— Ого! Мы можем рассчитывать на автограф?
— На автографы — мои супруги сильно помогали в работе и являются полноценными соавторами. Как-никак, дипломированные композиторы!
— Да уж. Вы можете, получается, зарабатывать, не выходя из дома!
— Вот-вот. А, стало быть, это всё можно рассматривать, как цех и станки в нём.
— Из дому выходить всё же придётся: хотя бы для того, чтобы подписать договор и открыть счёт в банке.
Все посмеялись, причём не только из вежливости, и мы решительно двинулись к накрытым столам, прихватив с собой и женскую часть гостей, причём двинулись не через музей, а по другой дороге: в репетиционном зале был выход во внутренний коридор дома через тамбур, который изначально был одной из кладовок.
По дороге отстал от гостей, дал распоряжения относительно сроков подачи блюд. Но до начала застолья возникла ещё одна пауза — вынесли показать гостям наследника, который после аудиенции изволил отбыть в свои апартаменты в сопровождении матери. Пока ждали возвращения Маши — провели гостей по прочим помещениям этого крыла, показав подготовленные для приёмов гостиные. Ну и, пока дамы восхищённо щебетали над горшками с купленными Муркой цветами, что накануне посыпали снегом, спровоцировав их цветение, мы с их кавалерами проинспектировали курительную комнату, скорее даже бар в ней. Причём на самом деле больше обсуждали и выбирали, выпили в итоге по одной рюмке в качестве дижестива, кому чего хотелось попробовать. А там и жена вернулась, после всего все наконец попали за стол.
Меню во многом опиралось на «дары изнанки» и в значительной степени гостям было знакомо. Новинкой стала белая форель из Самоцветной реки в кунжуте, оказалось очень даже ничего. Правда, ради этого дедова рецепта пришлось изрядно побегать: тот самый кунжут хотя и был известен в наших краях, но больше понаслышке, и большим спросом не пользовался. Мне пришлось весь Могилёв обшарить, пока нашёл, наконец, у одного торговца. Тот, как оказалось, купил экзотическую приправу ещё полгода назад, и за всё время продал только половину стакана. Так что, когда я предложил выкупить весь оставшийся запас, тот на радостях ещё и скидку предложил. Весь запас составил около трёх с половиной килограммов, и в глазах торговца виделся немой вопрос — что я буду делать с таким количеством непонятных семян. Но вслух спрашивать он не стал — видимо, чтобы я не передумал. Тогда я, «на добивание», заказал ещё по десять килограммов белого и чёрного, а также, если там, где он закупается, такое есть, кунжутного масла «совсем немного, с полведра» и кунжутной халвы «чисто попробовать, килограмма три-четыре». Расставаясь, понял, что у нас с ним кардинально разные представления о том, что такое «совсем немного на пробу».
Кстати, когда покупал этот кунжут, по ассоциации с «немного на пробу», вспомнился один эпизод, имевший место при встрече с Государем на подмосковном полигоне. И я, не желая показаться человеком, которому нужно намекать несколько раз подряд, распорядился отправить к Новому году подарок для Петра Алексеевича. Не слишком скромно, но и не так, чтобы официальных поставщиков без работы оставить. Так, по бочонку-другому каждого вида продукции. Или по паре ящиков в тех случаях, когда бочонок совсем не в тему, это я о наливках. Но даже так и с учётом того, что бочонки были небольшие, груза получилось больше тонны брутто. А ещё была мысль три пивных бочонка по сотне литров закинуть, это ещё почти полтонны. Так что пришлось отряжать пикап, а в него четырёх человек из дружины: два сменных водителя, охранник и старший машины, которого назначили из недавно инициированных огневиков, успевших пройти, так сказать, краткий курс по обращению с огненным даром.
Помимо основных блюд подали и пирожки с мясной ягодой, сохранённой в стазисе, от которых некоторые не сдержали стон удовольствия.
— Да уж, такое только в конце обеда подавать! После них и ничего другого не захочется, и остановиться невозможно! Не первый раз пробую, а никак не приедается. Жалко только, что лакомство это так строго к сезону привязано.
После обеда все разошлись, кто «попудрить носик», кто «покурить», а где-то через полчаса настал черёд культурной программы. В ходе неё пришлось спеть и «Осень», которая «тёмная даль», и «Снежинку», которая оказалась вот вообще в тему и даже «Детство», на котором старшее поколение предсказуемо прослезилось. Потом ещё «попили чаю» с закусками и просто посидели, разбившись на компании, за исключением близнецов, что, несмотря на метель, убежали на изнанку, угощать своих питомцев новогодней тыквой. Разъезжались гости уже около восьми вечера, сытые, умеренно выпившие и, судя по внешнему виду, довольные.
Глава 8
С ответными визитами затягивать не стали, уже на следующий день отправились к Шипунову. Благо, Ромка уже мог продержаться день на кормах из бутылочки и успешно осваивал ложку, так что Маша не была ограничена двумя-тремя часами на всё, включая дорогу. С собой в качестве «гостинца» взяли партитуру песни «Куда уходит детство», а также документы, разрешающие всем учреждениям образования свободное использование её, целиком или полностью, для любых целей, кроме коммерческих, если выручка идёт не на благотворительность или нужды образования. Да, я собирался просить близнецов быть посредниками в передаче песни родной гимназии, а то уже неприлично становилось, что я её так хорошо и качественно забыл.
Там, у Шипунова, кроме нас были уже его соседи, а также родственники его и родственники по линии жены, с некоторыми даже знакомиться пришлось, кто из другого района приехал. Своих-то, районных, я хотя бы поверхностно всех знаю. Случился небольшой конфуз, когда одна из, скажем так, сильно возрастных родственниц баронессы взялась было «помочь» с песней, после пробного исполнения — дескать, «терпимо, но кое-что надо бы поправить», ссылаясь на то, что музыкальную школу когда-то закончила. Но толком разойтись её не дали — рассказали и о том, что Мурка с Улей обе закончили академию по классу композиции, и что училась она в классе самого Лебединского, который лично рецензировал песню. «Исправлять» то, что уже признал годным «сам» Валериан Елизарьевич она не решилась и вообще тему музыки больше не поднимали — до поры до времени.
Кстати, о близнецах и гимназии. Я, когда учился, как-то не задумывался, как добираются от дома жители района. Слышал что-то про пансионат, а большим и не интересовался. Оказалось, есть так называемый «полупансионат», где ученики проводили время с понедельника до пятницы, на занятиях в субботу, где ставили всякого рода дополнительные и не обязательные предметы, присутствовать им разрешалось «по желанию». Ещё допускалось для гимназистов жить у родственников в городе, во всяком случае в старших классах. Родители предпочитали заплатить за пансионат, поскольку там смотрели за детьми, чтобы те делали уроки и не бегали по улицам, сами же ученики, ровно по тем же причинам, кстати, «голосовали» за родню. Всё это мне в деталях и подробностях рассказали близнецы, попутно обсуждая варианты конструкции седла для кенгуранчиков: им для конструирования требовалось узнать, как перемещаются животные в дикой природе. Ну, и «советы настоящего изобретателя» тоже хотели спросить, по паре-тройке вопросов. Жаль, осмотреть стройплощадку на месте будущего придорожного комплекса не получилось: вчерашний снегопад добавил толщины скрывающим её сугробам.
Четвёртого января дали отдых себе и своей печени — совсем не пить в гостях не получалось в принципе, а пить поменьше — с переменным успехом, так что отдых пригодился. А вот пятого — пришлось ехать в гости к Клёнову. Там незнакомой родни не было, но присутствовали соседи барона из соседнего района, из-под Рованичей, так что знакомиться снова нашлось с кем. Как-то между делом зашла речь и обо мне. Точнее — о моих полётах: соседи пересказали дошедшие до них слухи о «каком-то аэроплане», что «частенько летает над районом» и спросили, не знаем ли мы что-нибудь на этот счёт. Ну, хозяин дома меня, по выражению деда, «сдал, как стеклотару»:
— Мы-то знаем именно что «что-нибудь», а вот Юрий Викентьевич знает всё. Совсем всё — это он и летал, на аппарате собственного изобретения.
— Серьёзно⁈ И строили сами⁈
— Да, частью в своей мастерской, частью на факультете, с консультациями преподавателей.
— Просто покататься, или как?
— Ну, Маше моей и «просто покататься» очень нравится: она маг воздуха, и из кабины её чуть ли не силой выковыривать приходится. А так — я же в Могилёве учусь, добираться оттуда и назад что по железной дороге, что на авто времени отнимает очень много, а так — полтора часа лёта от имения до городского аэродрома. Причём это над дорогами, на случай чего. В итоге в Могилёве от аэропорта до академии или обратно добираться как бы не дольше выходит.
— Это какая же скорость получается⁈
— По расчёту крейсерская должна быть сто пятнадцать примерно, но приборов в кабине нет, так что всё на глаз. Но и от ветра многое зависит, будет он нести с собой или тормозить…
— Никогда бы не решился! Это на такой скорости, да ещё с высоты, если что, костей же не соберёшь!
Что меня дёрнуло рассказать про установившуюся скорость падения, в зависимости от положения тела в потоке, и о высоте, которая её обеспечивает? И о нисходящих потоках, из-за которых на высоте четыре сотни метров лететь безопаснее, чем на двухстах? После этого на меня окончательно стали смотреть, как на полного психа. Особенно, когда узнали, что крыло сделано «из тряпки» и крепится шарниром…
Разговор о технике и прогрессе длился ещё полчаса и как-то плавно перешёл на другие темы, а я не стал его возвращать обратно. Потом песни пели, в том числе те, что идут за моим авторством, но не заостряя на этом внимания. Даже туристическую, по замыслу, «Как здорово, что все мы здесь» и ту, к некоторому моему удивлению, вспомнили. Больше никаких неожиданностей не случилось, общих интересов — деловых интересов, имею в виду — с соседями Клёнова не нашлось, кроме Брусникиных, с которыми у нашей семьи и так уже давние отношения.