как у обычной форели, мясом. Верхний луч хвоста представлял собой не то ещё один приток, не то второе русло Умбры, в таком случае между ними получается остров. Этот вопрос остался открытым: предполагаемый приток был узкий и заиленный, соваться туда не рискнули, а подниматься вверх по главному руслу не было времени. Длина озера, если мерять по прямой от впадения в него реки до её «выпадения», оказалась около тридцати километров, по фарватеру — примерно тридцать пять. Наибольшая ширина — напротив впадения притока — двенадцать километров, средняя же от четырёх до шести.
В общем, немаленький такой водоём, пожалуй, побольше Нарочи. На таком и шторм разгуляться может, особенно если ветер вдоль озера дуть будет. Тут такую волну разогнать может, тем более при встречном направлении ветра и течения, что и нашу «каравеллу» может как минимум потрепать.
«Ага, коровелла, от слова корова!»
«Дед, не обижай наш храбрый кораблик. Да, корыто плоскодонное. Но лучшего нет и, скорее всего, не будет! Да и не пройдёт что-то более солидное из Умбры в озеро».
«Ладно, ладно, не буду обижать наш фрегат!»
«Что-то тебя из крайности в крайность кидает. Фрегат же — военный корабль?»
«А у нас — бывший АРМЕЙСКИЙ понтон!»
Правый, наш который, берег оказался более-менее прямым, зато левый, который спинка воображаемой рыбы — очень изрезанный, а местами ещё и заболоченный. Так что даже непонятным осталось местами — то выступ берега или остров. Но и однозначно определённых островов «в задней части спины» нашли штук пять, самый большой почти два километра в длину и до шестисот метров в ширину, но такой, извилистый весь. В этих то ли плавнях, то ли разливах гнездилось немалое количество водоплавающей птицы, дружинники браконьерствовать не стали, ограничились наблюдением и подсчётами «на глаз», насчитали не меньше семи разных видов, и это только сравнительно крупные птицы, размером с утку. «Всякой мелкой птичьей гадости», это цитата, как бы не втрое больше. На вопрос, почему, собственно, «гадости» был получен ответ:
— Так шума больше, чем веса, толку никакого, а как загадить могут судно, это вообще ни трезвому придумать, ни пьяному вообразить! Сволочи, они, как есть!
В общем, озеро ещё исследовать и исследовать.
Нашли и место, где раньше вытекала из него Умбра. Обнаруженное зимой место оказалось не старицей, а пересохшим после падения уровня воды узким заливом. Ну, или пред-предыдущим руслом, что тоже возможно. Старица было примерно километром дальше, то есть — выше по течению, и выходила к берегу озера широкой долиной, что заканчивалась песчаным пляжем в форме трапеции длиной метров двести пятьдесят и шириной до сотни. И рельеф дна напротив этого песчаного берега тоже оказался вполне себе пляжный, глубина в рост человека и больше начиналась метрах в двадцати пяти или тридцати от кромки воды. Правда, купаться в изнаночном озере никто не рискнул. Будь это всё на лице мира — получилось бы отличное место для отдыха, а так…
Короче говоря, сведений наши путешественники, которых приветствовали и поздравляли как настоящих исследователей, привезли много. И работы по их изучению и планированию дальнейшей работы — тоже. Кстати, почему это «как настоящих»? Самые что ни на есть натуральные исследователи и первооткрыватели! По такому случаю решил сделать памятную медаль в честь первой длительной географической экспедиции на изнанке. Да, был ещё сухопутный рейд вдоль Щучьей до её впадения в Умбру и оттуда обратно, или к дальнему лесу от полигона, но там и сроки были в разы меньшие, и риск — тоже. Тем более, что те сами отправились, а этих — я послал, есть разница. Ну, и кораблик следовало как-то поименовать, хотя бы для того, чтобы было что в семейные хроники, они же история нового мира, вносить.
Обсуждения вариантов, когда я озвучил проблему, затянулись надолго, и так и не привели к конечному результату, хоть и дали три варианта, которые вышли в финал, так сказать. Пришлось дать срок до понедельника, чтобы участники экспедиции определились с одним из трёх, или потом сам выберу, нормальное. А не «Проникатель», которого дед, извращенец старый, сразу переименовал в «Анальный пенетратор». С обоснованием, что с таким названием в любую задницу пролезет и обратно вылезет. Предложенный шкипером «Бурун», а у него все шесть корабликов так назывались, ненамного лучше, по-моему, но хотя бы без неприличных ассоциаций.
Гуляли и отмечали кто полдня, а кто и вообще весь день. Самих исследователей поздравляли сперва в Пристани, пока за ними транспорт не пришёл, потом в Форте на изнанке, и, в завершение — в корчме в Рысюхино, но это уже после того, как мне доклад сделали. Правда, до меня они доехали уже изрядно подогретыми, так что послезавтра, в понедельник, будут писать отчёты, письменно, пока я в Минске стану службу править. Завтра они в любом случае ничего пристойного не напишут.
Как-то у меня срочные работы внезапно закончились, прямо самому не верится. И даже страшновато как-то: каникулы и без беготни⁈ Боюсь, как бы не навалилось что-то вообще дикое. И Маша с Ульяной тоже заметили, что я какой-то нервный стал и дёрганный. Нет, конечно, осталось изготовление нового дельталёта, осталось производство взрывателей к минам, по мере поступления нужных макров. Осталось ведение семейного дела, проверка всех и всяких документов, их визирование. Та же подготовка к ягодному сезону, что начнётся меньше, чем через месяц. Первые ягоды созреют уже через две недели, но это будут единичные экземпляры, а вот к концу первой недели тамошнего июля, у нас это первая неделя сентября, уже добрая треть ягод на кустах будет в кондиции. И тут встанет выбор: то ли ждать, пока дозреют остальные (а эти осыплются или пойдут на корм местному зверью), то ли устраивать выборочный сбор. И будет выбран второй вариант, поскольку это самое местное зверьё, как показала практика, жрёт зрелые ягоды не только вместе с недозрелыми, но и с листьями, и даже с тонкими ветками.
Тем не менее, всё это рутина, как и намеченный на восьмое число переезд к нам мужа нашей няни. У него, кстати, уже три места работы, на выбор: к рыбакам в Пристань, сезонным рабочим в форт или рабочим же в мастерские при карьере, это уже суслятинские предлагают. Причём каштелян уже начал под него планировать открытие мясного цеха и планомерную выездную охоту на кенгуранчиков для работы нового производства. Причём не избалованного вниманием Веткина коварный Иван Никанорович соблазняет перспективами карьерного роста через мясника до начальника цеха в ранге семейного управляющего.
Но это всё, повторюсь, рутина и текучка, а я уже привык к тому, что любые каникулы обязательно отмечаются чем-то особо запоминающимся. Можно или успокоить себя тем, что главное событие лета, несомненно, поездка на встречу с Государем Императором, или самому придумать себе аврал, но оба варианта плохи. В первом случае кризис застанет тебя расслабленным и не готовым, во втором может статься так, что придётся решать как минимум сразу две проблемы: ту, что пришла и ту, что сам себе придумал.
Возникла мысль съездить куда-нибудь всем вместе на недельку, «пока тихо», вроде как в отпуск, на море. Жаль, что с Кайриными отношения подпортились: неплохо было бы ещё раз заглянуть в тот комплекс, что строился по нашим с дедом идеям. С другой стороны, вспоминая, как эти самые идеи «переосмыслили» желание пропадает. Смотреть на перевранные мысли, недодуманные идеи и непонятые, а потому искажённые, решения — только нервы себе портить и настроение. Решил за завтраком вынести идею на семейное обсуждение, но мне не дали договорить. После слов «может, нам всем вместе съездить куда-нибудь» раздались радостные крики, заглушившие окончание фразы про «на недельку на море».
Жёны собрались в рекордные двадцать минут, и решили для разнообразия ехать не в Смолевичи, а в Червень. А что? Тоже районный центр, пусть и меньше по населению из-за отсутствия железной дороги, наши дружинники последние три месяца в увольнение предпочитают именно туда ездить, а мы ни разу толком и не были, только в больнице разве что, да Маша один раз в городской ратуше, где размещался штаб обороны от Волны. Няньку отпустили в Смолевичи, помогать мужу собираться, выделив ей новенький дружинный грузовик с шофёром, поскольку Силантьев оба хозяйственных куда-то опять услал.
После того, как мы переехали речку, заметил одну странность: практически все встреченные люди, увидев наш автомобиль, снимали шапки и кланялись. После третьей по счёту деревни не выдержал, остановился на околице около грязно-рыжего и невообразимо конопатого пацана лет десяти на вид.
— Слушай, парень! А зачем, собственно, ты кланяешься? Тебя заставляет кто-то, или как?
— Не, просто бата говорит, что если бы не дружина господина барона и его пушки — нас бы всех тут крысы сожрали, как дядьку Алеся, куркуля дикого, которого жадность сгубила. Ой. В общем, уважение выразить обязательно надо, как же иначе! Мы ж не свиньи какие-то неблагодарные!
— Вот значит как…
— Ага! А вы в дружине у господина барона кто? Может, пушкарь?
— Я в дружине у господина барона, собственно, барон.
Пара секунд на понимание…
— Ой! Простите меня, ваша милость, за дерзость!
— Кинь дурное. Я же сам остановился и сам спрашивать начал. Спасибо, кстати, за ответы.
— Дак, это… Вам спасибо! Сеструхе младшей полгода, как раз зубы лезть начали, не убёгла бы с ёй мамка-то…
Я нашёл в кармане серебряный рубль.
— Держи — сестре на первый зубок!
— Спасибо, ваша милость!
Дальше по пути, глядя на кланяющихся людей, причём не только простолюдинов, местные старосты и сельская шляхта тоже не брезговали и не стеснялись, даже пожаловался жёнам:
— Неудобно как-то и неловко, хоть ты не езди по этой дороге. — Но ни понят, ни поддержан не был.
В самом Червене ажиотаж был намного меньшим, хотя полицейские и военные козыряли, а девицы махали руками. Доехав почти до центра городка, оставили фургон на краю площади, вынули из багажного отсека загодя подаренную тестем складную коляску и пошли гулять.