одич, причём — женатый. Будь я холостым, то пришлось бы изгаляться с поиском того, кто мог бы за меня сказать, а так, пусть со скрипом, но — могу справиться сам. Во время сговора определяется не только то, будет ли свадьба, но и условия будущего брака: кто в чей род переходит, какое приданое и несколько других, как выражается дед, «технических моментов». Вообще, для простоты, сговор — камерное действо, происходящее между родителями или главами родов, если это разные люди. И ограничений на будущих супругов он налагает не слишком много. Сватовство же и помолвка — уже публичное действо, призванное показать обществу серьёзность намерений, призвать окружающих в свидетели. И придать молодым официальный статус. Вообще говоря, между сговором и сватовством могут пройти годы, а если сговаривают детей лет пяти — то и вовсе, до полутора десятков. Вообще, может быть сватовство без сговора, и может быть наоборот, но там уже имеется привкус скандала.
Интересно, будут ли Ульяну для соблюдения традиций выгонять в её комнату на время сговора, или нет? С другой стороны, если откажут, а я, честно говоря, склоняюсь именно к этому варианту — не может быть, чтобы у её родителей отсутствовали заранее и тщательно подобранные кандидаты — то смысл выгонять? Переговоров-то как таковых в этом случае не будет.
Если совсем честно, меня такой вариант устроил бы больше всего, не хочется мне пока вторую жену заводить. Вот такие у меня «простолюдинские» замашки. Вообще так сложилось, что у дворян многожёнство — норма, а у простого люда — редкость, там вообще взгляды ближе к тем, что приняты в мире деда. Точнее, на селе вторую жену берут не слишком редко, но в большинстве случаев исходя из хозяйственных резонов, как ещё одного работника в доме, или ради приданого. А вот в городах, среди мещан такое не одобрялось почему-то. Любовниц заводить, значит, нормально, пусть и негласно, а вот вторую жену — уже разврат. У деда вообще «теория заговора», что разное отношение к институту брака в разных слоях общества культивируется специально, для пущего социального расслоения. Но, по-моему, он перегибает в поисках тайных мотивов.
Так, пока я витал в мыслях — уже пришли. Извозчик, сбегавший поругаться со своим коллегой и принести оставшийся груз — мне, а тем более Маше, тут нести что-то было «невместно», потому за один рейс не уложились, получил свой рубль с учётом доплаты за дополнительную услугу и ушёл, а я стал накручивать электрический дверной звонок. Тоже своего рода знак статуса, кстати говоря.
Прислуга — всё те же «стандартные» кухарка и горничная, унесли гостинцы на кухню, за ними последовали моя жена и Алевтина Ивановна, первая — рассказать и показать, что к чему, вторая — проследить за порядком. Мы же с Харитоном Дорофеевичем отправились в кабинет, ждать приглашения в гостиную. Неясытев с лёгкой тоской во взоре проводил уносимый на кухню ящик с настойкой, но я его утешил без слов, незаметно похлопав ладонью по боку саквояжа.
Да, у меня с собой было — по опыту общения с тестем. Причём не зная вкусов Неясытева, я взял с собой и «Клюковку», и «Брусничку», на выбор. А к ним — пару серебряных стопок, мясную и сырную нарезку, резаного хлеба и пару огурцов из парников академии, тоже в нарезке. У него, как и у Мурлыкина, тоже был заветный шкафчик, вот только в нём кроме посуды и кое-какой закуски, пригодной к длительному хранению, больше ничего не имелось. Разве что графин с морсом. Или всё закончилось за праздники, или изъято супругой. Вот не буду вникать. Зато наличие посуды, от вилок до стаканов, позволило накрыть стол по всем правилам приличий. За ним и посидели полчаса, за разговорами на приличные же темы. То есть — поздравили друг друга с наступившим Новым годом, обсудили, без лишних «интимных» подробностей, год минувший и обменялись осторожными надеждами на год начавшийся. Поскольку при этом слишком многое звучало как тост или изначально было тостом — то попробовали и брусничную настойку, хорошо так к ней приложившись, и клюквенную. При всём моём настороженном отношении к алкоголю, как-то в этот момент не хотелось сдерживаться. Нет, какого-то особого удовольствия я не испытывал, но как будто становилось… Не то, чтобы легче, но словно бы проще дышать, что ли?
«Это ты тоже нервничаешь, не меньше, чем жена твоя, только по другому поводу. Пусть сам себе и не признаёшься. А сейчас у тебя в крови столько спирта, чтобы пошло растормаживание нервной системы».
«Главное, с такой уверенностью всё это рассказываешь, будто врач или биохимик. А на самом деле это всё у тебя домыслы».
«Не домыслы, а широкая эрудиция. И обрывки знаний из Интернета».
«Обрывки, сомнительной достоверности».
«Не без этого, внучек, не без этого. Но то, что тебя „разморозило“ — это факт».
В целом — неплохо посидели, пока нас не позвали к столу уже официальному.
Глава 7
За праздничным столом нас оказалось пятеро — Артур отсутствовал. Как объяснила, извиняясь голосом, хозяйка дома — его пригласили друзья и, вроде бы, даже с ночёвкой. Зря, кстати, извиняется — по мне так это и к лучшему, меньше возможностей для всякого рода неожиданностей, вряд ли приятных.
— Знаем мы таких друзей. А потом придётся жениться срочно, пока причина наружу не вылезла! — Тихонько пробурчал пришедший в активное настроение Неясытев. Его супруга если и расслышала, то предпочла сделать вид, что это не так.
Алевтина Ивановна угощала нас своими «фирменными» закусками, Маша хозяев — своими. Дошли и до судака. Я честно признался:
— Знаете, после того, как это блюдо распробовал — буквально оторвал от сердца. Вежливость заставила, хоть жадность вопила «съешь всё сам»!
— Вот стало интересно…
После снятия пробы — точнее, после того, как филе закончилось, перешли к обсуждению блюда.
— Это филе шипастого судака — мы вам, если не ошибаюсь, передавали в качестве гостинца. Рыба, похожая на судака или берша, но с колючками, как у девятииглой колюшки примерно, только у рыбы в полтора кило — передние шипы в палец длиной. И соус из ягод, которые назвали изнаночной голубикой, тех самых, из которых настойка. Соус первоначально под мясо придумали, под кенгуранчика, но с рыбой он ничуть не хуже.
После этого кулинарная тема господствовала безраздельно не менее получаса. Но к десерту она исчерпала себя, и в воздухе повисла некоторая напряжённость. Словно все хотели что-то сказать, но не решались. Ульяна вообще весь вечер сидела непривычно тихая и молчаливая, и даже почти не ела, сделав исключение только для судака. Ладно, в конце концов, я за этим сюда и пришёл…
— Кхм!.. — вроде как готовился, и даже тренировался в кабинете перед зеркалом, а как до дела дошло — все заготовленные речи куда-то из головы девались. — Харитон Дорофеевич, Алевтина Ивановна. Сегодня я пришёл сюда, в ваш дом не просто так.
— А зря! В смысле, зря просто так не приходили, повода ждали! — вмешался в мою речь Неясытев. Неужели развезло? Или шутить пытается? Вот же блин горелый, сбил с толку!
— У меня сегодня есть веский повод и даже причина. И это даже не Новый год. Я, находясь в довольно-таки здравом уме и даже почти трезвой памяти, в присутствии и с одобрения моей супруги, Марии Васильевны, в девичестве Мурлыкиной, хочу попросить у вас руки вашей дочери, Ульяны Харитоновны, в роли своей второй жены.
Выговорил, выговорился — и сразу легче стало. Сейчас выслушать более или менее вежливый отказ и можно раскланиваться. Неясытевы переглянулись, посмотрели друг на друга несколько секунд, перевели взгляд на дочку, которая сидела напряжённо, зажав ладони между колен, снова переглянулись…
— Собственно говоря… — медленно начал хозяин дома, — вы нас не сильно-то и удивили. Оно, как бы, к тому и шло, и было ожидаемо. Так что у нас было время подумать и обсудить ситуацию.
«Если давно всё обдумал — что ж ты сейчас резину тянешь⁈»
«Спокойно, Юра, спокойно. У них это тоже не каждую неделю случается, люди имеют право переживать».
— В общем, по здравому размышлению, мы не видим причин отвечать вам отказом.
— Ну что ж, если так… Подождите, то есть — вы согласны⁈
— А куда нам, с другой стороны, деваться? Она уже года два только об этом браке и говорит. Поначалу считали, что это очередная девичья блажь, скоро пройдёт. Но как-то всё не проходила… Всем женихам, что мы ей подобрали, отказала, причём одному из них так, что у нас чуть родовая вражда не возникла, с трудом удалось вернуть отношения на уровень «вежливо здороваемся при встрече». И не приструнишь же её — грозит из дома уйти. Тем паче, что сейчас ей даже есть с чем уходить.
— Ох, пока ты не договорился до непотребства какого-то, наподобие «заберите уже её хоть кто-нибудь», лучше дай, я скажу. — Перебила Неясытева его жена. — Согласны мы, согласны. Надо только об…
Ульяна издала какой-то не то писк, не то сип, и прямо так, как сидела — с напряжённой спиной и зажатыми между коленей руками — начала заваливаться назад и влево, на спинку кресла. Возникла лёгкая суета, Маша поймала подругу, усадила обратно. Та сознания не потеряла, как я было подумал, но застыла, как каменная, и мелко-мелко дрожала. Алевтина Ивановна, явно зная, что и как делать в такой ситуации, поднесла к носу дочери баночку с чем-то резко пахнущим, а когда в глазах Ульяны появился отблеск сознания, хоть и мягко, но всё же силой расцепила её конечности. Когда девушка более-менее расслабилась, пусть и вынужденно, ей в руку дали полную рюмку наливки, которую та и выпила, как воду.
— С тем же успехом можно было и водки налить. — прокомментировал это Харитон Дорофеевич. — И толку было бы больше.
— Или воды с нашатырём, тоже, говорят, помогает. Или это от похмелья⁈
— Возможно, но это уже зверство, как на мой взгляд. Живого человека такой гадостью поить.
Может показаться чёрствостью и грубостью, что мы с хозяином дома болтаем обо всякой ерунде, когда рядом человеку плохо, но что мы могли сделать? Мама Ульяны сразу отставила нас в сторону одним только жестом руки, а затем дамы и вовсе увели как-то судорожно и прерывисто дышащую девушку вглубь квартиры, оставив нас за столом двоих. Сидеть просто так, да ещё и в напряжении, было скучно и непродуктивно, так что Харитон Дорофеевич вскоре налил по рюмке своей домашней наливки из чёрной смородины — на мой вкус слишком густой и слишком сладкой, даже не ликёр, а словно жидкое варенье со спиртом. Как бы, не обидев хозяев, отказаться от этого угощения?