Как пояснил мне дед, этот офицер, на гражданский лад считая — начальник кадровой службы. И от него зависит — кто когда пойдёт в отпуск, или на аттестацию, и пойдёт ли вообще, кого продвинут на освободившуюся вакансию и ещё многое, многое другое. Нет, конечно, подписывает приказы обо всём перечисленном командир части, выдвигают непосредственные командиры кандидатов и они же пишут характеристики. Но готовит-то документы на подпись — вот он! Может что-то придержать, другую бумагу ускорить, где-то сместить акценты. Да порою просто от того, в каком порядке сложить документы на подпись резолюция может зависеть!
Это не я такой умный, это мне дед со Старокомельским объяснили. Они же сказали, что именно в сегодняшней суете у этого конкретного офицера меньше всего работы, но если попадётся на глаза командиру — его куда-то, да припашут. Вот и прячется у нас. Подумав, пригласил такого полезного в плане отпугивания зевак человека внутрь фургона. Мол, жара на улице, а там, внутри — хорошо, прохладно. Тот в начале не поверил, потом убедился сам и в итоге убегать почти перестал, поселившись в салоне с управляемым микроклиматом.
Вообще солдат больше всего завораживали новые откидные двери в бортах броневиков. Ну, ещё бы: часть борта отваливается и падает в низ, но за долю секунды до того, как должна стукнуться об землю — замедляется с жужжанием почти невидимых тросов. Кстати, насчёт невидимости — надо как-то покрасить их, чтобы бойцы не спотыкались, особенно в бою. Воронение, что ли, нанести? И видно лучше, и не пачкается…
Трудности вызвало наше размещение на плацу. Он же был рассчитан ровно на свой полк, и мы туда не вмещались. Но и убрать приезжих куда подальше, на соседнюю поляну, тоже было нельзя: как-никак, Государь едет в том числе и для того, чтобы нас награждать. Конфуз получится, если награждаемые окажутся где-то там, за седьмым перевалом. Нет, конечно, на плацу было резервное место, но техника, да ещё в развёрнутом для показа виде, требовала его намного больше!
Намучавшись, мы решили поставить на плацу только личный состав, а автомобили с прицепами выставить чуть в сторонке, вдоль той самой дорожки. Ну, а потом было при репетиции выхода на плац с построением. Казалось бы — что тут такого, не первый раз же полк строится? Но не то волнение сказалось, не то командир излишне придирался, но каждый раз выявлялись какие-то огрехи: то криво встали, то плохо шли, то ещё что. Самое забавное, что Государя будем ждать уже выстроившись и выровнявшись, выходить при нём никто не собирается, в том числе и для того, чтобы избежать накладок, но — тренируемся.
По дороге от плаца к столовой меня перехватил вестовой от жены командира полка, с приглашением к ужину прямо сейчас.
— Мне надо привести себя в порядок…
— Велено сказать, чтобы вы не волновались, ваша милость, что всё подготовлено вашей супругой. И что в доме все понимают, что такое служба.
— Ну что ж, веди тогда.
В доме полковника мне мягко попеняли на мой «демарш» с ночёвкой в автомобиле, но без особого давления: всё же приглашение было чётко озвучено в отношении моих жён, я там не упоминался. Считали, якобы, что я при них буду. Ага, а по факту — чтобы я, фактически, напрашивался. Нет уж! Вот как пригласили нормально, так я и приду сразу же. После душа меня ждал мой «штатский» костюм со всем «обвесом», от туфлей до галстука. Ладно, если моя «заместитель по социальному взаимодействию» считает, что нужно принарядиться — сделаю это. И даже часы подарочные размещу так, чтобы было очевидно, что это.
После ужина было полтора часа светской беседы, в ходе которой мы героически сумели не выехать на тему творческих успехов, хоть было и непросто, особенно после вопросов хозяйки дома о том, кто где учился и как мы познакомились. Пришлось спускать тему на тормозах с формулировкой, мол, да, было пару попыток что-то такое сочинить, и от меня, к счастью, отстали. Затем все отправились спать — мол, завтра будет тяжёлый день, надо отдохнуть как следует. Мне при этом постелили в гостевой спальне, в противоположной части дома от моих жён.
«Вот же писька тараканья!» — ругался дед на полковничиху.
«Думаешь, мстит за то, что вчера не пришёл „припадать к стопам“, так сказать?»
«Однозначно!»
«Может, стоит пойти опять переночевать в фургоне? А то вдруг среди ночи ко мне „случайно“ вломится какая-нибудь горничная, а минут через десять после неё и жена».
«Нет, на такое точно не пойдут, перед завтрашним высоким визитом скандал устраивать ни за что не будут».
«Но дверь на всякий случай подпереть надо бы»,
«Согласен полностью!»
Утро опять началось с суеты. Государя ждали к одиннадцати часам, но полк начали строить уже в восемь утра. Я в начале решил, что это очередная репетиция, но — нет, всех выстроили и сказали ждать. Серьёзно⁈ Стоять три часа на солнцепёке просто чтобы вот⁈ Просто увёл своих с плаца, на недовольство местного строевика и попытку приказать вернуться на место спросил:
— Простите, а с какого момента МОЯ дружина стала частью ВАШЕГО полка⁈ Можно какой-то документ об этом увидеть, чисто посмеяться?
— Вы, как приданное подразделение…
— Стоп! С какого это перепугу мы ВДРУГ, с внезапностью хорошего поноса, стали приданным подразделением⁈ Нас просто разместили на вашей территории для встречи с Его Величеством. Мы, если угодно, арендаторы кусочка плаца.
— Иван Антонович, вернём личный состав на плац в половине одиннадцатого. И, я думаю, не просто так нас просили привезти всю технику, почти наверняка потребуется демонстрация. Делать это в «парадке» будет как минимум неудобно. Потому давайте как минимум расчёт миномёта, а лучше ещё расчёт картечницы и стрелка из крепостного ружья переоденем в полевую форму. Заодно и её продемонстрируем.
— На торжественное построение в полевой форме⁈
— Как часть демонстрации боевой техники.
— Мне нужно подумать.
Под гневное пыхтение заместителя командира полка и завистливые взгляды всех остальных мои дружинники с облегчением ушли «в расположение» — точнее, туда, где стояла наша техника. Лезть в казарму в отсутствие хозяев я не хотел, проводить какие-либо работы в парадной форме — нарываться на проблемы, кто-то обязательно что-то порвёт или испачкает. Так что все, сняв с разрешения командиров кители, а у нас в дружине парадная форма нижних чинов тоже предусматривала этот элемент одежды, бойцы разместились в кабинах с кондиционированным воздухом, где унтеры, чтобы не терять времени зря и не давать бойцам лишнего свободного времени, затеяли по распоряжению Ивана Антоновича теоретические занятия по углублённому изучению матчасти.
Но уже в четверть одиннадцатого все начали заметно нервничать, так что я плюнул мысленно и приказал строить всех на плацу. Кстати, идею переодеть половину бойцов в полевую, она же — боевая, форму «военный совет» после долгих дебатов одобрил. Всё же мы везли сюда бойцов почти исключительно для показа техники, значит, и одеть из нужно соответственно. Так или иначе, но в десять тридцать дружина стояла на плацу, ко всеобщему облегчению. А без четверти одиннадцать приехали офицеры свиты Императора — проверять готовность части к его приёму.
Напряжение выросло ещё больше и это едва не привело к фальстарту: когда на трибуну вышел, как мне потом сказали, командующий войсками гарнизона, его чуть было не титуловали «Ваше Императорское Величество», но — пронесло. Обошлось странным «Ваше Иии-превосходительство!»
По шапке могло прилететь всем, и больно, но — обошлось. Генерал толкнул речь минут на десять, где ещё раза три напомнил, какая честь всем собравшимся здесь выпала, и раз пять призвал «не посрамить». В общем, Пётр Алексеевич поднялся на трибуну почти незаметно, но встречали его с таким искренним воодушевлением, которое никак не подделать.
«Ещё бы — бойцы увидели близкий конец многочасового стояния на плацу. Не исключено, что их для того столько времени и держали здесь, на солнцепёке».
«Дед, твой цинизм он порой зашкаливает просто. Да они внукам рассказывать будут, как ЛИЧНО видели и слушали самого Государя Императора. А те будут слушать и искренне завидовать!»
Дед вздохнул, но промолчал.
Император поздоровался с собравшимися и, переждав троекратное «Ура!» начал своё выступление. Что характерно, про то, что он тут с инспекцией, а уж тем более — о её результатах, вопреки уверенности деда, при нижних чинах ничего говорить не стал. Это будет доведено позже, в кругу тех, кого касается и кому положено знать, и никак иначе, чтобы не нарушать субординацию. Зато он благодарил за службу, за старательность и рвение в изучении военного дела и освоение вверенного Империей оружия. И выражал уверенность в том, что солдаты, офицеры и унтер-офицеры на предстоящих летних учениях покажут на практике, как они усвоили учебные материалы. Прошёлся по необходимости внимательно изучать новейший опыт и последние достижения военной науки. А потом очень плавно перешёл на нас, причём сделал это таким финтом, что я, думаю, даже покраснел. Ну, а как ещё, скажите, относиться к эдаким вот эпитетам:
— Тем более, что новый опыт, новые, небывалые раньше, достижения зачастую гораздо ближе, чем может показаться. Прямо здесь, на этом плацу, стоят те, чьи действия неизбежно войдут в новейшие учебники. Люди, совершившие такое, что я трижды перепроверял полученные донесения, получив полное подтверждение. Потому как не бывало раньше в мире такого, чтобы полусотня бойцов остановила, сдержала и в прямом трёхчасовом бою рассеяла Волну, уничтожив не менее ста двадцати тысяч тварей и потеряв одного бойца погибшим и шестерых — ранеными, причём в большинстве своём — легко.
И, переждав удивлённый гул, который даже не пытались пресечь своим коронным «Разговорчики!» не менее удивлённые офицеры, Пётр Алексеевич продолжил:
— Раньше — не бывало, а теперь — было! Дружина владетельного барона Рысюхина, Юрия Викентьевича сделала это. Дружина, представители которой сейчас, как я вижу, стоят здесь.