В Минск норвежские кроны вести тоже особого смысла нет, кому они тут нужны, так что, если не смогут обменять в Риге — придётся сделать крюк до столицы. Почему в Риге, а не в Юрьеве? Так, оказывается, паром до шведской столицы ходит и оттуда, и отсюда, причём расстояние и время в пути почти одинаковое, а ехать до Риги намного ближе. Это мне Клим рассказал, когда мы на том перекрёстке прощались — точнее, он уточнил, зачем именно им ехать вдоль моря на север, какие такие дела должны по дороге сделать?
Пришлось признаться, что я о втором пароме не знал и менять маршрут. Так что до порта они добрались, ещё когда мы ехали по тележной колее и гадали, как долго будем искать мост через речку. Повезло, что паром уходил в понедельник около обеда, так что во вторник вечером уже высадились в шведской столице, оттуда к середине дня в четверг, сменяя друг друга за рулём каждые три часа, добрались до места. В пятницу торговали, за выходные добрались до порта, но обратный паром будет только утром в среду. Ничего, погуляют по городу, может быть — деньги поменяют, хотя бы часть, хотя и вряд ли — норвежские кроны на шведские сменяли бы без проблем, но, как говорится, хрен редьки не слаще, мне рубли нужны. Так или иначе, в Смолевичи экспедиция вернётся в лучшем случае в конце этой, только начавшейся, недели, а если придётся заезжать в Питер — то к середине следующей. Да и мы с Машей торопиться не будем — путешествие, так путешествие!
За два часа доехали до Клайпеды по вполне приличной дороге, пусть дед и обзывал её «грунтовкой районного значения». Там погуляли, осмотрели крепость более чем шестисотлетней давности, посмеялись с истории о том, что строители замка были уверены, будто находятся в устье Нёмана[1]. Затем — не то поздний второй завтрак, не то ранний обед — и отъезд в направлении Ковно. Причём до этого города мы так и не добрались, остановились в небольшой, но красивой и на удивление ухоженной семейной гостинице в небольшом городе верстах в восьмидесяти от него. Так дальше и путешествовали: неспешно, останавливаясь в живописных местах, осматривая достопримечательности. Один раз, романтики ради, заночевали в лесу в фургоне. Единственное, что портило впечатление — это местное, с позволения сказать, пиво. Я попробовал его в гостинице — решил, что управляющий по ошибке закупил какую-то дрянь, хорошо, что не поднял эту тему в последний вечер у графа. Но в Клайпеде было то же самое, с незначительными вариациями, и в маленькой гостинице перед Ковно, и в самом Ковно. Там случился один, скажем так — небольшой инцидент. Попробовав принесённый напиток, я отставил бокал в сторону и сказал Маше:
— Снова пиво категории ММП.
— Простите, а что значит — «эм-эм-пэ»?
Я хотел было сказать, что вмешиваться в чужой разговор без разрешения — как минимум невежливо, но для начала решил всё же ответить на вопрос.
— Это значит «моча молодого поросёнка[2]». У более взрослого подсвинка цвет темнее.
— А вы, вижу, разбираетесь в моче? — новый голос. Повернув голову понял, что вызвать за оскорбление не получится — простолюдин, хоть и небедно одетый. В морду дать можно, в своём праве, но придётся объясняться с полицией, портить себе настроение. Задумчиво почесав щёку, так, чтобы был хорошо виден родовой перстень, ответил:
— В отличие от вас — только по цвету, и то не очень. Но зато хорошо разбираюсь в пиве.
«Остроумец», увидев, что нахамил дворянину, подавился воздухом и постарался стать незаметным, а первый подошедший с некоторой обидой в голосе заявил:
— Скажите ещё, что можете сварить лучше!
Вот как же бесит такая демагогия — причём и деда тоже! Чтобы увидеть, что хлеб клёклый и не пропечен — не нужно быть пекарем, как не надо быть поваром чтоб определить, что салат прокис. Но с чего бы он так завёлся? Изготовитель этой жидкости? Или владелец заведения? Скорее всё же второе — судя по тому, как на него официанты косятся и имитируют особое рвение.
— Легко. Пойдём к автомобилю.
Заинтригованный предполагаемый владелец, а с ним ещё несколько любопытных, прошли за мной к припаркованному рядом фургону. Там я вынул из холодильника пару «Рысюхинского светлого» и пару тёмного. Эх, запас подходит к концу, одна бутылка светлого осталась и три тёмного — сказываются предпочтения Мурки.
— Вот, мой род двести лет его варит и продаёт. Попробуйте и сравните с тем, что у вас продаётся.
Кстати, пока мы ходили — тот хмырь, что спрашивал про мочу, куда-то исчез бесследно. Пришли, открыли, разлили в стаканчики на пятерых и тёмное, и светлое. Попробовали, вздохнули — и больше ничего не спрашивали. Официант, кстати, унёс мой бокал, и в счёте пива в итоге не было. Точно — владелец. Смотрел ещё мне вслед задумчиво.
В общем, если туда доехали за два дня, то обратно добирались четыре, отдыхая и развлекаясь. Разве что я занимался телефонными переговорами по два-три раза в день, а не только по вечерам, и изменили маршрут, от Вильно двинув на Минск, поскольку меня там в лаборатории уже очень ждали, так что пока я был на службе, Маша сама гуляла по столице, ехать домой одна не захотела. Ну и я, не привязанный благодаря ей к расписанию поездов, смог одолеть все бумаги в один день, пусть и закончил после семи часов вечера, оставаясь последним живым человеком в здании, не считая дежурного эксперта и сторожа.
А в пятницу наступила расплата. Пока Маша, на удивление спевшаяся с женой моего главного бухгалтера, уехала в Дубовый Лог — доделывать планировку и обставлять те комнаты, в которых закончились отделочные работы (и, как я подозреваю — посплетничать всласть вдали от ушей мужей, причём это, думаю, главная задача), я погрузился в накопившиеся бумаги. Во время учебного года столько за месяц не набирается, честное слово! Но дело не в кознях управляющих, позавидовавших отпуску, а сезон закупки зерна, причём часть закупается уже со склада, а часть — в буквальном смысле на корню, с согласованием графика поставок. И везде нужна именно моя подпись, наряду с подписью бухгалтера. Причём я могу заменить Архипа Сергеевича — как, собственно, раньше такие документы и готовились, а вот он меня — нет.
В субботу тоже погрузился в бумажную пучину, но был выдернут оттуда недрогнувшей рукой супруги. Оказывается, в имение привезли мебель для кухни, точнее — заготовки для неё, и теперь никто толком не знал, что со всем этим дальше делать. Загрузил в фургон несколько десятком килограммов металла, себя — и поехал собирать мозаику. Сложнее всего было решить вопрос с каменной столешницей и мойками, но удалось выцепить мага камня из доделочной бригады, соблазнив его оплатой наличными и редкой выпивкой сверх. Он сразу понял общую концепцию, но вот с доведением мелких деталей, наподобие мест подключения слива или прохождения труб, или крепления всего этого к мебели — пришлось повозиться. В целом получилось интересно. Светлая кленовая древесина — от тёмной морилки я не без боя, но отказался — тёмная бронза кранов, ручек и окантовки раковин, столешница и мойки из светло-серого гранита, декоративные накладки из золотистого анодированного алюминия…
Красиво и сверхсовременно, как кухня будущего. А кроме красоты — удобство пользования и функционал, от вытяжки (прошлось повозиться с трубами, не только с прокладкой, но и с тем, чтобы они не гремели под напором воздуха) до измельчителя мусора в сливе раковины, от точечного регулируемого освещения (идея и управляющие элементы от фургона последнего образца) до артефактной варочной поверхности, которая оказалась тем ещё приключением, и должна была стать одним из сюрпризов. Сам переделал её из нескольких «обычных» плит на мане, листового стекла и сделанного под заказ артефакта, преобразующего определённые жесты руками в управляющие команды. Получилось похоже на то, как дед описывал индукционные плиты своего мира, только у меня ещё можно было задать размеры каждой «конфорки», растягивая или сжимая её, потянув пальцами за точки привязки. Сделать из круглой овальную, перетащить в другое место — любой каприз. А вот духовой шкаф пришлось ставить обычный, не успел и не сумел переделать его аналогичным образом. Кстати, пришлось изрядно повозиться со встраиванием оного, начиная с обдирания не нужных декоративных элементов, продолжая установкой нормальной теплоизоляции и заканчивая формированием крепёжных элементов на корпусе.
Глядя на то, как я управляю варочной поверхностью, Маша задумчиво протянула:
— Теперь осталось найти кухарку, которая не убежит от такой плиты в ужасе…
А вот Варвара Матвеевна, хоть и кивала в согласии, но взгляд имела очень какой-то хищный. Чую, будут осваивать оборудование вместе, а потом мне придётся делать то же самое ещё как минимум два раза, для жён двух Беляковых. Или трижды — с учётом тёщи, которая порой любит что-нибудь приготовить сама. Неприятно царапнуло воспоминание, что автомобилей я тоже хотел сделать ровно два — один себе, второй — для завода, ага. Но я сделал волевое усилие и прогнал эту пугающую аналогию.
[1] Таки да, немцы, строившие крепость Мемель, были в этом твёрдо уверены, причём пребывали в данном заблуждении как минимум полвека.
[2] В Прибалтике, пусть уж не обижаются, с пивом на самом деле беда. Не знаю, с чем это связано, но ещё в 90-е ходил анекдот (и был номер у КВНщиков, не знаю, что первично):
— Почему пиво выходит из организма быстрее, чем молоко?
— Ему цвет менять не надо.
— А почему рижское выходит быстрее, чем «Жигулёвское»?
— А ему и вкус менять не надо…
Причём жители Латвии смеялись с него громче, чем все остальные. Правда, кажется, то был смех сквозь слёзы…
Глава 17
Но освоение новой плиты пришлось отложить, как и мой задуманный длительный визит на изнанку. Позвонил стряпчий из Могилёва с сакраментальным вопросом:
— Так вы-таки будете брать дом, или запишем это как немного затянувшуюся шутку юмора?
Пришлось ехать в Могилёв, ставить подписи на бумагах в городской управе, в полиции, где выдали новую домовую книгу, в пожарной инспекции и зачем-то в налоговой, несмотря на то, что я, как дворянин, от налога на недвижимость был освобождён. Но, как оказалось, не был освобождён от налога на пользование городской землёй, поскольку участок, занимаемый домом, с ним вместе отнюдь не продавался и оставался в ведении казны, в данном случае — города.