«Главное, чтобы желание ехать быстрее не превосходило способности к реагированию и управлению. Иначе можно отъездиться раз и навсегда».
«Ну, не под руку же!!!»
«А давно ты стал суеверным⁈»
«Это, вообще-то, твоя фраза. Так что я лишь проявил уважение к твоим убеждениям».
«Вот поросёнок мелкий!..»
Возле отделения Гильдии я оставил фургон и жену, и, забрав из специального зажима в кабине меч, пересел в пролётку. Не даром перед выездом просил представителя Гильдии позвонить сюда и попросить заказать извозчика на ожидаемое время приезда. Наученный опытом не стал называть целью поездки здание Корпуса, указав адрес той ресторации, куда обычно ходили на обед. Возчик насчёт гастрономических пристрастий минских жандармов явно был не в курсе, так что по дороге не нервничал, но маршрут проложил так, что подъехал к заведению со стороны Немиги. Я город знаю не настолько хорошо, чтобы заранее понять, что он петлю закладывает, причём зряшную, потому как доехав до первоначального адреса всё равно попросил проехать «немножко вперёд и налево».
Работы на этот раз оказалось пугающе много, причём в течение дня продолжали приносить заявки, да порой ещё и с пометкой «срочно». Конец прошлой недели выдался в столице Великого княжества урожайным на криминал. Например, в Грушевке, которая не то пригород, не то ближняя деревня, прошла настоящая битва между двумя что-то не поделившими бандами. И разгребать бы это всё полиции, но одни бандиты где-то добыли боевые артефакты, армейского причём образца, а их конкуренты ответили магией в исполнении одарённых, причём судя по применённым техникам — там были огневик и водник не менее третьего уровня! И, разумеется, вся эта «битва века» перешла в ведение Отдельного Корпуса. Думаю, коллеги из полиции по этому поводу должны были праздник закатить, пусть небольшой и негласный, но очень искренне отмечаемый.
Смех смехом, а четырнадцать трупов, почти четыре десятка раненых, порезанных, обожжённых, обмороженных или просто побитых, полторы сотни задержанных в менее помятом состоянии. И теперь жандармерия бурлила в стремлении, во-первых, отделить случайно попавших под раздачу мирных граждан от «козлищ», а потом рассортировать этих последних по степени козлистости.
Ну, и экспертную лабораторию тоже загрузили до треска швов и ещё немного сверху, слегка утрамбовав административным прессом. Мне по части химического анализа тоже пришлось не то, что рукава закатать — вовсе пиджак снять. Спасибо, что разрешили сдавать результаты по упрощённой форме отчётности, сократив писанину как бы не втрое, раза в два с хвостиком — точно. Но даже так обед пришлось заказывать с доставкой в лабораторию и съедать чуть ли не на ходу. Но всё равно вскоре стало очевидно: сегодня всё сделать не получится. Пришлось связываться с Ульяной и предупреждать, что сегодня ночую на службе. Маша, по словам второй жены, только вздохнула и сказала, мол, началось, как у папы. Ну, да — ей не привыкать, зато долго объяснять ен нужно, а Ульяне она сама всё растолкует.
Работали до начала девятого вечера, пока руки в клешни не превратились и не отказались держать карандаши и ручки, а голова не стала выдавать совершенно удивительные лексические конструкции вида «содержание содержимого содержит». Отложив работу, спросил у остававшегося во главе своего подразделения до последнего Пруссакова:
— Мефодий Никифорович, пойду я, гостиницу себе искать. Не посоветуете, куда направиться, а то я только привокзальные знаю, а там несоразмерно дорого и со свободными местами часто проблема.
— А наша вас совсем не устраивает?
— Какая «наша»?
— Ой, вы же не знаете! У нас есть жилое крыло для командированных. Условия там, конечно, довольно спартанские, но переночевать можно, и буфет есть, и платить не нужно. В буфете тоже, я вам командировочное выпишу, накормят ужином и завтраком.
— С удовольствием воспользуюсь такой возможностью!
Крыло разделялось на три класса: казарма для нижних чинов, общежитие для обер-офицеров и гостиница для обладателей штаб-офицерских чинов. Меня, как обладателя титула, к нижним чинам отправить было недопустимо, Дворянское собрание за такое виновного бы подвергло полной обструкции, потому поселили к обер-офицерам. Условия оказались на самом деле более скромными, чем в студенческом общежитии, что, в целом, понятно: там студенту предстояло жить и учиться несколько лет, здесь командированному несколько раз переночевать. Каждый номер состоял из небольшой прихожей, в которой имелось четыре двери. Слева — в туалет, что хорошо: не придётся бегать в дальний конец коридора, справа — в душ, что вообще замечательно. А впереди — две комнаты площадью примерно по дюжине метров квадратных. В каждой две кровати, два шкафа и один стол, по совместительству обеденный и письменный.
Причём расселяли по возможности по одному в комнату, если иное не просили сами приезжие, а потом уже, после исчерпания свободных мест, начинали подселять второго соседа. И главная причина такого подхода — специфика службы. У каждого могли быть с собой документы, с которыми хотелось или нужно поработать «дома» и которые нельзя показывать посторонним, пусть и сослуживцам из другого района. Так и я оказался один в комнате, хоть в блоке сосед имелся, он вышел из своей комнаты на шум, узнать, что происходит. Поздоровался, ограничившись в представлении именем и отчеством, я ответил тем же и ушёл к себе. Оказался сосед, кстати, тёзкой — тоже Юрий, только Иванович. Продолжения знакомство никакого не получило, да и получить не могло, с учётом всё той же специфики.
Оставив лишние вещи в номере (в шкафу нашёлся встроенный сейф, шкаф и комната тоже запирались) отправился искать буфет. Там с меня стребовали выданную Пруссаковым бумагу, взамен предложив три варианта ужина. Ничего особенного, но достаточно сытно, к тому же потом можно будет заказать (уже за наличные) чай с выпечкой. Отварная картошка с отварной же рыбой, малосольным огурцом и клюквенный кисель. Немного отдаёт больницей, по мнению деда, а по мне, так нормально. Конечно, далеко не мой шипастый судак под ягодным соусом, даже не умбрийский омуль, но вполне съедобно и подходит для любого, в том числе и страдающего желудком. А для тех, кому пресно — есть молотый перец, есть хрен и есть горчица, хотя последняя к рыбе, на мой вкус, не совсем к месту.
Следующей проблемой, после ночлега и ужина, стало отсутствие свежего белья. Конечно, можно было после душа надеть сегодняшнее, слегка поношенное, благо что слегка, в сравнение с июньскими сборами вообще не идёт, но надевать ношеное после душа неприятно. Если бы душа не было — вообще не беда, а вот так… Обратился к дневальному, который был здесь вместо горничной, с вопросом: нет ли здесь галантерейной лавки? Лавку не предусмотрели, зато в номере нашёлся халат, а в гостинице — прачечная, где за рубль брались всё выстирать и к утру высушить. А заодно освежить рубашку и почистить мундир, ну, или за неимением оного — костюм. Но всё вместе будет уже дороже. Забавно: стирка без чистки — рубль, чистка без стирки — тоже рубль, а всё вместе — полтора. Прямо таки подталкивают к комплексному решению. Как сказал дед: «довольно продвинутый маркетинг».
Во вторник утром я получил чистое бельё, почищенный костюм и завтрак, опять де на выбор. Я выбрал овсянку с кусочком масла, омлет, сыр и чашку чая — кофе в меню не было. Овсянка была, скажем так, среднего качества — не шедевр кулинарии, но и не холодная слизкая гадость, зато омлет — отличный, с грибами и шкварками внутри, которые стали приятным сюрпризом. А вот то, что называлось чаем… Пару раз на вокзалах попадалось и чуть хуже, но именно что чуть. С другой стороны — горячий и сладкий, что ещё надо, чтобы запить овсянку?
Работы хватило до трёх часов, потом я фактически сбежал, воспользовавшись моментом, когда заявок по моей части не было: с имевшимися разделался, а новых не принесли, в том числе и за те четверть часа, что я собирал вещи и прощался с не менее, а скорее даже более загнанными коллегами. Успел на поезд в пятнадцать сорок, в пять вечера уже сидел в кабине грузовика, который приезжал на завод графа Сосновича за корпусами мин. Двадцать с лишним километров до портала преодолели почти за час, так что к шести вечера я добрался домой и встретился со своими домашними.
Маша с гордостью показала то, зачем ездила в Минск, в представительство Гильдии за, как оказалось, персональной доставкой. Мне были продемонстрированы четыре приличного объёма горшка, примерно по ведру каждый, в которых сидели какие-то кусты. Не знаю, как их описать — что-то между гибридом брусничника с вереском и майорана, но ростом сантиметров сорок. Кустики издавали слабый, но различимый странный запах, какой-то сухой и горьковатый. Я с недоумением посмотрел на жён.
— Это же снежноцвет! Он же зимник!
— Зимой цветёт, что ли?
— Нет же! Это изнаночный цветок, который научились выращивать на лице. Представь себе: он расцветает, если посыпать его листья и землю под ним снегом!
— М-да?
— Они такие красивые и так пахнут! А самое главное — цветок довольно редкий, в районе точно ни у кого нет!
— А он не ядовитый? Ромка, когда начнёт ходить или хотя бы ползать, если пожуёт веточку — не отравится?
— Насколько я знаю — нет… Но ты прав — надо проверить.
— С другой стороны, тот же амариллис тоже ядовитый, надо просто убрать повыше! — Поддержала Ульяна подругу.
— Изнаночное растение на лице не изменилось? Или пристрастие к снегу как раз следствие мутации?
— Нет! Он растёт в горах, в полупустыне. Там летом до сорока градусов днём и около десяти ночью, а зимой около двадцати днём и порядка нуля ночью. Самый холодные ночи — последние, тогда и выпадает снег. Для цветка это как сигнал, что скоро весна, и надо цвести, представляешь? Он расцветает с первыми тёплыми днями, чтобы успеть дать семена до летней жары и засухи!
— Забавно. А если его, когда отцветёт, опять посыпать снегом? Или не посыпать вообще?
— Можно заставить цвести два раза в год, только цветы станут мельче. А если не посыпать снегом — года через полтора засохнет и погибнет! Представляешь⁈