— Мне, как кавалеристу, в этом смысле проще — в полку всё на конной тяге, в том числе и для унификации. Наши, кавалерийские, Уставы переписывать нужды нет.
— Ой, ли? А тыловое снабжение? Возить припасы грузовиками и подводами — какая будет разница в суточной норме расхода тех же боеприпасов с учётом тоннажа подвоза?
В общем, мы ещё минут десять-пятнадцать поспорили в своё удовольствие о балансе традиций, опыта и новаций, после чего я извинился и отправился спать. И сразу понял, что изолированное спальное место — это огромное благо! Пусть в спальном закутке места по ширине было столько, что лучше было сначала открыть дверь, а потом вставать с кровати (точнее, такой же полки, как в купе второго класса), иначе было слишком тесно. Но зато можно было лечь, закрыть дверь, погасить ночник и спать, не обращая внимания на то, что там делает сосед по купе — если, конечно, он буянить не начнёт.
Глава 8
В Минске майор из принципа не захотел идти до гостиницы пешком, мол, не положено, одна рука всегда должна быт свободна, и остался искать извозчика. Оно и к лучшему — смогу спокойно, без свидетеля за спиной, снять тот самый «неприличный» полулюкс за пятнадцать рублей. Так и сделал, предупредив заодно работников на входе, что второй жилец, по фамилии Старокомельский, прибудет примерно через два часа, чтобы его сразу направили в наш номер.
Смысла расстилать постель и ложиться не было никакого — меньше двух часов до приезда моего воеводы, а до того надо ещё как минимум привести в порядок парадную форму, точнее, проверить — не помялось ли что, или того хуже и принять душ после дороги и перед визитом к генералу. Оставшееся после душа время посвятил занятиям. Не Уставом единым, так сказать — я сегодня, кроме военной подготовки, пропускаю ещё и факультатив по, так сказать, «макроведению». Пусть у меня уже «автомат» по зачёту в кармане, но к изготовлению мультипликатора этот факт сам по себе меня ни на минуту не приближает. Занялся теорией, а потом ещё и издевательствами над одним из пространственных макров. И увлёкся так, что когда Старокомельский постучал в дверь, не сразу понял, что происходит.
За час мы просмотрели подготовленные наградные документы: я читал, Иван Антонович комментировал. Время от времени мы сверялись со Статутами наград или спорили, но, как правило, приходили к согласию. За исключением одной позиции — я вычеркнул себя из списков, поскольку на поле боя я и не присутствовал, и не командовал, и план боя не прорабатывал. Так при чём тут я к этому награждению⁈ Иван Антонович был этим недоволен, но деваться ему было некуда. Ещё усомнились, что Маше подпишут награду «с мечами» — всё же она непосредственно в бою не участвовала, могут мечи и срезать, но в любом случае — награду она заслужила, в этом сомнений не было вообще ни у кого причастного.
После того, как разобрались со списками на награждение, осталось полчаса до выхода. Иван Антонович привёз целую пачку документов на подпись, но это я отложил на потом. Зато пришла мысль сходить на вокзал, сдать «лишние» вещи в камеру хранения.
— Зачем это, Юрий Викентьевич⁈ Не проще оставить в номере?
— У держателей гостиниц свой счёт времени, у них сутки заканчиваются и начинаются в полдень. Так что суточная аренда номера закончится сегодня в двенадцать дня. Если успеем вернуться из штаба к этому времени — одно, если нет — придётся оплачивать следующие сутки.
— Вот же! Я, если честно, в основном в гарнизонных гостиницах останавливался, там всё проще: предъявляешь предписание и заселяешься на всё время командировки. А в обычных разве что ночевал, там вопросов не возникало, я и просил номер «на ночь».
— А брали с вас всё равно за сутки. И если кто-то съезжает скажем, в четыре или пять пополудни — мало ли, расписание поездов такое, а другой заселяется в семь вечера на ночь — то они одни сутки в одном номере продают дважды. Я бы и сам не знал, если бы однажды не заселился в десять утра, заплатив за сутки, а через два часа ко мне пришли сказать, что моё время закончилось.
— Вот же гады! И не предупредили даже?
— Нет. Заявили, что правило, мол, общепринятое и общеизвестное, и если я хочу за эти два часа заплатить отдельно — то это мой право.
— И всё-таки это жульничеством попахивает.
— Полностью согласен.
За разговором мы успели собраться и спуститься вниз. На сей раз тащить всё на себе не хотелось, чтобы не пропотеть и не помять форму в первую очередь, да и крайней нужды не было, извозчиков на улицах хватало. Так что взяли одного из стоявших у гостиницы «лихачей», хоть я и знал, что у них цена будет выше, чем у остановленного на улице в квартале от крыльца, но как по мне, то этот двугривенный, да даже если полтинник, того не стоил, чтобы суету наводить. Наняли по уговору «сперва на вокзал, потом в штаб, оплата в конце поездки», чтоб не сбежал, прокатив нас едва на триста — четыреста метров.
Поскольку лихач оказался быстрее конки и ждать его не пришлось, а на дорогу закладывался с запасом, то приехали к штабу сильно загодя, сразу после девяти утра. Поскольку сидеть в приёмной невесть сколько не хотелось, а от лишнего груза избавились — решили погулять по тротуару. Заодно речь зашла и про вооружение дружины. Я пожаловался Ивану Антоновичу на неудачу в своих поисках:
— Не получается нормальную пулю для крепостного ружья в двести пятьдесят граммов втиснуть! Или какая-то, простите, порнография получается, или вот это.
Я достал из портфеля «пулю» со стабилизатором и распорным колпачком в тыльной части.
— Красиво. Надо, конечно, ещё испытать, но ведь получилось же?
— Да, но она весит триста семьдесят пять граммов. И мне немного не нравится, что оболочка у неё свинцовая, ствол быстро забиваться будет. Если бы передний конус и цилиндрическую часть покрыть мельхиором или медью…
— Не вопрос. У нас печка медь плавит, сделаем две пулелейки: в одной отольём медный колпачок, во второй — свинцовое «тело» по колпачку.
— Не всё так просто — там внутри ещё стальной сердечник и два макра винтовочного калибра, один — болванка, второй прошит как детонатор на двойной удар, причём первый должен быть не меньше пятисот единиц.
— А взведётся?
— Пфф!.. При выстреле перегрузки, действующие на пулю, измеряются в тысячах единиц. Я боюсь, как бы свинец за счёт твёрдотекучести — а он к ней склонен — не заполнил впадины между рёбрами. И центральный стержень намного тоньше не сделаешь — точно сомнётся при выстреле. В общем, экспериментировать надо.
Я передал своему воеводе готовую пулю и десяток сердечников для экспериментов, чтобы не у одного меня голова болела, и, взглянув на наградные часы — поспешил к штабу. В приёмную мы вошли за пять минут до назначенного времени, вызвав вздох облегчения и лёгкую укоризну во взгляде сидевшего там в качестве секретаря (или как он там в армии называется?) поручика. Правда, вслух что-либо высказывать равному в чине Старокомельскому, а тот воспользовался правом ношения формы, пусть и со знаками различия, свидетельствующими о выходе в отставку, не стал. Штатскому мне — тоже. Только вздохнул и уточнил, кто мы, сделав отметку в списке. Ровно за минуту он, постучавшись, заглянул в кабинет шефа и обратился к нам:
— Его Превосходительство генерал-лейтенант Валлотаев[1], Никандр Спиридонович, готов принять вас, господа. Только, очень прошу, именно Никандр, ни Никанор и уж тем паче не Никифор. Постарайтесь, пожалуйста, если поступит команда «без чинов» не путать, Никандр Спиридонович этого очень не любит.
Понятное дело, кому же такое понравится, когда его имя корёжат, а то и вовсе чужим обзывают. Меня тоже одноклассница одна как-то пыталась обзывать «Гера» с какого-то перепугу ей, дурынде, так казалось «романтичнее».
Генерал встретил нас приветливо, почти сразу, буквально после третьего титулования, отдал приказ «без чинов». После короткой прелюдии и разговора о причине нашего вызова в целом, перешли к конкретике. И почти сразу наткнулся на моё самовычёркивание.
— Так, а это ещё что за мазня такая⁈
— Не вижу, за что меня награждать в этом случае. На месте боя не был, боем не командовал, даже план боя не составлял, всё мои подчинённые сами сделали. Я вообще ближе тридцати вёрст от поля боя до его окончания не был.
— То есть, если генерал командует армией из штаба, с расстояния в эти ваши «тридцать вёрст» — то он, стало быть, по вашей логике, к бою непричастен⁈
— Так он же командует, в отличие от меня.
— И офицеры штаба, которые этот бой подготовили — не только спланировали, но и обеспечили требуемый наряд сил и средств, тоже наград недостойны⁈
С учётом того, что сам генерал был из штабных — я решил промолчать. Но ещё минуты три гневные инвективы выслушивал.
— В общем, своим правом и властью старшего по возрасту, званию и положению — я эти ваши почеркушки отменяю. Взяли моду — документы пачкать! Пойдёте под награждение, как миленький. А то, вы посмотрите — создал боеспособное подразделение, обеспечил так, как не всякие гвардейские части похвастаться могут, учёбу организовал, а как итоги подводить — так в кусты⁈
— Иван Антонович создавал.
— Да⁈ Сам вот так вот решил — и создал, от скуки на пенсии⁈ А по чьим указаниям, кто штаты утверждал, кто, в конце концов, всё оплачивал⁈ Нет уж, от чего-чего, а от создания собственной дружины отвертеться никак не получится!
— Разрешите добавить, господин генерал?
— Да, господин поручик?
— Насчёт того, что приказов не отдавал — господин барон тоже лукавит. Именно он распорядился в самом начале собирать ополчение для охраны портала, брать с собой всю дружину, три миномёта и все боеприпасы, а также назначил место боя, сам я окрестности куда хуже знаю.
— О как! А если бы этих приказов не было?
— Миномёт с полутысячей мин и большей частью дружины поставил бы на укреплённой позиции в деревне Рудня, с опорой на реку, два броневика с бойцами отправил бы в рейд на южный берег. Не зная местности ехать всеми силами наобум навстречу Волне не позволяют ни уставы, ни здравый смысл.