Хозяйка оценила пытливый взгляд гостя:
— Прошу, чувствуйте себя как дома. Бабочки, по-моему, самые прелестные существа в мире. Но строгий Аллах отпустил только один день. Или одну ночь… Оставлю вас на минуту.
Она вернулась очень быстро. На этот раз Анхелика была затянута в строгое японское кимоно, которое удивительно сочеталось со смуглым лицом, нежно-оливковой бархатной кожей. «Удивительная женщина, — подумал Мишель. — Все при ней: красота, обаяние, умение одеваться, без сомнения, деньги. Не ясно, как у нее с мужем… Впрочем, какая мне разница!»
Неожиданно в холле появился мужчина. По всей видимости, спустившийся с верхнего этажа. Неопределенного возраста, он как-то стеснительно протянул руку, чтобы поздороваться. Одет был весьма странно: белые шевровые туфли, белые в обтяжку джинсы фирмы «Босс» и белая шелковая майка. Тело мужчины казалось слепленным из эластичных, то и дело игравших мускулов. Видно было также, что этот странный человек обладал сосредоточенным, быстрым умом. Как выяснилось, это был брат хозяйки, попутно состоявший ее телохранителем.
— Я знаю, что любит Коко, а что вам налить, Мишель? — спросила хозяйка.
— Виски! И, если можно, двойной. Хочу выпить, как русские моряки.
Брат ничего кроме вишневого ликера не пил и по незаметному знаку сестрицы вскоре удалился. Они выпили. Дальнейшее не заставило себя ждать. Он ловко поднял ее на руки и отнес на мягкий диван. Оба чувствовали себя так раскованно, как будто были любовниками долгое время. Очень скоро Мишель осознал, что сколь бы опытной ни была та шатенка с серыми глазами из «Дома живых кукол», ей, наверное, далеко до «японского кимоно». Анхелика вдруг напомнила ему Амалию. Это было недавно, это было давно. Ночь была столь же яркой, наполненной неистощимой страстью. Но она оказалась именно ночью бабочки…
Проводив Мишеля перед рассветом, Анхелика попросила у него визитную карточку и, получив ее, нежно, но в то же время настойчиво проворковала:
— Прошу тебя, милый, забудь адрес этого дома, как будто ничего не было… Возможно, я тебе как-нибудь позвоню. И дверь захлопнулась.
Захлопнулась дверь и в судьбе полковника Петра Серко. На Старой площади, в просторном кабинете высокого партийного руководства собрались генералы армии Епишев, Ивашутин, другие «компетентные товарищи» и, конечно, генерал Прожогин. Десять дней на всех уровнях «Аквариума» обсуждался «дикий», как его окрестил Епишев, рапорт полковника Серко. Предстояло свести частные мнения в единое, доложить его начальнику Генштаба, вновь испеченному маршалу Огаркову и новому министру обороны Устинову и принимать решение.
Принимали его недолго, ибо разногласий не было. Исполнение возложили на генерала Прожогина.
Нервы Мишеля Рода натягивались с каждым днем все сильнее, как струна на скрипке до самого высокого регистра. К вечеру, когда он изматывал себя до предела, в ушах начинал звучать фальцет, отличавшийся особо мрачной окраской. По времени давно уже пора было получить ответ из «Аквариума» на его рапорт. Он успокаивал себя тем, что случай оказался непростой и в Москве он рассматривался в разных инстанциях.
Ему безумно хотелось увидеть Глорию, прижать к груди дочерей, но… с чем он к ним приедет?
В ожидании решения начальства были и небольшие радости. Передали из США, и он уже подготовил для вложения в тайник резидентуры ценный материал по новым разработкам бортовых вычислительных систем и системы для подводного старта баллистической ракеты. А три недели назад Мишель получил новинку безличной связи: удочки. Кто-то в НИИ его ведомства вспомнил, что вода является лучшим проводником сигналов.
Он уже знал, с кем из агентов начнет опробовать на деле новую технику. Предстояло так же срочно решить вопрос с заместителем Рода. Тот откровенно филонил, ссылаясь на состояние здоровья — оно, видите ли, расстроилось, расшаталось у него по причине того, что город Мехико находится на высоте двух с половиной километров над уровнем моря.
На следующий день после закладки в тайник всех имевшихся у него материалов Род зашифровал сообщение в «Аквариум» о том, что мексиканский подполковник отказывается от сотрудничества с советской военной разведкой, однако заверяет, что, как честный человек, предательства не допустит. В этой же депеше Род доложил соображения по поводу своего заместителя. Передав телеграмму радисту и строго предупредив того, чтобы на сей раз он не опоздал к выходу в эфир, Род ощутил упадок сил.
Вечером еще предстояло проверить места, где выставлялись опознавательные знаки агентами, бывшими у него на личной связи. В ушах протяжно тянул фальцет. Мишель сварил кофе по-турецки и хорошо, что погасил горелку газовой плиты. Он спохватился, что в доме нет сигарет. А курил он теперь особенно часто. Мишель пошел на угол и там купил сразу блок «Деликадос». От киоска до дома было шагов сто пятьдесят. Род не прошел и полсотни метров, как его нагнал полноватой комплекции мужчина в новой спортивной куртке и произнес по-русски:
— Полковник Серко, стой! И не оборачивайся! У меня есть приказ — шаг в сторону, и я стреляю!
Тут же подкатила машина с дипломатическим номером. Задняя дверца ее распахнулась, и Род, увидев лицо сидевшего в машине — широкое, крестьянское, с мешками под глазами — моментально все понял. Это свои. Это ответ на его рапорт.
Он подчинился. Сопротивление было бессмысленным. Что он мог поделать против четырех таких же, как и он сам, профессионалов, да еще вооруженных и исполнявших приказ «Аквариума»?
В машине он оказался между генералом Прожогиным и, очевидно, сотрудником резидентуры. Генерал за последние годы пополнел. Его лицо с широкими скулами и квадратным подбородком оплыло. Он злорадно улыбался, и, когда заговорил, Петр сразу понял, что то была домашняя заготовка.
— Много есть на свете, кроме нашей страны, всяких государств и земель, но одна у человека родная мать, одна у него и родина. Сравнить предателя не с кем и не с чем. Я думаю, что даже тифозную вошь сравнение с предателем оскорбило бы. Максим Горький, твой любимый писатель, был прав. А твой земляк Ярослав Галан разве не говорил перед смертью, что люди, которые отрекаются от своей родины, отрекаются и от своей совести.
Петр молчал. И генерал продолжил свою мысль уже без ссылок на авторитеты.
— Ты влип, полковник! На красивую жизнь потянуло. К жене под крылышко. Нет, брат, из нашей конторы так просто не уходят.
С переднего сидения оперативный работник передал сотруднику резидентуры готовый шприц.
Петр резким движением раздавил окурок о спинку переднего сиденья и, рванув рукав так, что-отлетела пуговица, вытянул обнаженную левую руку.
Перед тем как у него отключилось сознание, в зеркале заднего обзора Серко увидел испуганные, полные тоски глаза шофера, чем-то очень напомнившие глаза егеря в деревне Дегтярная.
В ту же ночь, отобрав ключи у полковника Серко, генерал Прожогин и тот, кто готовил шприц, побывали в доме, где жил Мишель Род, и увезли с собой все, что имело отношение к работе его резидентуры.
Маццини прилетел в Мехико три дня спустя после ареста Петра Серко. Он окончил Академию и находился в отпуске, когда началась эта операция по срочной эвакуации в СССР руководителя нелегальной резидентуры ГРУ в Мексике. У Маццини был приказ принять на себя, в качестве заместителя резидента, все хозяйство: ателье, финансы, автомобиль и всю оперативную технику. Нынешний «зам» отзывался на родину.
Только врожденные способности сибиряка Федора Степанова помогали ему держать себя в руках. Ведь теперь он стал майором, кадровым офицером ГРУ-«Аквариу-ма». А, это обязывало быть послушной рыбкой.
Петр Серко содержался на конспиративной квартире резидентуры, а прибывший с генералом мастер своего дела сидел в посольстве и выправлял полковнику фальшивый документ: дипломатический паспорт гражданина СССР, прибывшего из США через Лоредо, со всеми визами и штампами. Как только прилетел Маццини, начались опасные, но необходимые действия.
Полковника путем инъекций, введения в вены психотропных средств, производящих на человеческий организм особое воздействие, превратили в куклу. Он мог передвигаться как нормальный человек, слышал, понимал, что ему говорят, безропотно выполнял все приказы, однако сам как будто отсутствовал. Мозг его не фиксировал происходившего вокруг, оно не закладывалось в память, не вызывало никаких реакций, тем более протеста.
При участии агента резидентуры, мексиканского адвоката Попока Армаса за трое суток все имущество Мишеля Рода было приобретено итальянским ювелиром Маццини, который, будучи в Европе, удачно там заработал и теперь имел наличные деньги. Он, также по случаю, купил еще одно фотоателье, которое, возможно, он перепродаст. Новому резиденту нелегальной резидентуры.
Все шло без проблем, если не считать попытки заместителя Рода свалить свою вину за бездеятельность на шефа резидентуры. Разговор Прожогина состоялся в присутствии Маццини, и тот не выдержал:
— Что ты на него льешь? Сам отвечай! Я-то все знаю. И обязан доложить как было!
— Однако тебя, Федор, последние годы здесь не было, — заметил генерал.
— Видна птица по полету, а осел по ушам, товарищ генерал. Я не успел приехать, еще в первый раз, как подполковник взялся меня настраивать — грязь лить на шефа. Потому как сам не умел работать.
— Значит, защищаешь полковника? — возмутился Прожогин.
— Что касается работы, знаний — такого, больше не встречал! А рапорт — другое дело, — честно заявил Маццини.
— Так, так! — Прожогин повел скулами. — Тебе виднее…
Провожали двух дипломатов, Прожогина под чужой фамилией и первого секретаря посольства в США Ефимова, советника посольства и консула. Последний оформил выезд сам, а пассажиров подвезли прямо к трапу самолета «Аэрофлота», который только-только открыл свою линию Москва — Мехико — Москва.
Ефимову, который ничего не понимал, что происходило вокруг, от постоянных уколов и с виду казался больным, советник посольства помог подняться по трапу и усадил в кресло салона первого класса. А шеф резидентуры был уже там и покинул борт самолета, лишь когда рабочие уже собирались откатывать трап.