– Может, волосы к лету подстричь? Как считаете, девочки?
Маша явно решила более не обсуждать неприятную тему.
Придя домой, Галя позвонила Маше и спросила:
– Думаешь, это правда, про смерть, которая ждет Птицыну? Может, нам ей позвонить и все рассказать? Пусть из джинсов тряпку вытащит!
– Только опозоришь нас, – испугалась Лаптева. – Птицына знаешь какой вой поднимет! Вся школа смеяться над Лолой будет, молчи лучше.
– Вдруг Танька помрет! – не успокаивалась Галя.
– Чушь собачья, – взвилась Маша, – бабка просто мошенница, она Лолку вокруг пальца обвела, небось живет за счет таких дур. Наврет с три короба, денежки захапает и ручонки потирает. Ничего не случится, Танька здорова, как корова.
Ну а потом Птицына заболела. Никто вначале не беспокоился, в школе бушевала корь, на занятия из всего класса ходило несколько человек. «Мушкетерки» тоже подцепили заразу, а когда, выздоровев, явились на занятия, их огорошили новостью: у Птицыной лейкоз, она умирает, помочь девочке ничем нельзя, какая-то особая, ураганная форма заболевания.
С Усовой случилась истерика.
– Мы должны немедленно ехать в клинику, – кричала она подружкам, – пусть из джинсов эту тряпку вынут.
Лола, услыхав ее вопль, поджала губы, а Лаптева обняла Галю.
– Успокойся, мы тут ни при чем.
– Как же так! А заговор на смерть!
– Ерунда!
– Ничего себе «ерунда»! Танька загибается, – трясла головой Галя.
Лолита внезапно выскользнула за дверь, а Лаптева стала утешать подругу:
– Ну-ка, включи мозги! Тряпка когда действует?
– Не знаю, – прошептала Усова.
– Только если Танька в джинсах ходит, – объяснила Маша.
– Она их все время таскает.
– Не в больнице же, – резонно возразила Лаптева, – кого ж в клинике в верхней одежде оставят! Ночнушка на ней небось. А раз брюки дома, то и никакого воздействия нет, усекла?
– Ага, – дрожащим голосом ответила Галя.
Усовой было страшно до слез, она испытывала огромное чувство вины перед Таней, которое после смерти Птицыной стало просто невыносимым, а уж когда Игорь покончил с собой, то Галя поняла, что более хранить тайну не может. Вот почему она и прибежала к Матильде Львовне.
Классная руководительница стала утешать ученицу, мол, колдовства не бывает, ведьм не существует, всякие заговоры чушь. То, что случилось, ужасное несчастье, горе, но оно не имеет никакого отношения к глупости, которую придумала Лола.
– Может, мне в милицию обратиться? – стонала Галя.
– Ни в коем случае, – решительно отрезала Матильда, – и не вздумайте ходить с покаянием к родителям Птицыной, они сейчас не в том состоянии, чтобы выслушивать этот бред. Мой тебе совет, кстати, передай его и остальным: никогда больше не вспоминайте эту в высшей степени глупую историю и в дальнейшем не предпринимайте ничего подобного.
Слегка успокоенная Усова утерла слезы и ушла. Матильда легла в кровать, но уснуть ей так и не удалось. До утра она провертелась в постели, без конца переворачивая подушку. Сердце учительницы болело от жалости. Матильда Львовна с горечью думала о бедной Танечке Птицыной, несчастном Игоре, о глупышках Лоле, Маше, Гале и Римме, о том, как сложится дальнейшая судьба детей, не нанесла ли эта неприятная история травму их психике. Много тяжелых дум вертелось в голове у Матильды. Успокоилась она только на рассвете.
– Ничего, сейчас они придут в себя, и жизнь потечет по-прежнему, – вздохнула Матильда и провалилась в сон.
Но, увы, она ошиблась. Все только начиналось.
Спустя некоторое время по школе пополз пущенный невесть кем слушок: «мушкетерки» навели на Птицыну порчу, сжили ее со свету, чтобы Игорь достался Лоле. Новость принялись живо обсуждать все старшеклассники. Слава богу, хоть мелких не коснулись разборки, и Надя с Ирой, младшие сестры Победоносцевой с Кисовой, спокойно учились дальше. А в старших классах горели страсти, достойные пера самого Шекспира.
Сначала дети только перешептывались. Потом к Усовой подошла Оля Белкина и напрямую спросила:
– Правда, что про вас говорят?
– Нет, – в ужасе воскликнула Галя, – ничего не было, это враки! Мы никаких тряпок в джинсы Тане не зашивали.
Белкина изогнула выщипанную бровь.
– Интересненько, что за тряпки? Тут кто про землю с могилы толкует, кто про булавки заговоренные, а ну, рассказывай, в чем дело.
Бедная Усова, сообразив, что сморозила глупость, попыталась удрать, но ее обступили школьники, с криками требовавшие правды. Галя заплакала, в дело вмешалась Матильда. Она заявила:
– Колдовства не бывает, прекратите безобразие.
Но дети не послушались ни ее, ни остальных педагогов, уроки были сорваны, а Усову учителя еле отбили у разъяренных подростков.
– Пусть больше в школу не является, – орали учащиеся вслед преподавателям, тащившим почти потерявшую сознание Галю в медпункт.
– Мы им всем бойкот объявим, – кричали девочки.
– Ишь, королевы, – злились мальчики.
Буквально за один час всеобщее обожание «мушкетерок» превратилось во всепоглощающую ненависть, страшную и тупо жестокую.
Вечером к Матильде Львовне прибежали разъяренные родители Усовой. Они чуть ли не с кулаками накинулись на классную руководительницу.
– Негодяйка, – орала мать, – девочка с вами поделилась, рассказала о глупом поступке, а вы?
– Разнесли сплетню по всей школе, – подхватил отец, – выставили Галю убийцей!
– Я никому ничего не говорила, – отбивалась Матильда.
– Дрянь, – топала ногами мать Усовой, – еще и лжет, откуда все тогда об этом дурацком колдовстве узнали?
– Галя сама детям проговорилась, – попыталась объяснить Матильда.
– Ага! – потерял самообладание отец Галины. – Только когда? Вся школа уже кипела. Кроме тебя, разболтать было некому! Падла! В порошок сотру, до министра образования дойду, ни перед чем не остановлюсь. Таких поганой метлой вон из школы гнать надо.
Что было дальше, Матильда не помнит. С ней случился сердечный приступ, и она без чувств упала на пол. Присмиревшие, испуганные родители Усовой вызвали «Скорую помощь» и отвезли учительницу в больницу.
Матильда долго лечилась, потом уехала в санаторий. На работу она вернулась лишь к новому учебному году. Вошла в свой класс, увидела несколько новых лиц, удивилась, а когда сделала перекличку и, не сумев скрыть еще большего изумления, воскликнула:
– А где Кисова, Лаптева, Усова и Победоносцева? Их нет в списках! – повисла тишина, потом Света Ланская торжествующе сообщила:
– Они ушли.
– Куда? – растерялась Матильда.
– Не знаем, – хором ответили дети.
– Переругались они между собой, – еле скрывая радость, продолжала Ланская, – Лолита и Маша с Галей не разговаривали, а она с ними даже не здоровалась. Вот они какие на самом деле оказались! Мушкетерки!
Школьники оживленно загудели, Матильде Львовне стоило огромного труда успокоить их.
Больше она с королевами не встречалась. Иногда, впрочем, до классной руководительницы долетали обрывки сведений о ее любимых ученицах. Кисова уехала учиться в Лондон. Ее родители вроде помогли Римме Победоносцевой поступить в вуз, и наивная глупышка вскоре стала изучать иностранные языки. У Маши Лаптевой умерли родители, и девушка осталась одна. Кажется, сиротой стала и Кисова. О Победоносцевой вообще не было ни слуху ни духу. Ее сестра, впрочем, как и Ира Кисова, благополучно посещала школу. Но расспрашивать девочек Матильда не решалась. Если честно, ей хотелось поскорей забыть неприятную историю, вычеркнуть ее из памяти.
Одноклассники «мушкетерок» благополучно выпорхнули из стен школы во взрослую жизнь. О Тане Птицыной, Игоре Попове и волшебной тряпке судачить стало некому. Через два года произошедшая трагедия окончательно подернулась дымкой забвения. Иногда Матильда задавала себе вопрос: «А было ли все в действительности? Может, ей просто кошмар приснился?»
Глава 31
– Неприятная история, – кивнул я, когда Матильда Львовна замолкла. – Дети порой способны на невероятную глупость.
– И жестокость, – печально подхватила директриса. – Отчего-то считается, что школьники наивны и ребячливы. Думают только об уроках, конфетах и кино. На самом же деле в детском коллективе случается подчас такое!
– Нет ли у вас телефона Галины Усовой? – спросил я у Матильды Львовны.
Директриса вздохнула:
– Раньше был, естественно. Могу вечером в старых записных книжках порыться и поискать.
– Адреса ее, конечно, тоже не помните, – безнадежно констатировал я.
Матильда Львовна встала и подошла к окну.
– Видите тот дом?
– Серый, с длинными колоннами?
– Да. Галя жила в нем, на самом последнем этаже.
– В каком подъезде?
– Он там один, – ответила директриса, – квартира Усовой в мансарде, Галя еще все время на духоту жаловалась, постоянно повторяла: «Ну почему мы не поменяемся, летом дышать нечем, а зимой холодрыга». Не знаю, осталась ли она на прежнем месте, думаю, что нет. Я иногда бывших своих учеников встречаю, многие ведь в наших переулках живут, а с Усовой ни разу не столкнулась. Хотя, может, это и к лучшему. Как вы полагаете?
Я кивнул, с нетерпением ожидая момента, когда смогу пойти к Усовой.
Задыхаясь, я преодолел огромные лестничные пролеты и оказался перед двустворчатой дверью, явно охранявшей вход в квартиру с момента постройки здания. У хозяев хватило ума не менять старинные створки на более надежный, но уродливый современный вариант из стали.
Не успел я нажать на звонок, как раздался легкий скрип и на пороге появился мужчина лет пятидесяти. Из одежды на нем были только темно-синие трусы.
– Чего надо? – сердито поинтересовался он и потер рукой затылок. – Ты, ваще, кто?
– Иван Павлович Подушкин, – представился я, – ищу Галину Усову.
Мужик хмыкнул:
– Во, блин, заколебали прям! Подавай им Усову, хоть расшибись! Сказано было – переехала она.
– Я пришел к вам впервые.
– Да? – прищурился дядька. – Знач