– Нехорошо это, Джек. Чертовщина какая-то. Макин все начал. С тех самых пор, как взял на себя КЭСА, он только и делал, что лажал. С первого дня слишком много о себе возомнил. Я бы сам бросил ему вызов, но какой смысл? Всем же было ясно, что он первым моргнет.
Гамильтон моргнул:
– Прошу прощения?
– Не нужно вызывать кого-то на гонку, чтобы понять, кто лучше, Фил. Это примитивно. Порой ты и так знаешь исход, этого достаточно.
Воздух между двумя партнерами наэлектризовался. На проекторе съемка с камеры наблюдения пошла с начала. Вновь транслировалась драка. Джек Нотли прокашлялся.
– Майк, не оставишь нас. Нам нужно обсудить ситуацию с позиции партнеров. Мы свяжемся с тобой в понедельник утром.
Брайант кивнул:
– Конечно.
Когда дверь закрылась, Луиза Хьювитт резко обернулась к Нотли.
– Ты это слышал? Ты прекрасно знаешь, откуда растут ноги у этой фразы. Шахматы и гребаная неояпонская философия, подарочек от незабвенного Криса, мать его, Фолкнера. Да он отравляет корпорацию, Джек. Вот кто бомба замедленного действия.
– Если верить цифрам, все иначе, Луиза.
– Да при чем здесь цифры?
– А разве не в них дело? – Нотли поднял бровь. – Или я чего-то не понимаю. Может, поделишься со мной, в чем суть инвестиций в конфликты, если не в том, чтобы повышать показатели и зарабатывать деньги?
– Не прикидывайся дурачком. Речь об этике. Корпоративной культуре. Если мы все спустим на тормозах, – она указала пальцем на фильм с камеры наблюдения. Фигуры в масках падали, как марионетки, которым подрезали веревочки. Лужи и реки крови. – Вот что начнется. Разрушится структура, на улицах воцарится анархия. Аксиома. Хоть кто-нибудь за этим столом представляет, почему Ник Макин повел себя так? Почему решил, что нужно нарушить правила «Шорн», может, даже верил, что это приемлемо? Подумай хорошенько, Джек. Вспомни одного крупного клиента, которого неделю назад до смерти забили в конференц-зале. И подумай, как ты после наградил Фолкнера. Что, никто не видит связи?
На секунду Джек Нотли закрыл глаза. Когда он заговорил, в голосе слышалось мягкое предупреждение.
– Не думаю, что нам стоит к этому возвращаться, Луиза.
– А я другого мнения, Джек. Ты дал Крису зеленый свет, разрешил ему выйти за все рамки приемлемого. Макин усвоил урок и вот, получите. А теперь наш лучший водитель Майк Брайант толкает речи, как омбудсмен хренов. С какой стороны ни посмотри, ты расшатал наши принципы, Джек. А мы не можем себе этого позволить.
– Интересно, Мартин Пейдж так же взглянул бы на эту ситуацию?
Гамильтон и Хьювитт обменялись взглядами. Хьювитт подошла к столу и осторожно села.
– Ты меня в чем-то обвиняешь?
Нотли пожал плечами:
– Просто хочу отметить, что ты очень избирательно говоришь о бомбах замедленного действия, Луиза. Пейдж был младшим партнером. То, что ты с ним сделала, как минимум, шло вразрез с неписаными правилами того, как работает партнерство.
– А вот это обидно, Джек. Дуэль с Пейджем была зарегистрирована.
– Да, только вакантная позиция, чтобы оправдать такие меры, отсутствовала. Склоки между сотрудниками на партнерском уровне. Ты действовала из жадности и желания получить лишнюю долю акционерного капитала.
– Насколько я помню, ты одобрил и подписал.
– Задним числом, да. Потому что в те времена ты, Луиза, была пороховой бочкой, и за это я тобой восхищался.
Хьювитт слабо улыбнулась:
– Что ж, спасибо. Но, думаю, есть предел…
– Ой, да прекрати уже. Не говори со мной о… – Нотли нетерпеливо махнул, – о дестабилизации, будто у нас есть выбор в этом случае. Мы строим наш бизнес на нестабильности. Без нее никуда. Это, мать вашу, необходимое условие.
Филипп Гамильтон прочистил горло:
– Думаю, Луиза хочет сказать, что…
– Ах да, так и думал, что ты сейчас вмешаешься, подхалим мелкий. Боже, меня от вас тошнит, от вас обоих.
Нотли встал и прошел во главу стола. Двумя сложенными пальцами ткнул в пульт от проектора – экран позади него внезапно опустел. Нотли заговорил сдавленным голосом, в котором слышался едва сдерживаемый гнев.
– Луиза, я помог тебе подняться на вершину этой пирамиды, а теперь ты только и делаешь, что окружаешь себя коллегами, которые не будут представлять угрозы, вроде этого мешка с дерьмом, и отталкиваешь лестницу, когда кто-нибудь хваткий пытается взобраться по ней и норовит дестабилизировать твой мир. Неужели по пути наверх ты ничему не научилась? Вы оба? Нельзя одновременно получить стабильность и стремительный рост капитала. Любой учебник вам скажет. Ну же, что в прошлом веке преобразило фондовый рынок? Волатильность. Конкуренция. Дерегуляция. Ослабление оков, ликвидация систем социального обеспечения. Что за последние тридцать лет изменило иностранные инвестиции? Волатильность. Конкуренция. Маленькие войны. Схема та же. А что гарантирует нам место наверху? Волатильность. Инновации. Нарушение правил. Пороховые бочки. Боже, зачем, по-твоему, я нанял Фолкнера? Нам нужен этот фактор. Нужно пополнять этот ресурс. В противном случае мы превратимся в заплывших жиром, мягкотелых, самодовольных выродков из загородных клубов, которые едва не потопили нас в прошлый раз. Никто не спорит, что ребята вроде Фолкнера нестабильны. Приходится постоянно смотреть в зеркало заднего вида. Зато мы остаемся в тонусе.
На несколько секунд в конференц-зале повисла тишина. Никто не двигался. Нотли переводил взгляд с Хьювитт на Гамильтона и обратно, подначивая их поспорить. В конце концов Хьювитт покачала головой.
– Может, тебя это и держит в тонусе, Джек, – сказала она ему со сдержанным высокомерием. – Но, по мне, это просто плохой менеджмент. У нас есть специальные структуры, которые гарантируют волатильность и конкуренцию. Я считаю, нет необходимости привносить в сделку дополнительный хаос. На следующем квартальном собрании я внесу предложение уволить Фолкнера.
Нотли кивнул, почти приветливо.
– Хорошо, Луиза. Если ты так хочешь. Только пойми. Мы создавали хаос с тех пор, как стали частью отдела инвестиций в конфликты. Все мы. Именно он двигает вперед, стимулирует и приносит результаты. Посмотрю, как тебе удастся обосновать свое решение, продиктованное тем, что тебе просто стало комфортно. Выдвинешь свое предложение – и я найду причины вызвать тебя на дуэль. Поняла? Протараню и выдавлю с дороги.
На этот раз молчание не прервал никто. Нотли сильно склонил голову на одну сторону, и в повисшей тишине стало слышно, как хрустнули позвонки.
– На этом все.
Когда он ушел, Хьювитт поднялась из-за стола и подошла к окну. Гамильтон протяжно выдохнул.
– Как думаешь, он серьезно?
– Конечно, серьезно, – раздраженно ответила Хьювитт.
– И что мы будем делать?
– Не знаю. – Она вернулась к столу и присела на краешек. Затем опустила взгляд и посмотрела в глаза Гамильтону: – Но мне потребуется твоя помощь.
Глава 39
В коридоре Майк Брайант допрашивал секьюрити. Они сказали, что Крис спускается на лифте на первый этаж. Один из охранников заметил, что Фолкнер был в препаршивом настроении. Майк вызвал лифт и рванул следом.
Крис был уже на середине просторного, залитого солнцем сводчатого фойе. Голограммы, фонтаны и ультразвуки выключены, вокруг – ни души. Пустота, царившая в здании в воскресный полдень, придавала суровый и бездушный облик всему пространству.
Майк прочистил горло и окликнул друга:
– Крис. Эй, Крис. Погоди минутку.
– Сейчас не лучшее время, Майк, – бросил Крис через плечо, не останавливаясь.
– Ладно. – Майк припустил, чтобы нагнать его. Синяки на груди еще не сошли и причиняли боль. – Ты прав, момент неподходящий. Так почему бы нам не пропустить где-нибудь по бокалу.
– Мне нужно забрать машину из Хокспур Грин. А затем заселиться в отель.
– Ты не поедешь домой?
– А ты как думаешь?
Майк вытянул руку. Он тяжело дышал.
– Лично я считаю, тебе нужно выпить отдающего водорослями и йодом пойла, которое ты так любишь, и обсудить все. К счастью, я здесь и готов выслушать твои излияния. Хорошо? Ну же, Крис, я спас тебе жизнь. Хотя бы угости меня напитком. Идет?
Крис взглянул на него. Губы невольно изогнулись в улыбке. Майк заметил жест и ухмыльнулся в ответ.
– Идет. Я за машиной.
Они нашли крохотный старинный паб «Погребок», там, где рынок Лиденхолл выходил на Лайм-стрит. Здесь собирались, в основном, страховщики, в воскресенье их обслуживала одна-единственная барменша. Как и большинство баров в черте города, «Погребок» работал семь дней в неделю: сам факт того, что заведение открыто, уже что-то значил. Брокеры знали, что там их накормят и напоят, независимо от того, какой день недели и месяц на календаре. Так и повелось. Для любителей, работающих пять через два, здесь не было места.
После трех – или четырех? – порций виски Крис утопил гнев, ссутулился на стуле и смотрел, как танцуют пылинки в столбах света, идущего через окно напротив барной стойки. От полированной деревянной столешницы шел слабый, но постоянный аромат алкоголя. «Лафройг» лег на голодный желудок поверх стакана дешевого пойла, которое он заказал в «Точке излома», и таблеток кодеина. Он чувствовал себя, как лобовое стекло, перепачканное грязью.
– Послушай, – начал Майк. – Какая разница, что думает Хьювитт? Ты ликвидировал Макина. Вот что важно. Конечно, способ не слишком ортодоксальный, но в том и смысл, верно? До людей быстрее дойдет посыл – не лезьте ко мне. Все сработало на репутацию киллера.
– Репутация киллера. – Крис уставился в свой стакан. Он закашлялся, чтобы скрыть смешок, и покачал головой. – Хочешь, кое-что расскажу о себе, Майк?
– Давай, конечно.
– Вся моя киллерская репутация – хреновая случайность.
Глаза собеседника сощурились. Крис кивнул и одним глотком допил «Лафройг». Фыркнул, будто отпускал ситуацию.
– Ну, ладно. Я – гребаная подделка, Майк. Хьювитт меня раскусила, попала в яблочко. Она всегда знала. И была права. Мне здесь не место.