Воевода, извинившись, стал передавать мои распоряжения дальше, я же бежал к фургону, одновременно слушая деда и стараясь подавить страх за Машу.
— Слушаю.
— Боевые машины, четыре штуки, ставьте в оборону, вам виднее будет на месте, как расставить. Все грузовики, когда боеприпасы привезут — на Червень, вывозить гражданских и подвозить подкрепления, если командир гарнизона не идиот и таковые выделит. Чтоб никто шибко деловой грузовики не отнял — вооружи шоферов и во главе колонны поставь мою супругу. Она маг воздуха уровня три с половиной и имеет специальную подготовку по линии своего папы, а также кое-какой боевой опыт, так что может устроить похохотать. Если увидишь, что Чернову не удержишь — отступайте в Рудню, только чтоб местные раньше времени костры не запалили. Не успеете забрать миномёты — бросайте их нафиг, как и всё, что не успеете вывезти: твари ими воспользоваться против нас не сумеют. Кстати, кто там в волне?
— Крысоморфы, всех видов, от крысюков до крысолаков, через крысолюдов. Уровни ориентировочно от нулевого до второго.
— Тогда ещё можно жить. Всё. не буду отвлекать, действуйте. Если что-то будет новое — звоните. Я — к вам.
Добежав до фургона, я перевёл дух и связался с Машей. Дождавшись, пока она выплеснет первые эмоции, я перебил, постарался успокоить и довести до неё всю важность командования автоколонной снабжения, а также то, что только она со своим перстнем может предотвратить захват автомобилей кем-то особо борзым. Вроде бы убедил — и мне будет спокойнее, если она окажется, во-первых, в тылу, а во-вторых — на колёсах, дающих возможность в худшем случае оторваться от опасности.
Ехал я, особо не задумываясь, зачем — просто считал очевидным и обязательным быть там, со своими. Рванул коротким путём к Минскому тракту, в деревнях вынужденно сбрасывал скорость до десяти-пятнадцати километров в час, между ними — разгонялся до тридцати, а на трассе вообще вдавил педаль. Если в другие дни я иногда разгонялся до сорока и больше — то сейчас редко сбрасывал до меньших значений. Кажется, я выжал из фургона его технический максимум, а то и больше. В это время я понял, осознал и принял казавшиеся ранее странными слова деда о том, что девяносто по трассе — это не торопясь, мне очень хотелось добавить перед цифрами четыре и ноль на спидометре ещё единичку. Чтобы успокоить нервы, особенно — в моменты, когда приходилось сбрасывать скорость, вспоминал и рассказывал деду, что такое вообще Волна.
Порою, очень редко, как правило — весной, в краткий период на маленькой территории могут открыться сразу несколько прорывов на разные уровни изнанки, и из каждого выходит намного большее, чем обычное, количество монстров. Они, пока остаются на лице, сжирают на пути всё, чтобы удержаться здесь чуть дольше, предпочитая людей — как я уже упоминал, даже «нулёвка» для них энергетически во много раз сытнее, чем корова или медведь, который ещё и сам может уничтожить немало тех же крыс. Нередко позже открываются порталы, куда выжившие и усилившиеся твари уходят. Как правило, Волне предшествует долгое затишье, многократное уменьшение числа обычных прорывов в регионе, но не каждое затишье кончается Волной. В Великом княжестве последняя была восемьдесят шесть лет назад, и во время неё население Трокайского тогда ещё уезда уменьшилось в четыре раза. А, может быть, и сильнее. Несмотря на множество старинных замков и укреплённых усадеб, владельцы которых обязаны в случае таких бедствий пускать к себе всех нуждающихся. Два «особо гордых» рода, не позволивших «голытьбе» — то есть, жителям ближайших деревень — «осквернять своим присутствием» родовые гнёзда по указу Императора отправились на плаху. Дед уверяет, что не столько за съеденных под стенами крестьян, сколько за демонстративное нарушение Императорского эдикта. Я думаю — за всё вместе.
Низкоуровневые твари, как правило, не любят без крайней на то необходимости лесть в воду — реки, озёра, болота, кроме сухих, всё это может служить границей распространения. Не всегда, конечно, далеко не всегда. Если они могу перепрыгнуть или почти перепрыгнуть водную преграду — так и сделают, ручей шириной метр волну не остановит, речушка метра два шириной — удержит разве что мелочь, те же крысолаки могут и прыгнуть, а остальные — как повезёт. Разумеется, если волна состоит из тварей изначально амфибийных — ни речка, ни озеро их не остановит. Ну, и под конец земного существования тварей, когда они будут сходить с ума от буквально убивающего их голода, если на другом берегу увидят добычу — то есть, группу людей, то бросятся в воду не раздумывая. Почему так — неизвестно, но жителей Шубников, Верхнего, Алёшкино это уже спасло, а, возможно, и барона Шипунова с его одноимённой деревней.
Дед явно подстраховывал меня в управлении автомобилем — с его опытом моя рекордная скорость была неспешной прогулкой, а заодно и отвлекал от тяжёлых мыслей, как уже упоминал, вроде бы.
«Слушай, там прозвучало „крысолаки“ — это оборотни, что ли? Как волколак — это человеко-волк?»
«Дед, откуда у тебя такие странные… А, ваш фольклор? Не бывает оборотней. Точнее, бывают — но это или сильные маги-анималисты, или друиды, не только по дару, но и по профессии, высоких степеней посвящения. Крысолак — это просто сильный и крупный крысоморф, крысоподобная тварь размером с корову, или с медведя. Они редко когда бывают слабее второго уровня, так что опасные противники».
«А откуда узнали состав и силу тварей?»
«Во-первых, в Шубники приехал из Алёшкино пристав со служебным мобилетом, скрытно наблюдает через реку — твари идут по тому же маршруту, что проложили разведчики, хоть и разбредаются вширь. Во-вторых, в Минске маги засекли всплески, оценили силу пробоя и передали данные на места, сейчас там должны поднимать войска и магов для переброски, но это несколько часов займёт».
Пока я ставил рекорды скорости, Маша позвонила мне трижды, в кратком, телеграфном стиле сообщая новости, которые она и сама не особо знала. Но если она говорит, что «стреляют, миномёты — тоже», значит, наши ещё живы и держатся.
[1] Виктор Цой, группа «Кино» — «Апрель», 1989 год. Давно спрашивали, почему Юра не поёт ничего из Цоя — вот, спел J
[2] Из м/ф «Маленький Мук»
[3] В нашем мире — Шабуни
[4] Немного изменил географию. Слободки просто нет (население Империи и мира в целом меньше, чем у нас), Ситник, Новые Зелёнки, Зорька — вместо них лес до деревни Гребёнки, которая вдвое меньше нынешней. Лес сильно захламлённый и на сильно пересечённой местности. Западная граница между лесом и полем — чуть восточнее деревни Великий Бор (вместо неё — хутор в лесу). Расстояние от крайних домов до опушки — примерно 4.5 км.
Глава 24
В половине третьего я добрался до деревни с до боли распространённым названием — Слободка. Таких, иногда — с уточнениями типа «Малая», «Дальняя» и так далее в каждом районе по дюжине, если хутора не считать. Но это, лежащая на краю тракта, была примерно в пятнадцати километрах от Червеня. Я, получается, проехал где-то сто тридцать пять-сто сорок километров за три часа и пятнадцать минут. Почему столько внимания этой деревне? А просто тут я увидел первых беженцев от Волны и тут же мне на мобилет опять позвонила моя Маша. Правда, в начале у меня от её сообщения аж руки похолодели — неправильно понял. Ну. Сами посудите, что нужно было подумать, если она с каким-то не то вздохом, не то всхлипом произнесла:
— Всё. Конец.
— Как⁈ Что с дружиной⁈ Неужели…
— Волне конец. Выбили большую часть, Волна распалась. Ещё оцепление ставить будут, недобитков ловить и прочее, но это уже не наша забота, вообще.
— Не пугай меня так, пожалуйста! Что с нашими? Потери есть?
— Раненых сейчас грузят в пикапы, повезём в Червень. Ты где сам?
— На том же расстоянии от города, что и вы. Встретимся возле больницы?
— Давай так…
Перед перекрёстком, где нужно было сворачивать налево, чтоб попасть в Червень, а он находился примерно в полуверсте от тракта, или направо — в Дубовый Лог, стоял армейский кордон, останавливавший всех, кто ехал западном направлении. Надо сказать, на обочине скопилось изрядное количество гужевых повозок и автомобилей самых разных конструкций. Все застрявшие возчики смотрели на меня — кто мрачно, кто с ехидством, мол, и тебя развернут. Один из встречных — видимо, такой развёрнутый — даже сигналил мне. Но, к некоторому моему удивлению, не пришлось не то, что объясняться или уговаривать, а даже останавливаться: командовавший заставой весьма возрастной подпоручик, на вид лет шестидесяти, видимо, выдернутый из отставки по случаю чрезвычайной ситуации, только взглянув на герб на двери кабины жестом приказал своим подчинённым открыть дорогу и отсалютовал поднесённой к околышу ладонью. Странно. Видимо, Мария Васильевна здесь отметилась, других объяснений не вижу. Ответив ему тем же, благо, студенческая фуражка никуда не делась, я поехал в город.
Мои, что ожидаемо, ещё не добрались: Маше нужно было дождаться окончания погрузки раненых, а потом ещё доехать по просёлку, где не разгонишься, особенно с таким «грузом». Предположив, что Маша вряд ли сама за рулём, я связался с ней и уточнил, сколько раненых везут и когда будут на месте, после чего отправился в приёмный покой.
Народу здесь толкалось немало, но мне всё же удалось поймать, в буквальном смысле, двумя руками за его руку, дежурного ординатора.
— Постойте!
— Молодой человек, что вы себе позволяете! Отпустите немедленно!
— Обязательно! Толкьо вы дайте распоряжение приготовиться к приёму раненых бойцов.
— Мы и так к этому готовимся, а вы мешаете! Стоп, каких бойцов⁈
— Из моей дружины, сейчас везут с места боя против Волны. Волну они рассеяли, кстати.
— Отличная новость! Да отпустите вы уже руку, не убегу я! Сколько раненых, состояние, время прибытия?
— Трое с ожогами — лицо, руки. До волдырей, но не сплошных, все в сознании. Четверо с укусами и рваными ранами, в основном — нижние конечности. Обработка произведена, двое, предположительно, лёгкие, двое — тяжёлые или средней тяжести, один без сознания. Всего семеро. Будут через пять минут, сейчас подъезжают к пересечению с трактом.