Род понаблюдал еще с минуту. Уже можно было снять наручники, отвязать камень, забрать камеру и уплыть восвояси. Однако это не входило в план подполковника — труп могло унести подводное течение, а Петр хорошо усвоил на уроках по криминалистике, что смерть человека определяет только его наличное мертвое тело. Пока тела нет — человек жив!
Род заложил акваланг в нишу, выбрался на пляж и поднялся на крышу. Часы показывали без двадцати пяти минут шесть. Чтобы уже никто и никогда не смог, используя новейшие достижения медицины, воскресить бывшего майора, необходимы были еще пятнадцать минут его пребывания на дне.
В этот день — предчувствуя что-то неладное? — Хенриэтта не дослушала до конца передачу из Мюнхена. Она появилась на пляже без десяти шесть и тут же забеспокоилась. Ее любимого не было видно в море, а шлепанцы лежали на берегу, и полотенце, висевшее на крючке столба от тента, было не тронуто.
Все, что могло — и должно было — произойти следом, Мишель предвидел. Он прихватил баллончик со сжатым воздухом и торопливо зашагал к пляжу. Уже надо было спешить. Через полчаса, не позднее, солнце опустится за гору и сразу, без сумерек, как во всех южных широтах, наступит ночь.
Род у подводной ниши, надел акваланг, подплыл к бездыханному Расплетину, вставил ключ в наручники, снял их, взял первый попавшийся под руку острый камушек и затер кровоподтеки и ссадины над лодыжкой.
Затем разрезал веревку, освободил камеру, свернул ее, обмотал поводком, положил на дно, извлек из-под пояса баллончик и тут услышал шум винта моторной лодки. «Спокойно. Помнишь «слон» в Академии учил: «Убивая противника, улыбайся — только это спасет тебя от истерики». Вот я и улыбаюсь, а лодка сейчас уйдет».
Серко задержал дыхание, чтобы с моторки не заметили всплывающих наверх пузырей, и через минуту шум удалился. Тогда Петр попытался вставить носик баллончика в рот утопленнику. Это удалось с огромным трудом. Через несколько секунд живот Слоуна стал набухать, а тело подниматься вверх. Когда оно достигло поверхности, Серко выдернул носик из его рта, взял сверток и поплыл к своему пляжику. У самого берега лежал мешок, прижатый ко дну голышами. Сунув в него сверток и другие принадлежности подводного пловца, взяв акваланг в руки, прошел к «форду», уложил в багажник акваланг и все остальное и поднялся на крышу. На пляже виллы «Мария» суетился народ, вдоль берега уже шныряли патрульные катера. Со стороны военной базы послышался шум приближавшегося вертолета. Солнце заходило за гору. «Сейчас труп будет обнаружен, а мне медлить нельзя». Мишель посмотрел на часы и подумал, что через час жена привратника принесет ему ужин, и ему следует быть дома.
Быстро одевшись, Мишель Род выехал в город. Он заранее выяснил, где находится городская свалка, и потому хорошо знал дорогу.
На свалке кроме собак, искавших объедки, никого не было. Бросив оба акваланга, из которых он предварительно выпустил воздух, и все остальное в груду мусора, Род брызнул на нее из зажигательного баллончика, и тут же вспыхнул костер.
Дома, выпив коньяку и перекусив, Род отправился в ночной клуб «Аку-Тики». А в это время в городском морге дежурили старый опытный врач и первогодок. Они играли в шахматы, когда полиция доставила утопленника. Профессионал в своем деле отработанными движениями распластал тело мистера Слоуна и без труда определил наступление смерти в результате прекращения дыхания, при наличии в легких огромного количества морской воды, а в кишечнике — остатков алкоголя. Быстро отстукав на пишущей машинке акт патологоанатомической экспертизы, старик собирался было нацарапать под ним свою, как у всех врачей, никому непонятную подпись, когда первогодок заметил, что, по материалам полиции, утопленник мог находиться под водой чуть более часа. А почему он оказался на плаву?
Пожилой врач, мысли которого уже обратились к шахматной доске, снял очки и тихо произнес:
— Зачем нам с тобой, коллега, усложнять жизнь полиции и родственников? Бедняге все равно не поможешь.
На следующий день, еще до завтрака, Мишель разыскал Чучо и с грустью на лице сообщил, что пять минут назад ему сообщили из посольства Швейцарии, что его брат в Берне попал в автокатастрофу. Род вручил для передачи сеньору Гомесу оговоренную сумму денег, хорошо отблагодарил Чучо и его жену за внимание, оставил заранее отпечатанный бланк с адресом в Швейцарии. Мишель помнил адрес дома в Берне, где жил в свое время как немец, когда, в 1956 году, осваивал агентурную обстановку своей новой родины.
Попрощавшись, Род поехал к отелю «Гамаки». Там, в газетном киоске он купил по три экземпляра газет «Аси» и «Диарио-де-Акапулько». В той и другой, как он и ожидал, на странице происшествий и уголовной хроники была информация о гибели американского гражданина мистера Слоуна, подтвержденная снимками.
Войдя в вестибюль отеля, Род попросил портье дать ему самый вместительный конверт со штемпелем отеля, вложил в него по экземпляру газет, заклеил и надпи сал: «Срочно! Сеньору Степанову».
Когда «форд» Рода въехал в город Чильпансинго, столицу штата, Мишель у первого же киоска купил «Голос Герреро», где тоже сообщалось о несчастном случае, «имевшем место с мистером Слоуном из-за его легкомысленного, несмотря на предупреждение полиции, плавания далеко от берега». А в это самое время прислуга виллы «Мария», обеспокоенная тем, что жена погибшего долго не просыпается, обнаружила на ночном столике записку на немецком языке и не смогла разбудить сеньору Шлютер. Примчавшиеся полицейские и карета «скорой помощи» увезли Хенриэтту в больницу, где врачи, зная какие снотворные таблетки она приняла, сумели спасти ей жизнь. В тот же день по Акапулько пополз слух и из уст в уста передавался текст записки: «Немка любит лишь один раз в жизни. Его нет, и мне незачем жить!»
В понедельник Род ужинал с Пятым в небольшом, «их» ресторанчике, и Мишель все подробно доложил. О самом факте «Аквариум» уже знал.
Пятый похвалил за инициативу, сказал, что от себя составит донесение в «Аквариум», и попросил подготовить как можно быстрее подробный отчет, с тем чтобы, вместе с газетами передать его через тайник в резидентуру, которая все и отправит диппочтой в Москву.
Во вторник Мишель принял радиограмму, в которой его поздравляли с успешным выполнением задания и награждением орденом.
Глава VIТРИ ВЕЧНЫХ ПОКОЯ
На пути из Акапулько в Мехико Род снова вспомнил Академию. Шли занятия на лесной даче со «слоном», развивавшим в слушателях сообразительность, оттачивавшим сметливость. Педагог спросил:
— «Безумству храбрых поем мы песню! Безумство храбрых — вот мудрость жизни!» — прекрасные слова Горького из «Песни о Соколе». Что здесь противопоказано тебе, разведчику?
— Безумство.
— Верно! Чем ты его заменишь?
— Знанием, верным расчетом, хладнокровием, служением долгу!
— Отлично, Серко. Иди играть в волейбол.
«А действие, поступок, мною совершенный, — что это? — подумалось Мишелю. — Каков русский язык! Словарь Ожегова объясняет безумство как безрассудство, полную утрату разумности в действиях. А ведь сколько разума вложено мной!»
Вспомнился и особый центр подготовки под Тулой, где он провел три летних месяца. Его придумали и организовали изощренные в разведке умы. И робость перед сумасшедшей ездой на автомобиле, и боязнь хождения по черепичным крышам, по бревну на высоте двухэтажного дома, и отвращение перед кровью, и страх перед змеей, сторожевой собакой, топким болотом оставили его навсегда. Петра увлекали занятия в том центре до тех пор, пока не наступило время обучения всевозможным способам лишения жизни себе подобных. Он сдал экзамен только на 4, но мастерство убивать спокойно, холодной рукой, как видно, освоил.
Он вел свой лимузин со скоростью 130 километров в час. Не следовало, конечно, так жать на газ, но Петр Серко все никак не мог прийти в себя после своей операции по устранению «объекта». Быстрая езда помогла забыться, но, с другой стороны, таила и опасность. Он осознал это, когда шедший навстречу огромный грузовик, перевозящий продукцию фирмы «Кока-кола», чуть было не царапнул его «форд». Род-Серко спохватился и усилием воли остановил себя, но не машину, которая, уже на прямом отрезке шоссе, летела вперед со скоростью 100 миль. Скорость все-таки отрезвляет.
Все остальные дни января он жил с ощущением, что Пятый, хоть и похвалил и дал в телеграмме в «Аквариум» высшую аттестацию его инициативе, находчивости разведчика, в душе был чем-то смущен. В его отношении Петру почудилась незнакомая ему прежде сухость.
Однако дни побежали за днями, в заботах и хлопотах нелегкой работы, с рождением второй дочери Ирины и приходом депеши «Аквариума», вдруг потребовавшего собрать как можно более полную информацию «об отрицательном воздействии на левые круги страны решений XX и XXII съездов КПСС». За всем этим переживания личного порядка отодвинулись на задний план.
В сборе информации по съездам огромную помощь оказал тесть. Ортега сводил Мишеля с такими левыми деятелями, как политики Ломбардо Толедано, Нарсисо Бассольс, Энрике Рамирес, художники Хавьер Герреро, Давид Альфаро Сикейрос, ученые Луис Чавес Ороско, Граеф Фернандес, поэты Эфраин Уэрта и Ренато Ледук…
Из собранного материала напрашивался вывод, что левому движению Мексики решения этих съездов нанесли ощутимый урон. Когда Род показал объемистое донесение, подготовленное для вложения в таиник резидентуры в запечатанном пакете, Пятый предложил убрать абзац с выводом, так как «Аквариум» заключения нелегальной резидентуры не запрашивал.
Ирина родилась спокойной, здоровой девочкой, и Глория заново переживала радость счастливого материнства. Но когда они отметили три месяца со дня рождения дочурки, произошло событие, которое привело Глорию к душевному потрясению.
В один из вечеров, когда обе девочки уже спали, а Мишель и Глория, поужинав, смотрели телевизор, раздался удар чего-то металлического о стекло окна гостиной. Мишель увидел пряжку от пояса, вышел на террасу и обомлел. С крыши спускались рука и голова Гонсалеса. Прежде всего Мишель изумился, что Девятый знал, где живет Род. Впоследствии выяснилось, что Гонсалес, после одной из встреч, увязался следом за Тридцать седьглым, что делать ему было категорически запрещено, и установил адрес.