Уснул раньше, чем убедил себя, что зря развожу переживания на ровном месте. Просто как будто кто-то щёлкнул рубильником, выключив мне сознание, а утром, по звонку будильника — включил.
Глава 8
Это моя пятая экзаменационная сессия. Двадцатый экзамен и, соответственно, двадцатая консультация. Выдаваемые преподавателями тексты весьма близки, полезной и новой информации в них на данный момент — только номер аудитории и дата начала. Ну, ещё подтверждение заранее известной формы проведения экзамена — письменный или устный. Всё! Собственно, больше ничего и не надо, ну, если получится — разобрать, пока ты задаёшь вопросы преподавателю, а не он тебе, пару каверзных или непонятных моментов в материале. Но нам пересказывают всё, как первокурсникам — и всё равно находятся люди, переспрашивающие известное и очевидное. Более того, у меня такое впечатление, что эти, одни и те же, вопросы задают одни и те же люди! Нет, честно — даже в том же самом порядке! Если это какой-то, как выражается дед, «прикол» или «студенческая традиция», то я такого не понимаю. Более того, смело скажу, что к счастью не понимаю.
Благо, смог и свой, нормальный, вопрос задать — насчёт просадки потока силы на одном переходе, там такой неприятный скачок, из-за которого можно легко запороть запитку магемы, я вроде как приспособился его компенсировать, но не могу никак понять причины и способы «лечения», а не просто подавления «симптомов». Познавательно получилось, но что удивительно — говорили мы минут семь, на действительно важную тему, которая, как прямо сказал преподаватель — может быть на экзамене в дополнительных вопросах на высокую оценку, но некоторые уже начали стонать и демонстративно куда-то торопиться. Самое смешное — это были те же люди, что вдвое дольше допытывались, чем можно писать ответ — карандашом или ручкой, и если ручкой, то можно ли пользоваться автоматической, которую не надо постоянно макать в чернильницу. И какой цвет чернил можно использовать. Если бы преподаватель не рассказал об этом сам, в самом начале, двадцатый раз за двадцать консультаций…
Экзамен назначили всё же на понедельник, принципиальность администрации не дошла до того, чтобы экзаменовать нас в воскресенье. Более того, начало запланировано на три часа. Может, из-за этого, а может и по другим причинам, но на консультации присутствовало чуть больше половины потока, остальные продолжали гулять. Консультация закончилась в десять утра, с минутами. Теоретически, можно было съездить в Викентьевку, с двумя ночёвками, вернуться утром понедельника, но не стал этого делать. Во-первых, мало ли что может произойти в дороге, опаздывать на экзамен — плохая идея. Во-вторых, хочу нормальные выходные, без суетни и беготни. Ну, и материал подучить не помешает.
Так и провёл оставшееся время — спал, учился, доедал последние новогодние угощения. Всё же шкаф со стазисом во многом превосходит холодильный шкаф — там останавливаются все процессы, а не просто охлаждается еда. Так что всё остаётся на самом деле свежим, а не выглядит почти таким, и угроза желудочных расстройств отсутствует. Вот и думай — ошиблись Маша и Акулина, наша кухарка, с расчётом новогодних блюд или стратегически мудро избавили себя от готовки на несколько дней? Жаль, филе судака закончилось, не только готовое, но и запасы этой рыбы вообще.
На экзамене я не успел проскочить в первой пятёрке, не повезло и с жеребьёвкой, выпало заходить в последнем десятке. Экзаменатор посмотрел на меня, полистал зачётку и, уже после того, как я вытащил билет, неожиданно предложил:
— Хотите «хорошо» прямо сейчас?
Обычно такие предложения делают на консультации, так что я даже немного растерялся, но почти сразу ответил:
— Нет, попробую получить больше.
— Хотите «отлично»? — спросил преподаватель, снова пролистывая зачётку.
— Хочу.
— Ну, ладно… — И поставил!
А что, так можно было⁈
«Слабак, без боя сдался!»
«Дед, что это вообще было⁈»
«То, о чём я тебе говорил — зачётка начала работать на тебя».
«Как-то это странно всё равно…»
Дед вместо объяснения рассказал очередной непонятный анекдот про каких-то Еву и москвича[1]. Сам рассказал, сам посмеялся, сам не смог или ен захотел объяснить. Потом вздохнул, и вернулся к нашим реалиям.
«Вот как ты думаешь, какой ты у него по счёту, кто сегодня сдаваться пришёл?»
«Ну, по жеребьёвке…»
«Не-не-не! Если у вас экзамен в три — то кто-то другой сдавал в девять. Ты у него как минимум девяностый, а если тот поток был больше полусотни — то сто какой-то».
«И что?»
«И всё. Допустим, ты — девяносто первый. До этого девяносто студней изо всех сил пытались сношать ему мозг, зачастую — в особо извращённой форме. И вот он видит студента: почти отличник, не прогульщик, практику и семинары отрабатывает полностью, качественно и старательно. Да ещё и на консультации вопрос задал — конкретный, с желанием на самом деле разобраться. И вот зачем ему, уже за день поимевшему всяческих извращений тратить твоё и, главное, своё время и силы?»
«Всё равно, просто так вот, внезапно…»
«И что? Какая разница, заранее или на месте? Ему, если честно, вообще всё равно, какую оценку кому ставить, лишь бы потом претензий не возникало, или их можно было отбить без особого труда».
После экзамена проводил Машу на вокзал — она всё же поехала в Дубовый Лог, наводить там порядок по её словам. Остался я один — ну, как «один»? Прислугу за компанию считать не принято. У этого, как я понял чуть позже при разговоре по мобилету с женой, было ещё одно последствие: Ульяна не могла прийти ко мне в гости. Одно дело — навестить замужнюю подругу, и другое — остаться наедине с мужчиной у него дома! Напомню, на всякий случай: сговор — это ещё далеко не помолвка, официальной невестой девушку не делает. Да даже если бы и была — такой визит всё равно бросил бы густую такую, жирную тень на репутацию.
Кстати, о помолвке. Её решили проводить ближе к весне и безо всяких сельских и мелкошляхетских ритуалов и заморочек, то есть — никаких тебе «поездов», никаких ритуальных разговоров про товар и купцов. Всё будет так, как принято у титулованных дворян, тем более, что я к ним отношусь, а Неясытевым будет приятно. В их, точнее, теперь уже и в моём, никак не могу привыкнуть, кругу такие вещи делаются путём объявления во время приёма или бала. Причём приём должны давать или семья жениха, или невесты, на чужом приёме такое объявлять можно только в редких случаях, иначе — моветон, а то и вовсе гафф.
Приём решили давать в Дворянском собрании, точнее — его ресторане, организация ложилась на плечи Неясытевых, расходы я хотел взять на себя, но в итоге сговорились на складчину, плюс моё спиртное. Вот с датой были вопросы. Хотели было привязаться к какому-либо празднику, семейному или государственному, но потом решили — а, собственно, какого? Мы что, опасаемся, что помолвка сорвётся в последний момент? Нет? Ну, значит, на неё и будем приглашать!
Хорошей датой выглядело первое марта — первый день весны, новое начало и всё такое прочее. Но вот дата свадьбы… Меньше, чем через месяц после помолвки без уважительной причины — нельзя. Слухи пойдут, один другого «краше» и нелепее. В идеале выдержать надо три месяца, но это начало июня — у меня сессия, во время которой готовить и проводить подобное действо… После сессии, то есть, конец июня или начало июля — это уже примерно те сроки, когда Маша должна будет, если всё пройдёт нормально, родить. Участие её в свадьбе становится маловероятным, проводить без неё — провокационно в плане слухов, не прилично и мне самому не хочется. Откладывать на осень отказалась уже Маша, это рушило её основную мотивацию данного действа. Май — перегружен днями рождения у Мурлыкиных, плюс зачёты, плюс подготовка к экзаменам. Остаётся только апрель, причём вторая половина, более точно определимся после помолвки.
Вообще же свадьбы подчинялись определённой сезонности, которая была ярко выражена на селе — подавляющее большинство игралось осенью, после сбора урожая, но до холодов или в их начале. В городах многие также по привычке играли осенью, но далеко не все. Тем не менее, поздняя осень или ранняя весна не пользовались большой популярностью по вполне понятной причине: мало кто из новобрачных и гостей хотел месить ногами талый снег и холодную грязь. А с появлением моды делать на свадьбах фотографии появилось ещё и такое соображение, чтобы фон был красивый. Но были и те, кто не мог либо не хотел ждать, или кому было плевать на условности, так что такого сезона, чтобы совсем не было свадеб в городе не имелось.
Причём если для меня многое это было в новинку, точнее, я просто не задумывался над подобным, то вот у Маши и Ульяны всё было выяснено, обсуждено, уточнено и готов вариант решения, или пара на выбор. То есть, ответственно подошли к вопросу. Явно же и консультировались где-то с кем-то. Надо будет, кстати, и мне съездить, проконсультироваться — какой зал и насколько заранее стоит бронировать.
Но это будет весной, а пока у меня сессия. Кстати, из-за традиционного расписания, при котором экзамены должны были идти каждый третий день и из-за вмешательства воскресных дней получилось так, что три экзамена попадали на понедельник, переносясь туда с воскресенья, и два — на четверг. Оба оставшихся выходных из-за консультаций по субботам оказывались укороченными, но у меня и без того не было в планах ездить в Викентьевку или в Дубовый Лог во время сессии. Зато к этим экзаменам было на один день подготовки больше. Может, из-за этого все три «понедельничных» сдал на «отлично»? А вот один «четверговый» оказался «четверговенным» — я его завалил. Ну, как «завалил»? Своё «хорошо» получил, но с идеей закрыть сессию с отличием пришлось распрощаться. Ладно — не больно то и хотелось. На самом деле, конечно, хотелось, но — переживу без этого достижения.
Ещё что интересного было за время сессии — девятого января, аккурат после консультации, внезапно позвонил начальник штаба 118-го полка, господин Урутский. Я так и не понял, зачем он звонил. Формально — хотел рассказать, что командование полка решило наградить меня почётной грамотой «За содействие укреплению обороны». Не совсем понятно, за что — макры они приобрели на взаимовыгодной основе, пользу от них тоже выяснили сами. И не совсем понятно, зачем звонить лично — хватило бы письма или звонка секретаря, как там он в армии называется, адъютант, что ли? Дед решил, что это заход на какую-то новую аферу, как он выразился, «заблаговременное размягчение контрагента предварительными ласками через обкладывание бумагой».