Рысюхин, тринадцатый тост был лишним! — страница 15 из 42

Оставив гостя на попечение жён — обсуждать первые прикидки о дате и формате будущего приёма, сходил и переоделся в парадный мундир, чтобы ехать представляться в Дворянское собрание и в приёмную графа Сосновича. Да и в Минск, пожалуй, съезжу, чтоб два раза мундир не надевать. Увидев меня в парадном мундире, барон Шипунов только вздохнул с оттенком зависти:

— Уже и мундир построить успели?

— Нет, это подарок от командования.

На всякий случай не стал говорить, от кого именно, мало ли, и так у человека впечатлений море, аж распирает бедного. Посоветовав моим жёнам проконсультироваться лучше с его женой и невесткой, мол, они в приёмах лучше разбираются, Андрей Андреевич спешно откланялся. До Шипуново я ехал не торопясь за коляской соседа, выказывая уважение, а уже потом придавил педальку. Нет, всё же «Жабыч» намного шустрее фургона, хоть по сравнению с тем же лимузином Сосновича тот ещё сундук.

В Смолевичах фурор вышел тот ещё, что в Дворянском собрании, что в канцелярии графа. Чувствую, телефоны сегодня раскалятся, а кафе и ресторации сделают дополнительную кассу! А вот в Минске всего лишь гвардии капитан особого впечатления не произвёл — видали они карликов и покрупнее[2]. Даже пришлось немного подождать в приёмной. Правда, в отличие от моего первого приезда, когда я вступал в наследство, секретарь был куда как приветливей и любезнее, даже предложил кофе и свежую прессу. И меня эта любезность едва не погубила, как и новый мундир, оба чудом выжили, когда я чуть не подавился кофе, открыв свежий, сентябрьский номер журнала «Вокруг света». Ну, а как было не подавиться, увидев такое⁈

Оказалось, что я слишком равно радовался, что налёт журналистов на имение в день передачи пожарным дельталёта обошёлся «малой кровью». И что дед снова прав — ни одно доброе дело не останется безнаказанным! Тот самый журналист, который внимательно слушал Ульяну в семейном музее и который уехал в сторону Червеня оказался корреспондентом этого уважаемого журнала, точнее сказать — и его корреспондентом тоже. И подготовил материал аж на восемь страниц! Который в августовский номер войти просто не успел. И из этих восьми только две страницы посвящались событию, ещё одну в сумме составили фотографии с него, а пять оставшихся оказались заняты мной и немножко моей дружиной! Этот энтузиаст не поленился даже съездить в Чернову и снять «то самое поле» и нарисовать схему боя против волны. Хорошо хоть фотографий или зарисовок мин и миномётов не сделал, приняв ссылку на секретность, а то уничтожил бы всю операцию по дезинформации вероятного противника. Но и без того там хватало моментов, которые заставляли хвататься за голову! Нет, ничего такого, за что можно было бы выставить претензии и не соврал напрямую тоже ни в чём, но акценты!

Я настолько погрузился в изучение статьи и обдумывание возможных последствий, что чуть было не пропустил приглашение в кабинет. Секретарь даже спросил немного удивлённо:

— Неужели настолько интересный номер⁈

— Вы даже не представляете, насколько — во всяком случае, для меня! — Абсолютно честно ответил я. — Не подскажете, где можно приобрести несколько экземпляров?

Секретарь удивился ещё немножко сильнее, но адрес книжного, где продаются в том числе и журналы, подсказал, а к моменту выхода из кабинета даже схему проезда нарисовал.

В магазине нашлось пять экземпляров журнала, и я выкупил их все. Конечно, таким образом распространение нежелательной информации не остановишь, да и не в этом цель, думаю, все разойдутся с пользой для дела, и как бы даже маловато не оказалось. Ещё пока был в Минске — зашёл в банк с чеком от Имперской Канцелярии и зачислил денежную премию на семейный счёт. Величина суммы вызвала весьма умеренный ажиотаж, хоть подлинность чека и проверяли минут пять, но на этом и всё. Я же порадовался, что не пошёл в банк в Смолевичах, там бы это был «шок и трепет». И повод для обсуждений со слухами, которые запросто могли бы раздуть сумму хоть до миллиона.

Разумеется, заехал и в лабораторию, представиться по месту службы, пусть и вне штата. Этого требовали и вежливость, и приличия, и субординация, не говоря уж о том, что господин Пруссаков к подобным вопросам был чрезвычайно чувствителен. Коллеги по долгу службы прекрасно понимали, что такое секретность, потому удовлетворились краткой выжимкой, что чин и орден получены «за ряд работ по военно-инженерной линии». Конечно, формула награждения озвучивалась на открытом приёме, и свидетелей тому много, но в масштабах Империи пусть даже две сотни присутствовавших, это уже не то количество, чтобы всерьёз воспринимать возможность того, что один из них окажется вхож в нашу лабораторию. Точнее даже, что здесь окажутся сразу двое — я ведь тоже из числа тех примерно двух сотен! Да и если что — скажу, что просто не хотел хвастаться, тем более, что это правда.

Приехав домой я с порога заявил, бросая стопку журналов на диван в гостиной:

— Дорогие мои, у нас назревают большие проблемы!

[1] В нашем мире к 1917 году всех полковников во всех родах войск уравняли в шестом классе, но у меня некоторые отклонения, отсылающие в том числе к предыдущей редакции Табели и «Новой гвардии».

[2] Ирландская поговорка, причём достаточно старая, чтобы не быть анахронизмом и в предыдущем веке.

Глава 10

Уходя из гостиной, на всякий случай назвал номер страницы, где смотреть, а то мало ли, что они сочтут самым важным и интересным. Пока я приводил себя в порядок после поездки и переодевался в домашнее, женщины успели прочитать статью в журнале. Их, женщин, оказалось, кстати говоря, больше, чем я думал — присутствовала ещё и супруга барона Шипунова, которая приехала лично обсудить с жёнами будущий приём. Ну, а заодно и на все прочие темы наговориться всласть. Просто в момент моего приезда она в комнате отсутствовала, по техническим причинам, так сказать. Дамы встретили меня недоумением:

— Юра, что ты говоришь, какие неприятности? Хорошая же статья!

Поздоровавшись с гостьей, спросил:

— Да⁈ И что же в ней хорошего?

— Хвалят тебя сильно, рассказывают, какой ты хороший. Какие тут могут быть проблемы?

— Масса! Вот, для начала, цитирую: «…организовав за собственный счёт своего рода лётную школу, обучил…»

Поднял глаза на женщин, но понимания на лицах не увидел, кроме гостьи, которая начала что–то подозревать.

— Ладно, объясняю детально. Не обращаем внимания на мешки писем, что начнут приходить с вопросами о том, как попасть в эту школу. Плевать даже то, что самые «одарённые» обязательно припрутся поступать лично, сразу с чемоданами: поживут немного в трактире, сделают нам выручку и уедут, хотя нервов тоже потрепать могут. Это всё мелочи. Ставлю червонец против гривенника, что не позже, чем на следующей неделе к нам приедет с проверкой первый чиновник.

Гостья с мрачным видом кивнула в ответ на это мои слова — видимо, поняла и осознала. А вот Маша пока не совсем:

— Так что проверять–то⁈ Проверять же нечего!

— В том–то и дело. Но нужно будет ДОКАЗАТЬ, что у нас ему нечего проверять, нет и не было объекта проверок. Причём приезжать будут от разных ведомств и контор, все, кто смогут придумать, каким образом они могли бы относиться к предполагаемой школе. Не только чиновники от образования, а и всякие прочие — тоже, от финансистов до авиаторов. Прогнозирую минимум пять–шесть проверок в течение ближайшего месяца.

— Скорее — больше, — мрачно заметила баронесса.

— Это я только губернский уровень беру. Районных проверяльщиков, надеюсь, местные власти сами остановят — надо, кстати, связаться с графом, принять меры заранее, в превентивном порядке. А что там выйдет на уровне Великого княжества или даже на Имперском, этого и вовсе прогнозировать не возьмусь.

— И что же делать?

— Обратимся к поверенному, с ним вместе составим юридически безупречный ответ о том, на каком основании и чему я учил будущего пилота. Ответ нужно будет выучить наизусть и не отступать он него ни словом, ни буквой, ни интонацией! Даже в неофициальном, казалось бы, разговоре! Даже с приехавшей «за компанию» дамой, которая «даже не из комиссии» за чаем, даже если она взамен будет рассказывать много интересного из городской жизни. Ни словом! Потому что эти умеют, уцепившись за случайную оговорку вывести любое нарушение.

Я обвёл взглядом присутствующих — прониклись ли? Похоже, недостаточно, но начало положено, потом закрепим.

— Ну или вот ещё: «на аэроплане собственной конструкции». Тут тоже самыми, пожалуй, безобидными будут разного рода непризнанные гении и безумные изобретатели со своими проектами, возомнившие, что я захочу и смогу воплотить их изобретения в реальность. Здесь тоже будут проверяющие на тему имел ли я право вообще что–то там проектировать и строить.

— Юра, вот тут ты явно зря паникуешь. Масса народа строит, или пытается строить, для себя всякие леталки собственной конструкции, и никому ещё не предъявляли обвинений в недостатке квалификации!

— Ключевые слова «для себя». Как только я отдаю или тем более продаю вещь кому–то — обязательно найдутся желающие поучаствовать в процессе, особенно — в процессе дележа выручки.

Шипунова не то хмыкнула, не то фыркнула, после чего согласилась и вслух:

— Да на запах наличности тут же налетит целая стая желающих руководить процессом!

— И от них одних отбиться было бы можно, диплом инженера есть, хоть и по другому профилю, и документы военного инженера в довесок. Ведро крови выпьют, но в итоге отстанут. А вот когда другие пожарные станции и лесничества захотят, чтобы и им сделали то же самое — аппараты и пилотов к ним, отбиться без урона для репутации будет куда как сложнее. А если ещё все трое навалятся одновременно — я имею ввиду пожарных, проверяющих «школу» и озабоченных качеством «аэроплана»", то это будет ничуть не лучше прорыва с изнанки, причём как минимум с третьего–четвёртого уровня.

— Можно их между собой стравить…

— Заставить пожарных, как заинтересованную сторону, пробивать открытие школы и получение документов на лётную пригодность дельталёта, или как там эти бумаги называются?