Чтобы лучше уяснить существо затронутой проблемы и разобраться в поднятых вопросах, обратимся к следующей таблице:
Условные обозначения:
х – основной объект промысла;
+ – второстепенный объект промысла;
– случайный объект промысла;
, – присутствует (точнее не обозначен).
Состав таблицы не совсем однороден, поскольку в нее включены материалы не только X–XIII вв., но и находки из нижних слоев Пскова, Камно и Ладоги, а также из верхних горизонтов Новгорода и Гродно. Относительно первых трех памятников выше приходилось отмечать, что имеющиеся по ним данные в целом не меняют общей картины рыболовства в VII – Х вв. Избыточные материалы по Новгороду и Гродно в основном датируются XIV в. и лишь усиливают главные выводы.
Какими же особенностями, отраженными в таблице, характеризуется древнерусский рыбный промысел указанного времени? Прежде всего, появились поселения, в уловах которых присутствует около 20 видов рыб. Это Новгород, Псков, Донец, Старая Рязань, Камно и отчасти Ладога, т. е. большие города с развитой экономикой и их пригороды. Некоторое исключение составляет Донец, не входивший в число важнейших центров Киевской Руси. Но здесь по не совсем ясным причинам (может быть, в результате многолетних и тщательных сборов палеоихтиологических находок?) уровень развития рыболовства выглядит высоким. Для сравнения достаточно вспомнить, что в предыдущий период только в уловах двух памятников (городище Титчиха и селище на окраине Полтавы) представлено по 12 видов рыб. Но это как раз те поселения, верхний хронологический рубеж которых приходится на конец Х, если не на первую половину XI в.
Иными словами, высказанное предварительно соображение об успешном развитии рыболовства в древнерусское время вполне подтверждается конкретными фактами. Причем процесс этот охватывает в первую очередь крупные городские центры, и не случайно. Думается, перед нами еще одно свидетельство быстрого роста общественного разделения труда в русских городах, когда вслед за ремесленниками по металлу, серебряниками, гончарами, костерезами появляются специалисты, поставлявшие продукты питания: мясники, огородники, рыболовы, калачники и т. д.
Рассмотрим подробнее видовой состав промысловых рыб. Если на поселениях роменско-боршевского типа везде превалировала щука, иногда сочетаясь с судаком, окунем или сомом, то теперь пресноводная хищница утратила свое исключительное положение. На первое место чаще выходит лещ, ему сопутствуют синец, плотва, возрастает процент сазана. Доля карповых в некоторых случаях увеличилась (например, в Пскове и Камно) до 40,72–73,14 %[254], а на Донецком городище – до 54,5 %[255]. Вновь тезис о сетевых снастях, ставших в Древней Руси основными орудиями промысла, аргументируется не только археологическими вещевыми материалами, но и палеоихтиологическими находками. Помимо карповых в ряде случаев (Ладога, Воинь, Ст. Рязань) большой вес в уловах приобретают осетровые или лососевые (Ладога). Много добывается судака (Новгород, Ладога, Гродно, Трубчевское городище, Донец). Иногда важное место в промысле занимает сом (Гродно, Воинь, Донец) или линь (Шестовицы). Все эти особенности отчасти объясняются местными условиями, характером и ихтиофауной ближайших водоемов.
Общей чертой является всё-таки постоянное присутствие щуки (в тех или иных количествах), нередко вместе с сомом и крупными осетровыми, что указывает на известное развитие крючных и колющих орудий лова, т. е. индивидуального промысла.
Подсчеты возрастных категорий рыб, преобладавших в тех или иных уловах, произведенные специалистами, согласно показали, что вылавливались преимущественно рыбы старших возрастов и темп их роста по сравнению с рыбами в современных уловах был замедленным. Это обстоятельство свидетельствует о еще недостаточной интенсификации промысла, когда местное рыбье стадо им мало нарушено. В противном случае (например, в наши дни) лов базируется на младших возрастных группах, т. к. в результате активной добычи рыбы не успевают состариться. Зато темп их роста увеличивается, т. к. кормовая база с сокращением численности промысловых рыб у оставшихся особей значительно улучшается.
Правда, следует заметить, что не в меньшей степени (если не в большей!) на численность и видовой состав рыб того или иного водоема оказывают влияние такие факторы, как вырубка лесов и лесосплав, сброс промышленных вод, интенсивное судоходство, строительство гидросооружений. В древнерусскую эпоху с ними практически можно не считаться, а значит, определяя характер промысла, надо внести соответствующую поправку.
Всё-таки определенные указания на рост интенсивности рыбного промысла палеоихтиологические находки дают. Возьмем, к примеру, Ладогу и Новгород. Оба города расположены в сходных географических условиях в системе одних водоемов (Ильмень – Волхов – Ладожское озеро). Большинство ладожских материалов датируются IX–X вв., а новгородских – Х – первой половиной XII в. И там, и там, в числе главных промысловых рыб были судак и лещ. Сравнивая возрастные показатели и коэффициенты роста тех и других, Е. К. Сычевская установила омоложение промыслового стада судаков и лещей в Новгороде и некоторое ускорение темпов их роста[256]. Существенное значение этих наблюдений не вызывает сомнений.
Есть в распоряжении исследователей и другие, не менее красноречивые факты. Основная масса костей и чешуи рыб, найденных в Пскове, датируется XI в. включительно. О Ладоге речь шла выше. Исследуя их, В. Д. Лебедев пришел к интересному заключению. Почти полное отсутствие в Пскове судака, наряду с заметным присутствием жереха и голавля (типично речных рыб) подтверждает, «что промысел древнего Пскова, по-видимому, производился в реках Великой, Пскове, а также в дельте и предустьевом пространстве р. Великой, не захватывая открытой части озера»[257]. Аналогично и в Ладоге: основной лов велся близ устья Волхова и в самой реке[258]. Зато в Новгороде в уловах безраздельно господствовал судак, за ним следовали лещ и щука (все – жители открытых озерных пространств, особенно судак)[259]. Следовательно, новгородцы уже, не пренебрегая рекой (жерех, голавль), перешли к широкому освоению всей акватории озера Ильмень. Вывод очевиден: интенсивность промысла в Древней Руси возрастала поначалу за счет освоения открытых водных пространств, больших водоемов.
Проиллюстрируем настоящее положение еще одним примером. Комплекс археологических памятников в Шестовицах хорошо датируется Х – началом XI в. Обработанная оттуда палеоихтиологическая коллекция показала, что в уловах абсолютно преобладал линь (житель илистых заливов и стариц), второстепенным объектом была щука, а все остальные – карась, плотва, лещ и др. носили в уловах случайный характер. Без сомнения, рыба добывалась там в основном в старицах и других придаточных водоемах[260].
Второй путь интенсификации рыболовства (в общем, однозначный с первым) демонстрируют материалы из Гродно, Волковыска и Донца. В слоях Гродно XI – нач. XIII в. сохранились кости рыб по числу видов почти вдвое меньше, чем в соответствующих горизонтах XIII–XIV вв.: лососевые, щука, плотва, голавль, лещ, сом, судак, окунь[261]. Еще более показательны данные по Волковыску. Там в напластованиях X–XI вв. встречены: голавль, лещ, окунь; XI–XIII вв. – осетр, щука, красноперка, лещ, сом, судак, окунь; а в XIII–XIV вв. – осетр, лососи, щука, окунь, судак, плотва, красноперка, жерех, линь, лещ, и сом – всего 11 видов против 7 и 3[262]. Комментарии излишни. Из века в век промысел охватывал всё большее число видов рыб, причем резкое увеличение приходится, по-видимому, на XIII столетие. Наконец, остановимся на находках из Донецкого городища, у которого древнерусский слой (X–XIII вв.) подстилается отложениями роменско-боршевского времени. Как бы ни объяснять отсутствием достаточных материалов для характеристики рыболовства жителей раннеславянского поселения, соотношение 11-ти (щука, карась, окунь, лещ, плотва, синец, линь, осетр, сом, красноперка, сазан) к 2-м (щука и окунь) слишком показательно[263].
Перечисленные примеры свидетельствуют о решительном переходе древнерусских рыбаков на более продуктивные, уловистые снасти – по всей видимости, различные сети, роль которых повысилась за счет снижения значения индивидуальных способов лова. Об этом же отчасти говорят и данные по Новгороду, Пскову и Ладоге.
Итак, взятые вместе вещевые находки (рыболовные орудия и их детали) и палеоихтиологические материалы служат надежным критерием дальнейшего развития рыбацкой техники в период X–XIII вв. Они заставляют предположить возникновение новых и усовершенствованных старых снарядов для лова рыбы, чем опровергают бытующее мнение о якобы вполне сложившемся и не претерпевшем серьезных изменений наборе орудий и снастей у русских рыбаков на протяжении длительного времени (VIII–XIII вв.)[264]. Первоначально промысел базировался на небольших, доступных более примитивным и простым способам рыболовства в придаточных водоемах. Постепенно он охватывает крупные водные бассейны и выходит на широкие озерные пространства. Без технического перевооружения этого не могло бы быть. Наметившиеся сдвиги свидетельствуют и о втором важном явлении: такое рыболовство нельзя считать спорадическим, ведшимся от случая к случаю, временным. Оно было постоянным, регулярным, использовавшим разнообразную ихтиофауну, а, следовательно – профессиональным или полупрофессиональным. Процесс трансформации рыбного промысла в самостоятельную отрасль хозяйства шел постепенно, но существенные успехи в нем определились на рубеже XII–XIII вв.