— Досадно. А насчёт икры — благодарю за новость, в том году, помнится, в начале лета тоже были замечательные закуски с нею. Надо будет заглянуть вечерком после дежурства.
Раскланявшись со столь полезным собеседником, мы погрузились в фургон и поехали в «Охоту». Если это ресторан Гильдии, то там и шофёра нашего покормят, да и ехать оттуда домой можно напрямую, не возвращаясь в город, дорога пусть просёлочная, но хорошая и знакомая.
По дороге на скорую руку обсудили с Иваном Антоновичем результат моего похода в штаб. Конечно, «нажиться за счёт разграбления военного бюджета Империи» (угадайте автора сентенции с двух раз) не удалось и не планировалось, зато вопрос с патронами для стрелкового оружия и картечницы закрывался сразу и полностью, что уже позволяло наконец выдохнуть. И макров должно было хватить на снаряжение всего: патронов для крепостных ружей, метательных зарядов для мин и даже, пожалуй, для экспериментов с усиленным зарядом.
В ресторане на самом деле оказалось несколько залов, для разной публики, и дружинник с удовольствием ушёл в свой, где собирались охотники из разночинцев. Уверен, в своей парадной форме, с медалями, включая новенькую «За Храбрость» он там привлечёт внимания. Кстати, насчёт знаков оного. Подозвал обоих — бойца и распорядителя.
— Покормить, счёт мне. Никакого спиртного! Даже если угощать будут, унюхаю — об отмывании боевого модуля от крови, дерьма и потрохов мечтать будешь. Я доходчиво излагаю?
— Так точно, ваша милость!
— Вернёмся в расположение — сам налью, не обижу. А за рулём ты мне нужен трезвым, как стёклышко, а не остекленевшим!
— Понял, ваша милость! — А вот теперь голос гораздо веселее.
Распорядитель уточнил:
— Кормить по какому меню?
— Ну, соловьиных язычков и фуа-гра с трюфелями не надо, всё равно не оценит и не поймёт — этот паразит копчёного угря обозвал «каким-то странным поросёнком». Так что — без излишеств.
— Изнаночное меню?
— Он служит на изнанке, и в свободное время ходит на охоту и рыбалку, так что — не удивите.
Пока я предотвращал необходимость менять за рулём выпившего шофёра (и спасал его от неприятностей) мои жёны вместе с офицерами заняли столик на шестерых, причём им пытались предложить на четверых и в алькове, о чём супруги рассказали мне со смехом, а командиры дружины — со смущением. Я же… Не знаю, что там было у меня с лицом или глазами, но смотревший на меня официант, автор предложения, побледнел и куда-то исчез, сменившись другим. Оно, пожалуй, и правильно.
«А ты, оказывается, у нас ревнивец!»
«Я у нас просто не люблю, когда про меня или моих близких позволяют себе думать гадости!»
«Ну-ну».
Посидели, пообедали — ну, и отметили, но в меру. Поговорили тоже. Среди прочего, разумеется, посокрушались, что начальство «пожадничало» на бант к ордену для Леопольда Гавриловича, моего миномётчика. В отличие от «покупных» наград бант под умбоном «Имперского щита» означал спасение значительного числа гражданских. Немного поразвлеклись гаданиями — то ли власти не сочли население Червеня и окрестностей значительных, то ли решили, что их в любом случае спас бы на изнанке военный комендант города. Он, кстати, бант получил, но к другому ордену, формально равному, но менее ценимому в офицерской среде «За доблестную службу». Но особо на тему «маловато дали» распространяться не стали — и место не то, и чтоб богов не гневить, поскольку главная награда, по мнению всей дружины, что все — почти все — живы.
У Маши всё же начались странности в пищевом поведении, а я уж надеялся, что все эти разговоры просто байки, дед, в свою очередь, почти уверился, что попросту достаточно сильных магов это не касается, как и большинство инфекций, но вот — случилось. Правда, в сравнительно лёгкой форме: она всего-то намазывала копчёное сало клубничным вареньем и ела без хлеба с выражением настоящего блаженства на лице. Но другим не предлагала, к счастью. Посидели не больше часа, подняв при этом ровно три тоста, и стали собираться домой.
Кстати, нам пытались предложить среди закусок нашу же щучью икру, только по цене почти втрое больше закупочной. Как-то они чересчур размахнулись, на мой взгляд. Или нам не доплачивают, или посетителей грабят, потому как перевозка товара на шестьдесят километров и его раскладывание по тарелочкам не может стоить вдвое дороже, чем он сам. По моему личному мнению. Но разговаривать об этом я буду не с официантом или администратором зала, даже не с директором ресторана, а с представителем Гильдии в Дубовом Логе.
По дороге увидели вывеску лавки с фотографическими принадлежностями и дружно решили обзавестись своим фотографическим аппаратом и всем прочим имуществом, чтобы не связываться со всякого рода «тварьческими личностями» по всякому поводу. Дед заявил, что в молодости занимался фотографией, правда, на более совершенной плёночной технике, но общий перечень имущества себе представляет и поправку на эпоху взять более-менее сумеет. Это его «более-менее» несколько смущало, но решили, что коллективный разум победит. Ну, а когда Гончарик попросил разрешения обратиться и сказал, что один из наших «огневиков» хвастался, что у него дядька — фотограф, и он ему помогал в ателье и вовсе успокоились. Назначим его главным, выделим бюджет — и пусть докупает, если мы чего-то не учтём.
Аппаратов было несколько, разных фирм, один назывался и вовсе смешно — «Лейка»! Ещё бы «тазиком» назвали! Хотя, судя по размеру, скорее «фляжкой». Но дед вдруг возбудился, сказал, что мы «тундра непроходимая» и «ничего не понимаем в хорошей технике», после чего заявил, мол, эта самая «поливайка» лучшее, что вообще можно купить не только в этом магазине, но и вообще. А как обрадовался продавец нашему выбору! Эта самая лейка стоила чуть не в два с половиной раза дороже любого другого аппарата, хоть и выглядела невзрачно, а потому лежала в лавке уже очень долго. На радостях, что избавился от этого «белого слона» лавочник даже подарил нам пачку фотобумаги на тридцать листов и красный фонарь для проявочной комнаты. Но и так, увидев конечный ценник Старокомельский усомнился:
— А оно нам точно нужно? Может, будем вызывать этого, «художника светописи», мать его ити?
— Иван Антонович! Это же три комплекта полевой формы. И один ботинок сверху. А пользы сколько? И на дальние выезды с собой брать можно, для иллюстрированной отчётности. И личный состав фотографировать для личных же дел.
— Ну, если так смотреть — может, два возьмём?
Он думал, что пошутил, ага. А я подумал — и докупил ещё один аппарат, более солидный, студийный — по уверениям лавочника, идеально подходил именно для портретной съёмки в помещении. Правда, к нему пришлось докупать фотопластинки, поскольку «Лейка», купленная раньше, «питалась» киноплёнкой, и кое-какие реактивы, что ещё увеличило ценник. Но по сравнению с тем, сколько мы сэкономили на одной только взрывчатке, всю покупку можно считать бесплатной! Об этом я и напомнил тихонько своим офицерам, после чего и у них лица разгладились. А Ульяна с Машей притащили целый чемодан, в самом что ни на есть буквальном смысле, красивых рамочек для фотографий, непрерывно сокрушаясь, что тут их слишком мало — и по количеству, и по выбору.
Хорошо, что в фургоне есть багажный отсек сзади! Туда запихали всё, кроме самих камер и «оптического увеличителя» — эта тонкая механика поехала в кабине, укутанная и увязанная к спинке сиденья ремнями. Хозяин лавки лично помогал нам грузиться, а потом махал рукой с крылечка и приглашал приезжать ещё. Приедем, разумеется — расходные материалы потому так и называются, что постоянно расходуются. Но нескоро — и так закупились изрядно.
В дороге поговорить о чём-то серьёзном представлялось делом маловероятным — разговаривать с жёнами о семейных делах при людях, в семью не входящих, не хотелось, да и не прилично, говорить о делах дружины или технические вопросы обсуждать невежливо по отношению уже к жёнам. Просто сидеть молча? Такое, боюсь, устроило бы только Ульяну, что пребывала всё ещё в стадии влюблённости. Она села рядом, обняла мою руку и, прижавшись к плечу щекой готова была, казалось, сидеть так хоть до имения, хоть до Могилёва, хоть до самого Питера. А, нет, не только — Маша прильнула к другому плечу и, кажется, задремала. Сидевшие напротив офицеры начали тихонько переговариваться о чём-то и Иван Антонович полез во внутренний карман за фляжкой. Но тут шофёр наехал на какую-то колдобину, фургон тряхнуло, и Маша проснулась, или, скорее, прекратила попытки заснуть. Вместо этого она, в буквальном смысле слова — за моей спиной, завела разговор с Ульяной о чём-то, связанном с одеждой, причём я половины слов вообще не понимал, а оставшиеся отказывались соединяться в связный текст. Ну, оно и к лучшему, что не понимаю, не надо оно мне, категорически.
Оставив женщин болтать о своём, о женском, пересел к мужской части нашего коллектива. Требовалось подробнее обсудить обещанную компенсацию и способы её получения. Часть предписаний мне выдали сразу, часть нужно будет забрать в понедельник к вечеру или во вторник, там в основном то, что касается макров. За получением боеприпасов и материалов меня направили, как ни странно, не в Борисов, а на ту самую станцию Озерище, куда требовалось прибыть через девять дней для погрузки на воинский эшелон. И полковник почему-то настаивал на том, чтобы я забрал груз «своим транспортом», а не отправлял в Смолевичи по железной дороге, за исключением вагона аммонала.
Собственно, это вот отсутствие транспорта и удержало от соблазна заехать туда по дороге прямо сейчас. Значит, ехать придётся завтра, причём жёны уже заявили права на фургон — мол, им нужно будет в Смолевичи, потом в Минск, потом, за каким-то лешим, в Заславль и оттуда опять в Смолевичи, но через Логойск. Как они быстро перестроились на, как это называет дед, «автомобильной мышление»! Просто на конной упряжке они только до Минска добирались бы сутки, от Заславля до Логойска — ещё одни, а с учётом оставшихся перегонов и того, что в означенных городах нужно было что-то сделать и с кем-то встретиться, явно — не в ночное время, этот рейд мог занять и неделю. Они же спокойно и словно привычно планируют провернуть всё за день! Даже завидно немного, если честно.