеть светлый пушок, покрывавший её щёки, и то, как солнце выхватывает каждый крохотный волосок и заставляет его сверкать, как золото. Внезапно я почувствовал желание протянуть руку и провести по этим щекам. Честно говоря, я не стал бы возражать, если бы она попыталась сделать то же самое со мною.
— Послушайте, — сказала она тихо. — Как вы смотрите на то, чтобы погулять со мной в саду и полюбоваться люпином?
— Отлично, — ответил я. — С удовольствием. С вами — хоть на край света.
Рядом с крокетным полем в саду леди Бердуэлл стоит маленький летний домик в георгианском стиле, и не успел я что-либо сообразить, как обнаружил себя внутри него, сидящим на некоем подобии шезлонга, а у себя под боком мисс Роуч. Я продолжал подпрыгивать вверх-вниз, и она тоже, а так же, в сущности, и домик, но я чувствовал себя великолепно. Я спросил мисс Роуч, не хочет ли она послушать песню.
— Не сейчас, — сказала она, обхватывая меня своими руками и сжимая мне грудь так сильно, что стало больно.
— Не надо, — сказал я, подавшись.
— Вот так-то лучше, — продолжала она. — Так намного лучше, правда?
Попробовала бы мисс Роуч или любая другая женщина сотворить со мной такое час назад, я даже не знаю, что было бы. Скорее всего я потерял бы сознание. А может, даже и умер. И вот теперь я, всё тот же я, с подлинным наслаждением принимал разгул этих немыслимых рук на своём теле! И к тому же, что самое удивительное, я начинал чувствовать потребность в ответном действии.
Я взял мочку её левого уха между большим и указательным пальцами и игриво потянул.
— Экий шалун, — сказала она.