сти в исполнении третьей по старшинству Брусникиной, из нескладной двенадцатилетней девчонки, с которой меня когда-то пытались свести сплетницы, превратившейся в довольно интересную семнадцатилетнюю девушку.
К счастью, сцена продолжения не имела: Василиса отвела Настю в сторонку и сумела найти слова, которые убедили ревнивицу в безосновательности претензий. Возможно, про своего «Мамонта» рассказала. Так или иначе скандал был замят, примирение запито компотом, а потом вся молодёжная компания куда-то исчезла. Когда встревожились и начали искать, оказалось, что Василиса увела в музыкальный зал, он же репетиционный, где они и занялись пением, как под граммофон, так и под собственноручно исполняемую музыку. Кроме того, Василиса ухитрилась обеспечить своим кофе и выпечку, а, как выяснилось чуть позже — и бутылку брусничной настойки уволокла, «чтобы по-взрослому». Никаких воспитательных мер по этому поводу я принимать не стал: мелким не наливали, а для участников банды возрастом от семнадцати до двадцати, с учётом их количества, это не то количество, которым можно напиться. Зато Вася с Настей ещё одну «мировую» выпили, уже «по-настоящему».
И, разумеется, Вася научила всех песенке «Весна», которую я её когда-то подарил, а все всех — частушкам и припевкам, в том числе и неприличным. Причём эти последние, как мне думается, учились быстрее всего. Собственно, из всей компании только Мявекула их и не учила, я полагаю. Но в целом всё прошло намного спокойнее и безобиднее, чем могло бы. Я в свои четырнадцать, а примерно этот возраст был у младших в банде, порой чудил куда как серьёзнее. Про ворота, утащенные для спуска на воду в качестве плота, я уже рассказывал. А ещё мы как-то играли в покорителей прерий, между озером и той долиной, где у меня позже стрельбище было. Среди прочего — копали и маскировали ловчие ямы, на спор, у кого лучше. Поиграли, а потом домой пошли. Оказалось, хорошие у нас ловчие ямы получились, уловистые: в первый же вечер попались две козы и одна бабка. Козы-то вылезли, и домой сами добрели, а вот их хозяйка довольно долго скреблась и голосила, пока домашние хватились, пока искать пошли, пока нашли… А ещё как-то раз приятели уговорили вынести из дома полуштоф водки. Причём именно «Сахарной», мол, самый суровый вариант для настоящих суровых мужчин. По той же причине недостаточной суровости была отвергнута закуска, а поскольку никто не хотел показаться «слабаком» в глазах приятелей, то и остановиться мы смогли только тогда, когда, через спазмы и отвращение, бутылку эту на четверых распили. Как же мне наутро было плохо! Точнее говоря, плохо стало ещё вечером, утром ситуация усугубилась. А потом ещё и от папы влетело, благо, бабушка каким-то чудом не узнала об этом, иначе бы точно «весь мозг выела, чайной ложечкой». Ёмкие порой у деда выражения и образы, и прилипчивые.
И это всё в один год, точнее даже в одно лето, как раз тогда, когда мне четырнадцать исполнилось. И это ещё далеко не все мои шалости того лета, а ведь были и другие года. Бедный мой папа… Так, а ведь и меня всё это тоже ждёт, причём как минимум в удвоенном объёме⁈ Ой, мамочки!..
В общем, нормально всё прошло, я даже поблагодарил Василису за руководство молодёжью и «прикрыл» её от взрослых, сказав, что она занимала подростков по моей просьбе.
Ну, и была накладка уже в моей, мужской компании. Вот зачем Мурка моя накануне рассказала кому-то из новых знакомых о том, как мы в Буйничах день рождения норвежского короля праздновали? И что теперь его отмечают в Могилёве вполне официально, под патронажем скандинавского консульства? Та рассказала мужу, муж поделился с друзьями, и все они пристали ко мне с предсказуемыми вопросами и предложениями. Отпраздновали сразу всё, а куда деваться. Даже салют устроили, сигнальными и осветительными минами, из трёх орудий. Даже два салюта — не могли же мы «обидеть» своего Императора, поздравляя чужого монарха, пусть у нашего сегодня никакого праздника и нет? Запустили даже неудачный пробный вариант осветительной мины, который чудом избежал распыления на порошки для легирования алюминия. Шашка из магниевой пыли очень эффектно завершила развлечение, полыхнула в небе на километровой высоте, а некоторые ярко пылающие осколки летели чуть ли не до земли. Хоть хватило ума и трезвости выставить прицел так, чтобы всё летело в песчаный карьер. Всем такое завершение вечера понравилось, надо сказать, только некоторые дамы претензию высказали, что мы поздно предупредили, они еле-еле успели на крыльцо выйти, чтобы посмотреть. А мы что, предупреждали⁈
Спектакль же всем понравился. Некоторые кумушки сетовали на то, что воспитательный момент оказался «несколько смазан», но делали это без чувства и энтузиазма, а вот некоторые фразочки персонажей постановки цитировали уже с искренним удовольствием. Например, повторяя за квартирной хозяйкой Исправника: «Мужика, как и всякую иную скотину, кормить надо вовремя и вдоволь, чтоб других кормушек не искал». Или фразу самого исправника, с которой он отмахивался от попыток изложить очередную жалобу на Остапа подробнее: «Разговор на эту тему портит нервную систему! А когда у меня нервы испорчены — начинает портиться настроение, причём у всех». Да и вообще спектакль активно растаскивался на цитаты, я уже в мае слышал отдельные фразочки в Смолевичах на вокзале, причём от людей, которые вообще не знали, откуда это взялось. К счастью, от лавров драматурга удалось отбиться. Убедил, что я только предложил придумать персонажам имена и биографию, а дальше актёры под мудрым и умелым руководством режиссёра сделали всё сами. Да-да, совсем и полностью сами. Через неделю и сама её милость режиссёр поверила в эту версию, и это просто замечательно. Потому как прославиться в районе ещё и в качестве литератора-сценариста было бы явно избыточным.
Главное, чтобы в следующем году в Смолевичах или Червене не затеяли двенадцатого апреля празднование устраивать, с акавитой и фейерверками. А то зреет у меня нехорошее предчувствие, знаете ли…
Оставшееся до отъезда на весенний бал время я посвятил изготовлению и комплектованию того, что с подачи деда именовал ПАРМ, только расшифровывал чуть-чуть иначе: Передвижная Артиллерийская Ремонтная Мастерская. Сделал вариант, предусмотренный в моём штате скорее для дивизиона, чем для отдельной батареи. Мастерская разместилась в двух крытых трёхосных грузовиках, плюс прицеп с материалами и запасными частями. Там нашлось место и для маленького токарного станка, и для несколько большего токарно-винторезного, для сверлильного, для отрезного, для трёх верстаков, в двух кузовах суммарно, для двух мощных лебёдок и сборных рам для них, позволяющих превратить лебёдки в подъёмные краны. Полные две недели возились, судили, рядили, спорили, делали и переделывали. Наконец, получилось то, что всем понравилось. Настолько, что Козелевич тут же возжелал наложить свою лапу на эти два автомобиля, мол, в мирное время ему нужнее: и планово-текущий ремонт делать, хоть в Викентьевке, хоть в Шклове, и вообще.
Ну, и патроны для «Кроны» лепил активно. Как-никак, боекомплект установили сто восемьдесят выстрелов на ствол. Умножаем на количество стволов, на необходимость иметь три комплекта в возимом запасе и минимум пять — на складе, потом добавляем понимание, что это на самом деле «как минимум», и понимаем объём работы. Пусть даже мне не нужно изготавливать их полностью, с большей частью работ справляются мастеровые из заведования Адама Козелевича и штатный оружейник дружины с помощниками. А в перерывах потихоньку игрался с моделью нового самоходного миномёта, точнее, с моделями отдельных составных частей и узлов в масштабе один к десяти, для проверки работоспособности идей и уточнения параметров конструкции.
Пока дамы готовили Мурку к блистанию в свете, я тоже готовился, точнее, обдумывал, чем мне может грозить эта поездка. Поразмыслив, позвонил в Минск, уточнить размеры купе, а потом арендовал место в почтовом вагоне, потому как в купе мой «гостинец» не помещался. Задекларировал груз как «запасные части и принадлежности к автомобилю», сказав при этом чистую правду, пусть и не всю. Ведь «Крона» у нас в дружине на самом деле считалась принадлежностью, частью штатного оснащения, разведывательно-дозорного автомобиля, такого же, как переданный мною Наследнику Цесаревичу.
Да, я решил не просто признаться, но и привезти образец «на пощупать и попробовать», в дедовской формулировке. Почему? Так всё равно узнает, рано или поздно, так или иначе. И дед согласен, цитируя немецкую поговорку: «Что знают двое — знает и свинья». У нас же и число осведомлённых на порядок больше, и Александр Петрович намного выше хрюшки, в том числе и в части доступа к информации. Но если узнают о новинке не от меня, то это может вызвать разные вопросы, в том числе странные, неожиданные и неприятные. Уж лучше сразу сдаться и, если Его Величеству с Его Императорским Высочеством понравится, соглашаться на любую благодарность, кроме повышения в чине.
Так что в день отъезда на перроне вокзала стоял пикап, из которого дружинники перегрузили в почтовый вагон восемь ящиков: один длинный, чуть больше трёх метров, один в виде кубика с ребром в полметра — там лежали новая, усиленная турель и съёмные сошки, на случай стрельбы с грунта, и шесть ящиков одинакового вида и размера, с патронами. По пятьдесят патронов в ящике, каждый патрон полкило при весе снаряда триста шестьдесят граммов. В мире деда разница в весе снаряда и патрона намного больше, поскольку гильза под пороховой заряд заметно больше и потому тяжелее, чем наша, под макры. Отгрузил я по ящику патронов всех типов, три вида снаряда на два разных метательных заряда, для опытов хватит, а там видно будет.
Глава 6
Вот когда я от своей наивности избавлюсь, скажите, пожалуйста? Решил, что если меня к гвардии приписали, то мне для поездки хватит одного мундира. Ага, как же! Считайте: парадный мундир с заказными орденами для бала — раз. Повседневный мундир для носки при дворе с «казёнными» наградами — два. Дорожный костюм, который нужен-то только чтобы доехать от дома до поезда и от поезда до дворца — три. Причём если бы я был на действительной службе, то должен был бы носить ТОЛЬКО мундир, даже вне службы. Это был бы ещё один повседневный, желательно — не тот, который «номер два». Мне бы легко простили такую экономию, если бы я был обер-офицером, живущим с одного жалования или имеющим скромный доход, но в моём случае клеймо «жлоба» — это минимальный результат подобного подхода. Ну, и в самом поезде: костюм для ношения днём и халат. Казалось бы, кто там меня в поезде увидит и кому расскажет? Ан нет! Стоит расслабиться, и тут же встретишь знакомого! Или ещё хуже, человека, которого ты не знаешь, а он тебя откуда-то — да. Ко всему этому ещё шинель и пальто, как было сказано, «на случай дождя и вообще». Короче, двое плечиков, совсем не пустых, большой чемодан, дежурный саквояж и полуторный меч в довесок. А, ещё револьвер, но он в кобуре подмышкой, а всё, что нужно к нему — как всегда, в саквояже. Обычно я меч и портфель для бумаг не упоминаю, привык к ним, что без них на улицу выйти, как всё равно босиком, но тут уж решил посчитать весь багаж.