Икра откладывается на песок или растения в неглубоких проточных местах, чаще всего на спокойных перекатах. Голец ее не охраняет, а чужую жрет в большом числе, чем здорово вредит хариусу, ленку, тайменю. И кете с горбушей, на нерестилищах которых обычно многочислен. Но зато и сам тайменю, ленку, налиму и другим хищникам в зубы попадается частенько.
Небольшие горные реки летом часто настолько мелеют, что превращаются в цепь тихих плесов, разделенных обсохшими перекатами, их истоки же вовсе обезвоживаются. А зимой промерзают насквозь. Но сошел лед, полили дожди, ожили эти речки, звонко выплескиваясь из плеса в плес по шумным перекатам. И куда ни глянь — вьюны-гольцы…
Им не страшны ни засухи, ни льды, потому что способны они переживать невзгоды (для многих рыб погибельные), углубляясь в песок до непромерзаемо-непросыхаемых нижних «этажей» речки. Мне доводилось находить их в летнюю засуху в «колодце» метровой глубины, выкопанном в обсохшем дне. Обнаруживал я их и во влажных песчаных берегах живых-живехоньких. Описан даже случай находки ранней весной в песке выше уровня воды восьмиусого гольца из рода лефуа, который, судя по всему, вне воды прозимовал все очень студеные месяцы…
Голец жирен и вкусен. Одно плохо — мал. А потому и интересен рыбаку лишь в качестве отличного живца.
Вьюном является и шиповка, называемая еще щиповкой. У нее тоже три пары усиков, но от гольца, с которым мы только что познакомились, ее проще всего отличить по подглазничным складным шипикам, о которые можно больно уколоться. И еще. Тело шиповки впереди, и особенно голова, сплющены с боков, а раскрашено оно красивее и пестрее: спинка желто-серая в темных пятнах разного размера и формы, эти же пятна распространяются и на бока, где иногда сливаются в продольную полосу; горло и брюшко чистые светло-желтые, а плавнички светло-серые. Крошечные бледно-желтые глазки сверху, миниатюрный мягкогубый рот снизу. Вот и весь портрет этой во всем скромной рыбки с палец размером.
Заселяет весь бассейн Амура, и где ее только нет: в стоячих и быстротечных водоемах, речках, озерах и старицах. Лишь вонючие ротаньи обители не любит да холодные горные потоки не переносит. А дно все-таки предпочитает илисто-песчаное, чтобы можно было вырыть в нем лабиринт ходов и жить рядом с пескоройками. Еще этот вьюн ищет скопления нитчатых водорослей, в которых любит зависнуть на час-другой в полной неподвижности и в которых же откладывает многочисленные прозрачные бусинки икры…
Все вьюны удивительные мастера прятаться. Вроде бы заметили его: вот он, на дне, стоит на плавничках, что на колесиках. Головку приподнял и соображает: видят ли его? И в мгновение исчез. За камешек спрятался или в норку. Иной раз просто взмутит ил-песок и застынет в мути, а осела та на него — одни глазки поблескивают.
Теперь же самое время поговорить о собственно амурских вьюнах.
Лефуа костата, он же восьмиусый голец, он же карликовый вьюн, обитает в южной части бассейна Амура, а больше всего — в его пойменных озерах около Уссури и Сунгари, вдоль отлогих тинистых берегов Ханки. Как и обыкновенный вьюн, живет в стоячих и медленно текущих болотистых речках и протоках.
Эта мелкая рыбка, как большинство экзотов, красива: основной цвет тела коричневато-сиреневатый, сверху потемнее, снизу посветлее, а на боках темно-шоколадная сквозная полоса, рассыпающаяся по лопатовидному хвостовому плавнику бисером пятен такого же цвета. У самцов окрас более сочен и насыщен.
Аквариумисты с удовольствием держат лефуа в своих посудинах: они очень подвижны, почти всеядны и неразборчивы — даже хлебные крошки не игнорируют. Было бы где спрятаться на сытое брюхо да отдохнуть. В нерест играют незатейливые «свадьбы»: сначала плывут по-над дном парами, потом зигзагами поднимаются кверху, а постояв там, тихо «тонут» бок о бок.
Другая амурская вьюн-рыбка носит имя лептобоция. Внешностью и раскраской она похожа на широко распространенную шиповку, но цвета на ее удлиненном, слегка сжатом с боков теле ярче и чище: спинка зеленовато-серая, бока светло-золотистые или серебристые, в частых темных поперечных полосах. Очень красивы спинной и хвостовой плавники: они прозрачно-желтые, в мелких черных пятнах-черточках. Рыльце вытянутое, с тремя парами усиков, бока головы в мелкой чешуе, под глазами — те же острые складные шипики, а сами глаза имеют веки, без которых трудно копошиться в иле, тине да песке. Размеры лептобоции — 10–15, редко до двух десятков сантиметров в длину.
Ведут эти экзотические рыбки жизнь, типичную для вьюнов, однако, как истые южане, они заметно активнее и подвижнее. Чаще суетятся у дна, но не забывают наведываться и к водной поверхности, чтобы схватить, к примеру, упавшую букашку. Ну а в донном грунте отыскивают живность с помощью чрезвычайно чувствительных органов осязания (усики) и обоняния, то и дело засовывая в ил-песок рыльце. Вогнать в него свое гибкое скользкое тело ей ничего не стоит — секундное это дело. В грунте прокладывает сложную сеть нор, которые постоянно посещает и в поисках пищи, и для покоя.
Как пишет М. Д. Махлин в книжке «Амурский аквариум», наблюдать за лептобоцией занятно и интересно.
Это развлечение и для науки не бесполезно, потому что жизнь амурских вьюнов лефуа и лептобоции до сих пор изучена совсем слабо. Ученые же в первую очередь и всем фронтом работают по рыбам, имеющим определенное практическое значение. Не до вьюнов пока и не до иных мелких пескарей. Вот тут-то рыбаку-аквариумисту и все карты в руки.
И последнее. Вьюнов рыбаки частенько путают с личинками ручьевой и тихоокеанской миноги — пескоройками. Но те миножки безглазы, без жаберных крышек, у них нет ни парных плавников, ни усов… А потому их путают, что не удосужились еще изучить как следует рыб своей реки.
Глава четвертаяБольшие и малые странники
По степени оседлости — привязанности к месту своего обитания — рыбы, как и многие иные существа, весьма не одинаковы. Есть среди них такие завзятые домоседы, что всю жизнь проводят там, где выклюнулись из икринки. В радиусе какого-нибудь десятка километров. Карась, например, косатки, змееголов, сом Солдатова, ротан, пескари, гольяны. Не склонны к бродяжничеству и щука, сазан, кони, красноперы…
Те, которые мечут пелагическую икру, волей-неволей путешествуют, ибо мальки задерживаются в тихих прибрежьях за многие километры от мест, где их родители отметали икру, а в пору взросления медленно, но упорно идут в отчие края.
А в этой главе рассказывается о рыбах, которым «не сидится дома» от роду и от века. Одни из них совершают регулярные, довольно длительные путешествия из горных рек в равнинные или наоборот — с целью благополучно перезимовать в одном районе, отнереститься — в другом, понаслаждаться спокойной жизнью — в третьем. Речь идет о таймене, ленке, сиге, хариусе, налиме… Другие большую часть жизни проводят в море, где быстро растут и мужают для того, чтобы в свой срок совершить грандиозное путешествие в несколько тысяч километров в реки, единственный раз отложить там икру и погибнуть… И по сию пору трудно сказать, где их родина — в море или в речках.
В этих путешествиях еще много невыясненного. Проходных, лососевых и миног можно в известной мере считать смертниками, потому что штурмуют они реки, в которых им уготована неминуемая гибель.
Но более всего сложно и интересно не то, почему так их жизнь устроена, а как они находят верный путь в немереных морских просторах к устью своей реки, и настолько уверенно находят, пересекая океан, что диву даешься.
По этим сложным вопросам существует достаточно много различных гипотез или просто остроумных догадок, но… до твердых заключений еще далеко, и многие загадки остаются загадками, а гипотезы — гипотезами.
Наша жизнь интересна неиссякаемой вереницей открытий и разгадок. Возможно, и кому-то из нас посчастливится что-то «раскрыть». Но для этого непременно нужно хорошо ознакомиться с уже изученным, чтобы не открывать открытое и не искать найденное.
Дорогая красная рыба
Удивительны эти рыбы — проходные тихоокеанские лососи. Красивые, сильные и беспримерно выносливые, с очень сложной, до конца еще не изученной трагической жизнью. Нерестовый ход вверх по Амуру и его притокам горбуши, симы, а особенно кеты, представляет грандиозное зрелище. Рыбы с фанатическим упорством проплывают тысячи километров, чтобы отложить икру в том месте, где родились, и погибнуть.
При слове «лосось» в воображении жителей многих европейских стран встает прежде всего семга, или атлантический лосось. Этой рыбе присвоен еще один видовой эпитет — благородный лосось. Тут отразилось все: красота и изящество рыбы, ее нежный вкус, солидные размеры…
Но русские (и иные национальные) названия видов — дело в известной мере условное, нередко зависящее от случайностей, и не следует думать, будто семга — эталон из эталонов, а другие лососи менее «благородны». К примеру, нашу кету американцы называют собачьим лососем, и это правильно лишь в том смысле, что когда-то он в большом количестве шел на корм собакам. Интерпретировать теперь данное название как годный в пищу только собакам, конечно, нельзя, ибо и американцы, и мы хорошо знаем, какие высокие гастрономические качества у кеты. А другие наши лососи? Если на минуту представить, что семга водилась бы в Тихом океане, а камчатская чавыча, наоборот, — в Атлантическом, то вполне возможно, что все утонченнейшие гурманы Европы единодушно провозгласили бы именно чавычу благородным лососем. Тем более что она и поувесистее семги — вырастает до полуцентнера. Кстати, американцы называют ее королевским лососем, а японцы — князем лососей.
Однако не будем ориентироваться на те или иные названия и составлять на их основе «табели о рангах». Все лососи — представители славного семейства сальмонид — рыбы благородные, вызывающие у нас восхищение и особый интерес: кто не хотел бы поймать лосося, кто не хотел бы отведать лососины?