оях воды — желтоперого, большеглазого, альбакора, а также марлииов, меч-рыбы и эпипелагических акул. В лучших промысловых районах улов может достигать 25 рыб общей массой более 1 т на 100 крючков, однако даже поимка 3 — 6 тунцов (150 — 250 кг) на сотню крючков считается более чем достаточной для ведения рыболовства. Поэтому ярусный промысел производится практически на всей акватории тропической зоны, хотя в основном тяготеет, естественно, к ее продуктивным районам.
Очень своеобразен и удебный лов тунцов, применяемый для эксплуатации поверхностных скоплений полосатого тунца (скипджека), неполовозрелого желтоперого тунца и других некрупных скумбриевидных рыб. Когда тунцеловный клиппер (так называется специализированное для такого промысла судно) приблизится к замеченному косяку, включают пульверизационную систему, разбрызгивающую воду (имитация всплесков мелкой рыбешки) , и начинают выбрасывать в море живую приманку — анчоусов или сардин, которых содержат в проточных живорыбных цистернах. Тунцы набрасываются на приманку, жадно поедая ее, и в это время хватают и подкинутые им наживленные крючки. Этот промысел требует большой сноровки, так как рывки тунцов во время клева очень сильны. Бывают случаи, когда неопытные ловцы вместе с удочкой оказываются за бортом. Хороший рыбак, почувствовав натяжение лески, должен резко откинуться назад и, используя инерцию броска тунца, одним движением выбросить его на палубу.
Для лова тунцов у поверхности используют также тролловую снасть (дорожку), которая обычно применяется с клипперов и ярусных судов во время переходов. С этой целью по обеим сторонам судна устанавливают перпендикулярно его продольной оси длинные шесты (выстрелы), с каждого из которых буксируют по несколько лесок, несущих крючки, замаскированные султанчиками из конского волоса или капрона.
Лов на электросвет практикуется главным образом для промысла сайры, образующей осенние скопления в северо-западной части Тихого океана (мористее южных островов Курильской гряды и Хоккайдо). Промысел производится с небольших судов, имеющих специальное световое оборудование. С одного борта такого судна выставляют несколько длинных горизонтальных шестов, на каждом из них помещается под абажуром 5 — 8 синих электроламп мощностью по 500 Вт. С противоположного борта укрепляют еще один шест с менее яркими красными лампами. Синие лампы, освещающие значительное пространство, позволяют привлечь сайру к судну, а красные используются для создания плотной концентрации рыбы в одном месте. Производящее промысел сайры судно, войдя ночью в район предполагаемых скоплений, движется малым ходом. Для обнаружения косяков рыбы используют прожектор, под лучом которого сайра начинает выбрасываться из воды. Заметив косяк, судно останавливают и включают синие лампы. Когда рыба соберется у борта, ее переводят путем переключения осветителей к рабочему борту, концентрируют под красными лампами и облавливают с помощью сетного подхвата. Положительную реакцию на электросвет имеют и другие сарганообразные рыбы открытого океана — макрелещука и летучие рыбы, но наладить их крупномасштабный промышленный светолов до сих пор не удалось в связи с разреженным распределением этих объектов.
В прилегающих к Японии водах (например, у о-ва Хатидзе), так же как во Вьетнаме и Индонезии, летучих рыб промышляют плавными, или дрифтерными, сетями, которые принадлежат к числу объячеивающих орудий лова. Принцип их действия очень прост: пытаясь пройти сквозь сетное полотно, рыба натягивает ячею на себя, запутывается и не может выйти назад. Такие сети длиной около 30 м и высотой 10 — 15 м выставляются длинными порядками из 100 — 150 шт., прикрепленными к одному канату. Еще несколько лет назад этот вид рыболовства имел очень широкое применение и для лова массовых рыб умеренно холодных вод — сельди и тихоокеанских лососей в морской период жизни, но сейчас эти промыслы отходят в прошлое. Лов дрифтерными сетями требует значительных затрат ручного труда, как, впрочем, и все способы ярусного лова (кроме плавных ярусов, в океаническом рыболовстве используют донные яруса для лова угольной рыбы, палтусов и колючих акул в верхней части склона, а также вертикальные яруса, которыми ловят берикса, морского леща браму и угольную саблю).
С промысловым рыболовством мне довелось впервые познакомиться еще в 1953 г. в Охотском море, когда мы ставили с доггера «Изумруд» дрифтерные сети для лова селедки. В то время этот вид промысла был одним из наиболее распространенных не только на Дальнем Востоке, но и в северной Атлантике и на Каспии. Дрифтерное судно каждый вечер выставляло в линию многокилометровые порядки сетей, которые поднимались по утрам с порядочным уловом. Механизация рабочего процесса была минимальной, и большую часть операций приходилось выполнять вручную. Особенно запомнились выборки порядка — только вожак (толстый манильский канат, к которому крепятся сети) брали на шпиль, а сетное полотно, набитое сельдью, мы до полного отупения тянули голыми руками, еще и вытряхивая из него жирную серебристую рыбу, которая тут же на палубе попадала в засолочные бочки. От этой работы при бедной витаминами пище (судовых холодильников тогда не было, и мы питались в основном солониной, кислой капустой, сухой картошкой и макаронами, разнообразя это меню только свежей рыбой) на пальцах все время вздувались безболезненные, но противные волдыри, которые лопались, снова наливались лимфой и опять прорывались в каком-то бесконечном цикле...
С этими воспоминаниями особенно резко контрастирует впечатление о последнем плавании на ультрасовременном промысловом судне — это был PIMC «Евгений Поляков», на котором я оказался, возвращаясь в 1984 г. в Кальяо из рейса на «Профессоре Месяцеве». Судно уже снималось с промысла, и я смог увидеть только последние траления... Огромный канатный трал вполне буднично соскользнул со слипа, оставив пустой траловую палубу размером с вполне приличное футбольное поле. Ю. Р. Грачев, капитан «Полякова», пригласил меня на мостик, показал поисковые и контрольные приборы. «Сорок тонн есть, а больше нам не надо», — сказал он вскоре, посмотрев на «цветной телевизор» - дисплей, показывающий наполнение трала, и дал команду закончить траление. Заработала лебедка, и через считанные минуты туго набитый ставридой мешок трала оказался на палубе. Еще через полчаса рыбы уже не было на виду...
Несколько слов нужно сказать и о любительском лове океанических рыб. Крупные тунцы, ваху, меч-рыба, марлины, копьеносцы, акулы (в первую очередь акула-мако) очень ценятся и как объекты спортивного ужения на спиннинг, особенно развитого у берегов Флориды, Кубы, Калифорнии, Гавай, Таити, Перу, Новой Зеландии и Австралии. Борьба с попавшим на крючок гигантом, то совершающим резкие рывки в стороны, то стремящимся уйти на глубину или высоко выпрыгивающим в воздух, представляет захватывающий интерес. Среди энтузиастов этого вида спорта был и Эрнест Хемингуэй, которому удалось поймать ряд выдающихся по размерам экземпляров. Знание повадок этих рыб и всех особенностей их лова очень помогло писателю в реалистическом описании борьбы рыбака с марлином и акулами в замечательной повести «Старик и море». В память Хемингуэя в Гаване ежегодно проводятся любительские соревнования рыболовов, в которых разыгрывается специальный приз за наибольший улов марлинов, парусников и меч-рыб.
География океанического рыболовства определяется двумя факторами: сравнительной рыбопродуктивностью отдельных районов и экономическими показателями промысла. Промысловая продуктивность в общем неплохо коррелирует с распределением биологической продуктивности, и глобальные закономерности их пространственного распределения очень сходны: 1) открытые воды, как правило, существенно беднее, чем циркумконтинентальные, 2) наиболее высокой продуктивностью характеризуются участки, расположенные на периферии стационарных апвеллингов и в зоне полярных фронтов, 3) в открытом океане воды умеренных широт и экваториальной зоны (особенно в восточных частях океанов) заметно более продуктивны, чем субполярные и центральные воды. В то же время рыбопродуктивность далеко не всегда связана с биологической продуктивностью прямой зависимостью — нередко распределение первичной продукции и биомассы зоопланктона совсем не совпадает с распределением ихтиомассы. Эти несоответствия объясняются прежде всего разной скоростью развития отдельных звеньев пищевой цепи — планктонных водорослей, мезо- и макропланктона, нектонных кальмаров и рыб — и быстрым перераспределением органического вещества течениями (именно поэтому биологическая продуктивность так называемых «оазисов» в антициклональных круговоротах центральных вод почти не отражается на рыбопродуктивности этих участков).
Обилие кормового планктона также не обязательно (особенно в сообществах с несбалансированными трофическими циклами) сопровождается концентрацией объектов промысла. Мало того, промысловые скопления могут вообще не иметь связи с кормовой базой: примером являются хотя бы осенние скопления закончившей откорм сайры у фронта Куросио.
Экономическая целесообразность промысла определяется соотношением стоимости сырья и затрат на его добычу, зависящих от удаленности промыслового района (тут вполне справедлива пословица «за морем телушка — полушка, да провоз — пятачок»), способа лова и его эффективности. Поэтому неравномерное размещение современного океанического рыболовства не всегда соответствует локальным промысловым ресурсам: в значительной мере оно отражает и рентабельность их использования.
Рассмотрим теперь промысловый потенциал отдельных ихтиоценов открытого океана. Из океанических рыб промысловое значение для мирового и советского рыболовства имеют сейчас виды, входящие в состав эпипелагического ихтиоцена и в меньшей степени субконтинентальной и талассной модификаций мезобентопелагического комплекса. Достаточно перспективными в отношении рыбного промысла представляется мезопелагический ихтиоцен, а также талассные эпибентопелагический и эпибентический ихтиоцены, отчасти уже используемые рыболовством. Ресурсы батибентали (возможно, за исключением отдельных аберрантных участков в наиболее высокопродуктивных районах Мирового океана) и батипелагиали невелики и не представляют сейчас интереса в смысле их практического использования.