– И давно вы знаете маму?
– Прилично, – он пристально посмотрел на нее в ответ.
– Я, эм, ценю, что вы нашли время с нами встретиться.
– Ну, мне все равно нужно быть здесь. Так что никаких проблем.
– Эм, да. И как успехи? Если, конечно, вы можете об этом говорить.
Он пожал плечами:
– По сути, наша работа не конфиденциальная, по крайней мере в этих краях. Мне нужны данные, чтобы завести дело. Информация в Йерлов.
– Дело против британцев?
– Нет, на этот раз французов. – На его лице мелькнуло любопытство. – Так ты там живешь?
– Где? В Британии? Да, живу.
– И тебя это не беспокоит?
Она закусила губу. Вернулась Кирсти с кофе и спасла положение, не дав беседе окончательно развалиться.
– Итак, о чем вы тут? – радостно спросила она.
– Да мы еще не начинали, – ответил Трульс.
Кирсти нахмурилась:
– С тобой все в порядке?
– Если честно, нет, – он встретился с ней взглядом. – Янике погибла.
– Янике Онерхейм? Вот дерьмо. Мне очень жаль, Трульс. – Кирсти погладила его по руке. – Что произошло?
Он невесело улыбнулся:
– Как умирают омбудсмены, а, Кирсти? Ее убили. Мне только сегодня утром сообщили.
– На задании?
Васвик кивнул, сверля взглядом пластиковую столешницу:
– Она проверяла американскую фабрику по производству обуви рядом с Ханоем. Все стандартно: поступали сообщения о нарушении прав человека, местная полиция отказывалась сотрудничать, – он набрал полную грудь воздуха. – Ее машину нашли на обочине примерно в часе езды от города, там, где ее быть не должно. Похоже, кто-то решил прокатить Янике. Изнасиловал. Застрелил. Одна пуля в затылок.
Трульс посмотрел на Карлу – та вздрогнула, услышав про изнасилование.
– А вообще хорошо, что ты об этом узнала. Янике уже третья за этот год. Канадцы потеряли вдвое больше людей. Омбудсмены ООН зарабатывают свои деньги потом и кровью, только порой тратить их уже некому. Из того, что я слышал от Кирсти о твоем муже, вероятно, он не подходит для этой работы.
Как всегда критика в адрес Криса разозлила Карлу:
– Ну, знаете, не думаю, что вы долго протянули бы в инвестициях в конфликты.
Собеседники взглянули на Карлу по-норвежски холодно и неодобрительно.
– Может и так, – наконец вымолвил Васвик. – Я не собирался обижать тебя и твоего мужа. Но ты должна знать, во что ты его втягиваешь. Меньше пятидесяти лет назад это была спокойная офисная должность в каком-нибудь регионе. Но все изменилось. Нашу работу больше не признают – в лучшем случае, нас считают мелочными бюрократами, в худшем – врагами капитализма и подельниками террористов. Мандат ООН отныне – синоним неудачной шутки. Лишь горстка правительств готовы принять меры по результатам наших расследований. Остальные сдуваются под давлением корпораций. Кое-какие страны, вроде США и, конечно, Великобритании, наотрез отказываются поддерживать нашу работу. Они даже не подписали соглашение. Блокируют каждое наше предложение и требуют прозрачности, в результате чего получают данные о всех наших полевых агентах; они предлагают юридическую и финансовую помощь, убежище правонарушителям, которых нам удается уличить. Два из трех дел уходят в архив за недостатком улик и… – он мотнул головой, вероятно в направлении, где лежало тело Янике Онерхейм, – мы хороним наших друзей под хохот СМИ.
Вновь повисла тишина. Раздались шаги – кто-то направился к кофейному автомату.
– Вы ненавидите свою работу? – тихо спросила Карла.
Он едва заметно улыбнулся:
– Не так, как людей, за которыми охочусь.
– Крис, мой муж, ненавидит свою работу. Она его просто убивает.
– Тогда почему он не бросит? – в голосе омбудсмена слышался намек на сочувствие.
– Вам легко говорить, черт побери.
Во взгляде Кирсти читалось предостережение.
– Трульс, Крис родился и вырос в кордонных зонах Лондона. Ты ведь знаешь, каково там, видел. И понимаешь, что бывает с теми, кто умудряется выбраться из этого дерьма. Синдром первого поколения. Выйти из игры – значит вернуться в зоны, а он скорее умрет. И уж точно будет готов убивать. В конце концов, мы все понимаем, насколько одно связано с другим.
Еще одна улыбка, на этот раз чуть более теплая:
– Да, синдром первого поколения. Я хорошо помню эту лекцию. Есть причина.
Кирсти тоже заулыбалась. Она потянулась, да так, что под свитером отчетливо проступили формы – Карла зарделась.
– Спасибо, – поблагодарила Кирсти. – Я и не думала, что лекция была такой запоминающейся.
С плеч Васвика будто сняли тяжелую ношу – он слегка выпрямился на своем пластиковом стуле и снова повернулся к Карле.
– Хорошо, – заговорил он. – Не отрицаю. Человек вроде твоего мужа мог бы оказаться нам полезен. Он может предоставить информацию, на основе которой мы заведем несколько десятков дел. К тому же опыт работы в отделе инвестиций в конфликты – неплохая подготовка на пост омбудсмена. Но я не могу обещать тебе и ему работу. Как минимум, понадобится специальная команда, чтобы вытащить его из «Шорн». Но если он решится, я могу поспрашивать. Запустить процесс.
Именно это Карла надеялась услышать, но почему-то не испытала удовлетворения, на которое рассчитывала. Что-то было не так – может, сдержанный гнев Васвика, или новости о внезапной смерти. А может, блеклый пейзаж за окном.
Когда они встали и собрались уходить, Кирсти и Трульс заключили друг друга в теплые искренние объятья, а Карла отвернулась, чтобы не видеть этого.
Глава 21
Утро понедельника началось с легкой летней мороси и раскалывающегося черепа. Всю дорогу до работы его не покидало смутное ощущение уязвимости, а когда он припарковал машину и поставил ее на сигнализацию, то же неуютное ощущение заставило осмотреться, нет ли на парковке кого-то еще, кто мог следить за ним.
Но в такую рань было пусто.
На инфомодуль пришли голосовые сообщения от Лиз Линшоу в ее ироничной, тягуче-завлекательной манере и Хоакина Лопеса из КЭСА. Крис сохранил сообщение Лиз, чтобы прослушать потом, а сам отдал инфомодулю команду набрать мобильный Лопеса. За последние два часа южноамериканский агент звонил четыре раза, и в его голосе сквозила паника. Лопес поднял трубку после третьего гудка – он казался напряженным и взвинченным.
– Si, digame.[18]
– Это Фолкнер. Боже, Хоакин, что с тобой стряслось?
– Escuchame.[19]
Из трубки донеслись звуки передвигаемой мебели. У Криса сложилось впечатление, что Лопес находится в отеле, встал с кровати и передвигается по комнате. Однако, когда агент перешел на английский, голос его стал тверже:
– Послушай, Крис, думаю, я в беде. Я прилетел сюда прошлой ночью и стал расспрашивать про Диаса, а теперь политкопы Эчеварриа увиваются за мной, как путаны в день получки. Они повсюду – в баре через дорогу, внизу в фойе. Мне кажется, парочка сняла номер на этом этаже, и я не…
– Хоакин, успокойся. Я понял ситуацию.
– Ни хрена ты не понимаешь. Это КЭСА. Эти парни мне яйца отхерачат, только дай им шанс. В багажник погрузят, и пиши пропало – я труп…
– Хоакин, может ты все-таки заткнешься и послушаешь! – Крис мгновенно перешел с командного голоса на примирительный тон, не дав собеседнику ответить. Все как по учебнику. – Знаю, ты напуган. И понимаю, почему. А теперь давай что-то с этим делать. Как выглядят те парни?
– Выглядят? – с губ сорвался панический смешок. – А как выглядят политкопы? Будто ты не знаешь. «Рэй Баны», пивные животы и гребаные усы. Уловил картинку?
Крис прекрасно себе их представлял. Сам видел дешевых и продажных плохих парней, когда летал в КЭСА по заданию «Хамметт Макколл». Он знал, какое угрожающее впечатление они производят, лишь появившись в поле зрения, – внутри все холодеет.
– Да нет, Хоакин, я не то имел в виду. Ты фотографии сделал? Солнцезащитки с тобой?
– Да, я взял их с собой, – пауза, – но еще не использовал.
– Ясно.
– Я запаниковал. Прости, Крис, облажался. Я не подумал.
– Ну так включи мозг теперь, Хоакин. Возьми себя в руки. В личное время можешь лажать, сколько угодно, а сейчас ты работаешь на «Шорн». Я тебе плачу не за то, чтобы тебя подстрелили, – Крис взглянул на часы. – Сколько у тебя сейчас? Час ночи?
– Чуть больше.
– Ясно. Сколько этих усачей?
– Не знаю, двое внизу в фойе, – вновь вернулись панические интонации. – Может, еще двое или трое через дорогу.
– Можешь прислать мне фото?
– Хрена с два я пойду на улицу.
– Ну, ладно, ладно. – Крис расхаживал по кабинету и думал. Он попытался представить себя в отеле на месте Лопеса. Солнечные очки от «Никон» со встроенным передатчиком данных стал квартальным подарком от «Шорн» – очень дорогое оборудование. – Слушай, а те, что сидят в баре, – из окна их видно? Пойди проверь.
Снова послышалось движение. Лопес вернулся уже спокойнее.
– Да, я вижу их столик. Думаю, отсюда получится нормальный снимок.
– Так, уже лучше. Приступай. – Крис старался говорить как можно мягче. – Затем я хочу, чтобы ты спустился в фойе и сделал снимки двух других анфас и в полный рост. Они не будут там ничего предпринимать. Ты вооружен?
– Шутишь? Я проходил проверку в аэропорту Штатов на общих условиях.
– Ладно, неважно. Просто сделай фото и пришли мне поскорее. А, да, Хоакин. Помни, что я сказал. Когда работаешь на «Шорн», твоей шкуре ничего не грозит. Мы тебя вытащим. Понял?
– Усек. – Короткая пауза. Крис слышал, как Лопес сопит в трубку.
– Крис. Спасибо тебе.
– De nada.[20] Не паникуй.
Крис дождался, пока Лопес разъединится. Затем с силой пнул письменный стол и стиснул кулак.
– Блядь, блядь, блядь.
Удар. Удар. Удар.
Крис подошел к инфомодулю. Он прикинул, сколько Лопесу понадобится времени, чтобы выполнить поставленную задачу, и заказал несколько звонков. Затем вернулся к окну и стал глядеть на очертания Лондона, пока не запиликал телефон.