Рысюхин, шампанского! — страница 28 из 43

Дед аж застонал внутри меня.

«Куршская коса — сплошная цепь санаториев, пансионатов и прочих домов отдыха, куда даже с большими деньгами не влезть было. Только с очень большими или с высокими знакомствами. Ну, или получить участок по наследству. У меня в мире так было — до того, конечно, как в Вымиратах население на сорок процентов упало, по сдержанным подсчётам, и потом туристов почти пропал».

Дед немного подумал и добавил:

«Возможно, этот самый комплекс послужит началом того, что отдыхать в Прибалтике станет модно и цены на землю взлетят. Может, прикупить пару километров косы, пока она по цене оформления бумаг идёт?»

Я даже комментировать это не стал, только вздохнул тяжко.

«Ладно, пусть земля там бесплатная — только главное здание, вспоминая расценки Суслятиных сколько стоит?»

«Дед, успокойся. Ты всерьёз собираешься собачиться с графским родом ради того, чтобы сумму отступных увеличить? Нет, конечно, можно — но тогда надо сразу и заявление об отчислении писать».

«Это понятно, но ведь жлобьё же!»

«Знаешь, я думаю, потратив половину этой суммы на судебные издержки и адвокатов они могли бы вообще доказать, что никакой договорённости о доле не было. Причём минимально постаравшись — сделали бы это даже без урона репутации. Так что это можно рассматривать как предложение разойтись, но по-хорошему. Разрыв отношений без взаимных претензий».

«В целом-то да, но всё равно осадочек неприятный. Да и проект жалко — загубит его этот профессор архитектуры, или кто он там. А самое обидное — что испоганит не только конкретную реализацию, но и некоторые идеи в принципе, на уровне концепции».

«Нет, дед, строить рядом ещё один гостиничный комплекс, чтобы показать, как надо было — мы не будем! Я просто сдохну, ещё один проект тянуть!»

В общем, пришли к выводу, что деньги лишними не бывают, а ссориться с ректором ВУЗа, где учишься из-за борьбы своей и его жадности — этот как раз тот случай, который описывается поговоркой «жадность порождает бедность». Можно сказать, один из каноничных вариантов. Так что я подписал бумаги, сложил их обратно в конверт, дома добавлю туда листок с реквизитами «накопительного» счёта, конверт — в саквояж и поехал домой. Меня там девочки мои ждут.

Так, стоп. Не все девочки, что меня там ждут — мои.

Девочек оказалось больше ожидаемого количества — Василиса прибежала «проведать Мявуню», а с ней в компанию отправили Ириску, потому как возвращаться будут, когда стемнеет, и одну Васю отпускать страшно. Вот, честно — не понимаю логику. Какая может быть опасность, с которой справится Ира, но от которой не сможет убежать Вася⁈ Не говор я уж о самом простом, логичном и надёжном варианте, в котором я подвожу Василису на автомобиле до входа во двор.

«У многих родителей есть такое — что, мол, вдвоём не так страшно, и плевать, что два нуля в плане самозащиты вместе составят такой же ноль. Сам тоже этим грешил, да».

Но одна польза от Иры уже проявилась — она, в отличие от младшей сестры, догадалась связаться с Машей и предупредить о визите, поэтому, когда сели обедать — еды хватило на всех, кухарка успела поправить закладку продуктов.

Эх, сюда бы пирожков Ядвиги Карловны, из изнаночных ягод! Там у меня, кстати, сезон «голубики» уже сходит на нет, добычу ведут только частники — женщины из соседних деревень, частью для себя, но в основном на продажу моему же каштеляну. Эти ягоды уходят не только в настойку: ягодный соус к мясу на их основе просто лидер по заказам от проезжающих, он хорошо пошёл не только с мясом кенгуранчиков, но и с курицей, особенно с грудкой, и со свиными рёбрышками. А местные жительницы, включая бабку-травницу из Уборок, ближайшей деревни в сторону Червеня, решили, что отвар из неё должен помогать от простуды, мол, согревает же изнутри.

Зато сезон сбора «мясной ягоды» и слабительных слив, они же дынные, они же войлочные, они же «волосатые», они же орешниковые — надо, кстати, навести порядок с этим делом и дать, наконец, одно официальное название — на подъёме. И бабушкины знакомые уже обрывают телефон в Смолевичах, на тему «где наша прелесть». Надо, кстати, заказать, чтоб передали с оказией в Могилёв ведро мясной ягоды и сколько-то ещё голубики, ранее привезённую всю уже съели в той или иной форме. И слив килограмма так три хотя бы, а лучше — пять. Подарить невзначай кое-кому из знакомых, кто в возрасте. Я через выходные собирался ехать туда сам, проводить эксперименты с композитной бронёй для автомобилей, предназначенных дружинникам, заодно бы и ягод на обратном пути прихватил, но теперь уже даже и не знаю.

После обеда Маша и Ульяна рассказали о ходе репетиций с ансамблем. Мол, гитарная партия есть, фортепиано — тоже, из духовой секции трубу и валторну прописали, осталось отрепетировать. Саксофон не знают, ставить или нет. Барабанщику надо настучать по голове его же палочками. Виолончель встала вообще классно, но инструмент не совсем эстрадный, с другой стороны, по сравнению с фортепиано…

Девочки захотели устроить домашнюю репетицию, для чего мне вручили гитару, Маша взяла трубу, Ульяна села за клавиши, Ире вместо виолончели дали скрипку — она когда-то училась игре на этом инструменте, как и Маша, а Василисе вручили маракасы, поручив отбивать ритм, вместо барабанов.

Раза с четвёртого даже начали более-менее попадать в один ритм, а в большинстве случаев — и в ноты, но всё равно больше дурачились и веселились, чем всерьёз работали. Минут сорок так развлекались, пока не надоело, после чего меня попросили просто спеть под гитару «Что такое осень», затем — «Осенний вальс», к которому подключилась Маша с подаренным саксофоном, потом импровизированный концерт продолжился уже без моего участия «зимними» песнями и «пиратскими», где я снова взялся за гитару. Горничная и кухарка слушали этот концерт, стоя у дверей из гостиной в хозяйственный коридор и им, похоже, нравилось. Потом выпили чая, смочить пересохшее и натруженное — особенно у слишком активно вопившей в «пиратских» припевах Василисы — и я повёз девиц Мурлыкиных домой. На улице накрапывал дождик, так что я предложил прислуге подвезти за одно и их, но те смутились и отказались. Ладно, как говорит дед, «моё дело предложить, ваше дело — отказаться».

Вернувшись домой застал Машу и Ульяну сидящих с чашечками кофе на диване в гостиной. Обе были явно после душа и одеты в одинаковые тонкие шёлковые халатики. Тонкие достаточно для того, чтобы не сомневаться, что одеты они только в халатики, но недостаточно для того, чтобы считаться полупрозрачными. Пока я избавлялся от верхней одежды и переобувался в тапочки, они подошли ко мне и синхронно, как тренировались, поцеловали в обе щёки. Я только вздохнул тяжко и отправился в кабинет — работать. Обзвонить всех управляющих, узнать, как день прошёл, какие есть вопросы и проблемы… Помимо смеха на два голоса за спиной.

В Викентьевке всё было штатно и ровно: песчаный карьер работал, дамба между болотами понемногу отсыпалась, её сначала сделали узкой и низкой, чтобы сразу начинала работать, теперь не торопясь поднимали вверх и делали шире. Даже возник план отсыпать северный склон камнями, в обилии собираемыми крестьянами с окрестных полей, но это пока так, на уровне прожектов. Работа на торфяном разрезе встала из-за погоды — похоже, сезон добычи торфа закончен. Благо, перерабатывать тот, что перевезли в село можно было под построенным навесом, а затем и в каком-никаком, но здании, где готовились смеси, формовочные и грунтовые, и которое было снабжено даже и отоплением, только печи топились снаружи, из соображений противопожарной безопасности. Из этих же соображений была устроена и вентиляция, взрыва взвеси из торфяной пыли и опилок мне было совсем не нужно. Запаса сырья в яме, имевшей диаметр почти сто пятьдесят метров, должно было хватить до весны с запасом.

Село выросло до семидесяти двух дворов, население, считая с детьми и стариками, достигло четырёхсот человек, из них податного населения, по методике налогового ведомства — сто семьдесят шесть душ. В эту категорию включалось всё мужское население старше шестнадцати и младше шестидесяти лет, а также женщины от шестнадцати до пятидесяти, за вычетом кормящих матерей и ведущих домашнее хозяйство. Поселенцы были преимущественно молодые, взрослых детей в семьях было мало, зато в возрасте от трёх до десяти — натуральная орда. Начальную школу, по требованию инспектора, построили, но столкнулись с тем, что учителей для неё днём с огнём не сыскать. Для повышения привлекательности заказали проект по тем рисункам, что я когда-то готовил для Кайриных, на двухэтажный коттедж на две семьи, и заложили строительство сразу двух таких домов, но пока детей приходилось возить на учёбу в Осиповичи, в школу на окраине, обслуживающую рабочую слободу и окрестные деревни. Для этого пока используем тентованный грузовик с лавками в кузове, чтобы отвезти учеников туда и обратно. Но к зиме нужно или находить учителя, или строить автобус. Правда, другие ученики, и городские, и сельские, и так смотрят на «викентьевских» с завистью из-за того, что тех два раза в день на автомобиле катают, с появлением автобуса зависть ещё больше усилится, но мне важнее, не поморозить мелких в дороге, хотя бы для того, чтоб их родители работали спокойно, а не отвлекались на лечение своих чад.

Забросили удочки во все педагогические училища, обещая жильё, питание и приличный оклад, но новый выпуск будет в любом случае только в конце весны. Но, может, удастся сманить кого-то из других мест?

В Смолевичах, Алёшкино и трактирах всё шло по плану, с отклонениями в пределах ожидаемого. Главной новостью можно было считать известие о беременности жены Лёньки Патрикеева. Там, правда, срок был уже месяца два с половиной, просто они это в секрете держали.

В Дубовом Логе командир дружины нашёл, в том числе — по рекомендациям знакомых из Борисова, четверых кандидатов в дружину, но один из них, когда узнал о будущей проверке послужного списка жандармами, исчез не прощаясь, чем заставил Ивана Антоновича о многом задуматься. Трёх оставшихся, чтобы дурью не маялись, привлекли к изучению берега Умбры в поисках места для причала, как на случай, если договоримся с военными, так и для своих нужд. Вниз по течению наш, правый берег Умбры оставался высоким и обрывистым, в одном только месте высота склона уменьшилась до семи метров, максимальная же была около пятидесяти. И, судя по всему, такая картина будет до самого слияния Умбры и Щучьей. Зато вверх по течению нужное место нашлось всего в трёх с небольшим километрах. Там нашлась старица, уже полностью утратившая связь с рекой и превратившаяся в заболоченное озерцо. Собственно говоря, это мес