– Пошли, Славка! – заговорил он радостно, – Познакомишься с хохлами, чи русинами! Мы от Митьки ко мне пришли, чтобы Любе с Верой не застить. Наши они ребята, доверять можно. По-наглому рубить не собираются, с нами обсуждают. К женщинам с уважением, все честь по чести, на «будьте любезны»! К Манюне зашли, винца да сальца занесли! – Волдырь усмехнулся, икнул и продолжил: – А та ничего, взяла. Даже не облаяла их. Видать, хорошие люди. Василь-старшой, оказывается, на границе служил, так Митька в нем теперь души не чает. Утром сжечь хотел, а сейчас уже по имени-отчеству!
– Что ты им про меня скажешь? – Слива все же опасался. – Кто я такой?
– Племяш мой, Славка, Митькин брат двоюродный. Да им-то начхать! Айда, говорю, винца испробуешь! Ох и винцо! Амброзия!
Когда Волдырь со Сливой вошли в избу, Митя с двумя Василями сидел за столом под тусклой лампочкой и что-то громко им доказывал. Возле каждого стояла граненая стопка, а посреди стола – початая бутыль самогона, полупустая канистрочка вина и почти полная литровая банка красной икры с торчащей из нее железной ложкой. Рядом на тарелке лежали толстые куски сала, тонкие – хлеба, луковица, разрезанная на четыре части, и крупно порубленные соленые огурцы. Смачно пахла кровяная колбаса.
– Да есть у меня лес, Василь Иваныч! – Митя тряс в воздухе ладонью, – ровный, сухой, хороший! Старшему Федьке в позапрошлом году еще хотел дом рубить. А он в город учиться уехал. Стёпка в армию ушел. Три года лес уж сохнет! Бери, не жалко, только церковь не ломай! Неужто нельзя новую стену прирубить?
– Говорю тебе, Митрий Иваныч, – так же энергично отвечал Василь-старший, – утром поглядим! Ишь чего – ломать! У нас на селе за это руки бы вырвали, неверующих нету!
– Отец Михаил анафему как даст, так сквозь землю провалишься! – добавил с улыбкой Василь-средний.
– Вот, ребятки, познакомьтесь! – представил Сливу Волдырь. – Славка, племянник мой! Радистом был. А вот Вася-старший, как и Митька, пограничник!
Василь-старший встал из-за стола и протянул Сливе руку. Лицом он напоминал Каменного Гостя из старого кино, только не такого страшного, и был в грубом свитере, а не в доспехах. Действительно, его ладонь оказалась не то чтобы сильно большая, но какая-то больно уж мощная и плотная, словно он всю жизнь сжимал в ней топорище. Такая же, как у Сливиного брательника Витьки, когда тот вернулся из зоны, с лесоповала.
– Слава, хоть ты-то крещеный? – серьезно спросил его Василь-старший. – А то ведь эти двое церковь ломать не дают, а сами не то атеисты, не то анархисты!
– Крещеный…
– Ну слава те…
– А это Василь-длинный! – продолжал Волдырь. – Он у нас морячок! Оно и видно! Как дядя Стёпа-великан…
– Старшина первой статьи Василий Сидор, бэ че[27] пять, ордена Нахимова гвардейский ракетный крейсер «Москва»! – отрапортовал Василь-средний, хлопнул пятерней по Сливиной протянутой ладони и добавил: – Тут дядька Вова пугает весенними штормами на вашей пресной лужице…
– Погоди, Васька, лед растает, – встрял Волдырь. – Еще и не такие орлы блевали на нашей короткой волне! Морская волна, она длинная, оттого медленная, а наша короткая и частая. Знаешь, как качает и трясет? У меня тут штурман с «Яблочкова» через борт рыгал, не то что старшина…
Слива пригляделся и понял, что не только икающий и покачивающийся Волдырь, а и вся компания уже изрядно под хмелем. У длинного Василя лицо горело, ворот рубахи был расстегнут, а под ней виднелась линялая тельняшка. Митя широко улыбался и хлопал глазами, упершись локтями в стол и подперев голову кулаком. Только Василь-старший внешне был трезвее других, но и у него глаза блестели.
– Винца за знакомство? – спросил он у Сливы.
– Хорошо бы, – согласился тот.
– Дядька Вова, дай нормальный стакан, а? – обратился Василь-старший к Волдырю. – С этих мензурок только спирт пить чи кофе!
– Это специальные, для самогону, я ж объяснял! – Волдырь принес граненый стакан. – Для вина бокалов нету, извиняйте.
Старший Василь налил всем в стопки самогон, а Сливе поднес полный, до краев, стакан вина.
– Ну, будем знакомы! – Слива осторожно чокнулся со всеми и тремя глотками осушил стакан. – Хорошее вино!
Вино было прохладное, но моментально согрело Сливу и наполнило глотку ароматом южных гор. Люди и предметы вокруг мягко засияли изнутри каким-то плавным и добрым светом.
– Горилка тоже недурная! – поддержал Василь-моряк.
Слива сел к столу и закусил хлебом с колбасой.
– Василий, можно на «ты»? Как же так получилось, что ты с Украины служил на «Москве»?
– Во дает! – рассмеялся морячок. – Сразу видать разведчика! Да это дядька Вова нам обо всех тут рассказал, – объяснил он Сливе, видя его удивление, – он у нас як русское радио! А на «Москве» я служил, потому что при Союзе еще жил с родней в Краснодаре. Только после срочной уехал с России на родину. Так ведь до сих пор в шутку москалем в селе кличут!
Сливе налили еще целый стакан.
– Не, я понемногу! – сказал он и пригубил чуток.
– Славян, не позорь Рымбу! – возник вдруг Митя. – Покажи гостям, как наши могут!
– Да не надо, Митрий Иваныч, – заступился Василь-старший, – мы верим.
– Нет, надо! Северные мужики еще лучше южных пьют! – Митя слегка хлопнул ладонью по столу.
– Ну наше-то вино лучше нас никто не пьет! – спокойно ответил старший Василь.
– Давай спорить! – завелся Митя.
– Не спорил бы ты с ним, Иваныч, – осторожно посоветовал Василь-морячок, – в нашем селе его никто не переможет. А пить у нас умеют…
– То в вашем! А в нашем и мы не при сухом законе живем! – упорствовал Митя. – Ставь условие, Иваныч! Я с тобой зарублюсь.
– Ладно, раз такое дело! – согласился тот. – Дам тебе фору. Вина тут литра два. – Он оглядел канистру. – Пить нечего. Горилки еще где-то литр, так? Вино мое семнадцать градусов, можешь проверить. А горилка твоя сколь? Сорок с копейками?
– Сорок шесть, – ответил Митя.
– Давай так. Пока я выпиваю стакан горилки, ты – два стакана вина. Потом скоренько закусываем и повторяем. Так – пока не откажется кто. Согласен?
Митя подумал и спросил:
– А в чем подвох-то?
– Да ни в чем. Вино пить легче, оно слабее, зато по объему больше. Неизвестно, кто дольше продержится. Ну хошь, давай наоборот! Я вино, а ты горилку!
– Не, давай, как сначала! Согласен на вино! Оно вкуснее.
Волдырь принес и налил Василю стакан самогона, а Мите – такой же вина. Они встали друг напротив друга.
– Ну, граница на замке! – сказал Василь.
– Зеленые фуражки не допустят промашки! – поддержал Митя и поднял стакан. Они соприкоснулись посудой, кивнули друг другу и стали пить. Зажмурившись от удовольствия, Митя крупно глотал вино, словно лимонад. Василь же пил с открытыми глазами, медленно и спокойно, как воду. Остальные напряженно наблюдали.
Слива почему-то вспомнил еще в прошлой жизни виденную схватку двух бойцовых псов, питбулей. Один, чемпион, рычал, рвался с поводка и повизгивал от нетерпения, а другой, которого шепотом называли «аргентинец», стоял молча, тихо-спокойно, не глядя на соперника и даже отвернув от него исполосованную шрамами голову с рваными, пожеванными в прежних боях ушами. Но когда их толкнули в скретч, аргентинец неуловимо поднырнул, отдав ухо, схватил противника за горло и постепенно задавил. Чемпиона долго потом откачивал хозяин.
Митя первым осилил стакан, выдохнул и налил себе второй. Когда он отпил от него половину, Василь-старший поставил пустой стакан на стол и закусил салом и луком.
– Славная горилочка! – похвалил он. – Дайте-ка, ребята, баночку с икрой! Грех сказать, но лучше сала та икра!
Он с аппетитом проглотил две полные ложки икры и заел кусочком хлеба:
– Ну, давай следующий!
Волдырь молча налил. Митя допил второй стакан и сел на лавку.
– Ну что, продолжим? – спросил Василь, видя, как того развозит и мутит.
– А как же! Щас…
Со второй попытки Митя взял с тарелки кусок огурца и запихнул его в рот. Василь поднял новый стакан самогона и стал глотать его, будто теплый чай. Глядя на это, Митя икнул, поперхнулся и выплюнул огурец в руку.
– Всё, я пас! – проговорил он с трудом и уронил голову на грудь.
Василь допил, аккуратно поставил стакан на стол и снова повторил манипуляции с закуской. Сало, лук, хлеб-икра.
– Ну могём! – поразился Волдырь.
– Не могём, а мо́гем! – поправил его Василь-старший. – Давай-ка уложим Митрия Иваныча, а то сидя проспит до утра, с похмелья голова потом лопнет.
С Мити стащили унты, разложили его на лавке и сунули под голову фуфайку.
– Пойду я до хаты, – сообщил Василь-старший устало, – а ты, Вася, сходи с хлопцами в баню. Зря, что ль, Слава ее кочегарил? Я, вишь, не хочу в нетрезвом виде… Спасибо за хлеб-соль, дядька Вова, за доброту, за ласку.
– Проводить, Василь Иваныч? – вызвался Слива.
– Да не, Слава, не трэба!
– Ну тогда двери запру за тобой.
Слива вышел вслед за Василем на мороз. Осторожно пожимая Сливе на прощание руку, Василь сказал:
– А церкву мы починим. Есть у меня мыслишка.
И в тишине он заскрипел сапогами по снегу в сторону вагончика, освещаемый луной и звездами. Над Рымбой поплыла его тихая песня:
За хлеб, за воду и за свободу
Спасибо нашему советскому народу.
За ночи в БУРе, допросы в МУРе
Спасибо нашей городской прокуратуре…
Глава 14Медаль и рукавицы
«…Семь десятков лет на Руси царицы правили. Как одна после Петра на великий стол уселась, так другие вплоть до Павла не слезали. Почитай, целую жизнь человеческую. Немудрено было и отвыкнуть от мужика-то… Долго икалась да аукалась, однако все же выдохлась ловких фаворитов власть, кончилось хитрых временщиков правление за женской ширмой.
Но и тут огорчение – едва только вздохнула Рымба свободней, чуть только от Павла Петровича, императора, послабление с казенными заводами вышло, тут он и скончался апоплексическим ударом от недостатка воздуха. Так об этом Алексантори