— Ну, в целом да, как-то так…
— Завтра зайду, посмотрю насколько всё плохо с мостами и полуосями, потом оценю форму и состояние рамы. Сделаю чертежи, посчитаю расход материала, оформим заказ… Пока его исполняют, прочие возможные в процессе работы можно будет успеть сделать дважды. Так что, Владислав Сигизмундович, не переживайте — тянуть время и прогуливать работу я не намерен.
— Можно просто пан Вольдемар. В Вологде когда работал, так и вовсе Владимиром Семёновичем звали — не выговаривают, видите ли.
— Тогда просто Юрий. Кстати, о выговаривают… — рассказал анекдот про физрука и первоклассников[1], посмеялись оба и на этом разошлись. Заведующий гаражом только проводил меня и представил старшему охраны, велев впускать и выпускать в любое время без каких-либо вопросов.
За следующие три дня успел полностью переделать второй грузовик — третий автомобиль в условном гараже моей «фирмы»! Это при том, что в перерывах не только заказал Пырейникову ещё один комплект артефактов (пообещав поместить в салоне графского автомобиля его гербовую табличку, если только сам нарисует), но и проконтролировал разборку кабриолета, провёл диагностику снятых деталей ходовой, подправил чертежи полуосей и отдал пану Вольдемару для заказа вместе со списком материалов. Всё же изготовление третьего образца по имеющимся эскизам и даже образцам — дело несравнимо более быстрое, чем «творческий поиск»! Хоть и более скучное.
Кстати, сам Вольдемар Сигизмундович, которого я взял с собой на обкатку изделия, проехав сперва на пассажирском, а затем и на подстроенном под себя водительском месте преисполнился впечатлений и энтузиазма. Если до этого он работал, просто выполняя не совсем понятную блажь руководства и на меня тоже косился недоумённо, то сейчас осознал разницу в удобстве и действовал уже с пониманием цели. Да и отношение ко мне стало много более серьёзным — а оно пригодится, когда начнём формовать из листа кузовные детали и переделывать их по три-четыре раза, добиваясь идеальной стыкуемости и приличного внешнего вида.
Отсылать грузовичок в Шклов пока не стал — намного удобнее мотаться из дома в графский гараж, расположенный в промзоне Смолевичей недалеко от вокзала на нём, чем пешком или на возке. Дед, как ни странно, никак это не прокомментировал — а я уже, можно сказать, ждал ворчания на тему «а как упирался» и тому подобного. Даже немного жаль, что работа над моим персональным автомобилем, можно сказать — встала. Два «творческих поиска» одновременно я не потяну, так что делал в свободное от графа время только рутину, а именно изготавливал и ставил общие с пикапом либо похожие детали. При этом я мысленно уже ехал на новом авто в Могилёв, на встречу Мурочке-Машеньке и задержка из-за графского заказа бесила жутко. Но потом напоминал себе, что это плата за сравнительно дешёвое решение вопроса с имением, а новый размер владений — это ещё и возможность разместить там всё, что угодно — от портала на изнанку до гаража с мастерской и от складов для сырья до помещений, подвальных и не только, в которых будут вызревать и храниться напитки, требующие выдержки. Не то, чтобы это полностью снимало раздражение, особенно при мысли, что я плачу за землю дважды — деньгами и работой, но облегчение приносило.
Ну, и бабушку сама мысль, что я напрямую веду дела с самим (!) графом Сосновичем возбуждала и поддерживала в тонусе несказанно.
С паном Вольдемаром мы в целом сработались. Нет, всё не было «зефирно», порой и матом друг друга крыли в пылу полемики — но потом неизменно мирились, а после работы с бутылочкой «Рысюхинского» проговаривали спорные моменты уже спокойно и даже со своеобразным юмором. В общем, не сразу и не просто, но удалось стать в гараже «своим», что, по словам деда, могло потом ещё не раз пригодиться.
Так, сделали стенд для балансировки ходовой. Поскольку «ласточка» — кстати, прозвали её так за эмблему изготовителя в виде какой-то птицы на щите на самом верху радиаторной решётки — имела бензиновый мотор и задний привод, а не электромотор, то раскрутить полуоси до нужной скорости вращения простой подачей тока было невозможно. Пришлось ладить приспособления, отдельно для подключения ведущего заднего моста и отдельно — переднего. Если сперва Вольдо возмущался, мол, зачем переводить металл и труд на «бесполезную конструкцию», то потом, увидев воочию биения колеса и оценив лишнюю нагрузку на подшипники — переменил своё мнение, и между делом прогнал через стенд элементы ходовой всего графского транспорта, по поводу чего дважды ходил в механические мастерские ругаться и один раз — «бить наглые бессовестные хари». В тот раз он вернулся наутро с похмельем и мастером из мастерских, который посмотрел на наш стенд и впечатлился на ровном месте.
Лимитирующим по времени фактором стали роскошные кожаные кресла, которые я заказал в салон авто у всё того же старого шорника, заодно сообщив ему, под чью… эээ… фигуру они предназначены. Перед заказом, кстати, уточнил у Вольдемара Сигизмундовича и у секретаря графа, для каких целей в основном используется авто. Просто у сплошного дивана есть одно-единственное, но важное преимущество: он гораздо удобнее для близкого общения с противоположным полом. И нет, это не мой вывод, а мнение деда, основанное на предпочтениях многих тысяч автолюбителей его мира. Оказалось, что для этих целей граф предпочитает более уютную и комфортную обстановку, ну да и ладно.
Шесть дней изготавливались сиденья, десять дней ушло на автомобиль — правда, последние два дня ожидания кресел я усиленно работал уже над своим проектом. Салон выглядел необычно и красиво — это при том, что вместо декоративных панелей из дерева или обтянутых кожей пока стояли металлические «заглушки», покрашенные тёмной бронзой. Широченные двери, открывающиеся вперёд, изогнутая дугой приборная панель, рычаг переключения передач на низкой перегородке между сиденьями — короткий, лакончиный, с удобно ложащимся под правую ладонь широким деревянным наконечником — вместо того длинного железного ужаса, что стоял изначально. Вообще вместо четырёх педалей и шести рычагов осталось три и два соответственно, вторым рычагом включался стояночный тормоз. Ну, ещё маленькие рычажки на руле, которые дублировали тумблеры для включения света и кондиционера, расположенные на панели перед коробкой передач, где ими мог бы манипулировать и пассажир. Кстати, здесь оба кресла регулировались по двум осям и наклону.
Граф выглядел вполне довольным, единственно что спросил про двери — до того они крепились к вертикальным стойкам и открывались назад — мол, непривычно и зачем вообще?
— Тут два момента. Во-первых, дверь стала намного шире, и если оставить петли сзади — то сидя внутри было бы крайне неудобно её закрывать и открывать, пришлось бы изворачиваться и тянуть руку за спину, а так — слегка наклониться вперёд.
Я продемонстрировал всё это, устроившись на переднем сиденье.
— А второе — безопасность. Передняя стойка намеренно прослаблена в паре мест, так что при сильном ударе — то есть, при столкновении с препятствием, она деформируется, прогнётся вперёд. При этом потянет за собой дверцу — точнее, это дверца своим весом толкнёт стойку, но это не принципиально, выведет замок из зацепления и дверь по инерции откроется. Это предотвратит, или как минимум сильно снизит, опасность быть зажатым в салоне.
Я перевёл дух — всё же граф мог не совсем адекватно отреагировать на слова о том, что он может попасть в аварию, но, к счастью, он оказался человеком здравомыслящим и уравновешенным.
— Кстати говоря, введение зон контролируемого разрушения, которые будут обеспечивать более безопасное для водителя и пассажиров поведение конструкции автомобиля — это один из тех принципов, которые хочу запатентовать, так сказать, глобально. Суть в том, чтобы то, что может травмировать человека — отваливалось безопасным образом в стороны.
— Проектировать автомобиль так, чтобы он разваливался при первой возможности — так себе идея. Если даже её запатентуют, то вряд ли кто-то будет пользоваться.
Я не стал спорить с графом — пусть себе считает себя умнее, мне бесплатно, а ему приятно.
— Да, машина не крашена…
— Как это⁈ Я думал как раз — какой красивый серебристый цвет…
— Это «серебрянка» — алюминиевая пудра с лаком, по сути — антикоррозийное защитное покрытие. Я сперва им только днище закрыть хотел, но потом мы решили обработать корпус полностью. Я вижу эту машину в глубоком тёмно-зелёном цвете, сдержанно-аристократичном, с серебряными элементами, подчёркивающими линии корпуса, или в насыщенном красном, ближе к вишнёвому, но решать вам. Можно и так оставить — лет семь минимум краска продержится, если её специально не сдирать, разумеется.
— Хм, подумаю. Это я потом решу.
Минут тридцать ушло на то, чтобы рассказать и показать, где что и как включается, настраивается и регулируется, два раза показывал я — и один раз пытался повторить запомненное Евгений Борисович. В итоге я выдал ему книжечку, где всё то же самое было описано и нарисовано и граф отправился в пробную поездку. Понятное дело, что исправность проверили до того, покатавшись по двору. Вернулся граф через полчаса, довольный, если верить деду, как свежевымытый слон. Сходу пообещал всем причастным премии, долго хвалил тишину в салоне, отсутствие пыли и возросшую плавность хода — ещё бы, основные источники вибрации устранили. Обозвал меня «волшебником» и пообещал, что состояние счёта меня тоже порадует. Но больше всего меня порадовало окончание работ, появившаяся в результате этого возможность закончить свой автомобиль и уехать, наконец, в Могилёв, к Машеньке. Тем более, что она завтра уже возвращается с дачи в город, а мама с сёстрами — ещё нет!
[1] Учитель физкультуры Владислав Мирославович разрешил первоклассникам называть себя просто «дядя Вова» — после того, как побыл Малосраловичем, Мимосраловичем и даже Милосраловичем.
Глава 20
Возвращаясь от графа, обсудили с дедом ещё одну культурно-этикетную особенность, а именно обещание заказчика о банковском переводе.