– Угу. Дайте-ка мне свой меч, ваша милость, подточить надо.
Этим вечером мы не пьянствовали и не обжирались. Та девица, которая играла вчера на мандолине, взяла этот инструмент и сегодня. В преддверии военной кампании она порадовала нас несколькими героическими песнями. Одна была особенно длинной и занудной – про какого-то Роланда, который долго дудел в свой боевой рог, а когда это ему не помогло, разрубил рог на две части и умер.
Зато народу за ужином было значительно больше, чем вчера. Прибыл Ангулем со своими ребятами. Как я понял, он был вассалом барона и держал от него какие-то земли на юге.
Спать легли пораньше – побудка планировалась ещё до петухов.
Не знаю, что там вешал Рауль насчёт медленных сборов, но выехали мы из замка с рассветом, как и собирались.
Исторические фильмы про рыцарей, которые стройными рядами едут на войну, – полная лажа. Предполагаю, что строем рыцари скачут только в двух случаях: на параде и собственно во время конной атаки. Во всех остальных случаях они ездят так, как хотят.
Нет, какой-то порядок в нашем воинстве имелся. Именно – какой-то. Состоял он в том, что впереди ехали всадники, за ними брела пехота, а за пехотой грохотали обозы. За обозами никто не шёл – от них поднималась такая пылища, что издалека, наверное, должно было казаться – на дороге что-то горит.
До полудня мы успели миновать три деревушки и один придорожный трактир, рядом с которым Родриго остановил своего коня и лично проследил за тем, чтобы никто из солдат не забежал в дом пропустить пару кружечек на посошок.
Вскоре после полудня Родриго отправил вперёд одного из своих людей – предупредить Рауля о нашем приближении. Кажется, на место сбора мы прибыли несколько раньше оговорённого срока. Во всяком случае, на развилке, где была дорога к замку Рауля, мы прождали виконта около получаса, не дождались и потихоньку двинулись дальше. Только тронулись с места – а вот и Рауль де Косэ собственной персоной выезжает из облака пыли, мигом образовавшегося за нашими обозами. Кашляет, матерится.
– Небось у жёнушки подзадержался, – хмыкнул один из родриговских рыцарей, стоявших рядом со мной.
– У такой жёнушки подзадержаться под бочком – святое дело, – отозвался другой.
Впрочем, шутки тотчас смолкли, когда Рауль подъехал ближе.
– Опаздываете, виконт, – поддел Родриго соседа.
Порядок следования утрясали минут двадцать. В итоге рыцари Родриго поехали рядом с нами, его пехотинцы встали позади наших, а обозы перемешались. Обе походные кухни, например, были поставлены впереди, а фургон с походной кузней – то бишь фургон с мехами, инструментами и разными железными запчастями – помещён в самый конец.
Местность становилась всё более холмистой. Я бы даже сказал – всё более гористой. Правда, горы тут были вполне пригодные для езды – старые, сплошь покрытые лесом.
На ночь мы остановились в безымянной горной деревушке. Деревушка принадлежала здешнему местечковому барону, и обитатели её были нам не слишком рады. Почему Родриго и Рауль не остановились в замке этого барона, почему не позвали его поучаствовать в «славном деле»? Не знаю.
С утра потащились дальше. Ближе к середине дня Родриго и Рауль принялись отлавливать встречных путников и выяснять у них, что сейчас происходит в Эгиллеме? Первые два оказались простыми крестьянами и вообще не знали о том, что там идёт война. Толковый ответ получили не сразу. И от человека довольно странного. Он явно не был благородным, с другой стороны, он слишком прямо держал спину – слишком прямо для крестьянина. Разговаривал он с Родриго и Раулем спокойно, даже равнодушно, и в глаза им смотреть не боялся.
– Город они взяли, – порадовал он наших предводителей. – Когда я уходил, как раз собирались его жечь. Но не знаю – может, пока не сожгли. Роберт вроде бы хотел сначала замок расковырять.
– А ты-то сам кто такой будешь? – спросил его виконт.
Последовал негромкий ответ. Лицо Рауля перекосила гримаса. Виконт сжал кулак, как будто хотел ударить парня, но удержался. Прорычал, наезжая конём:
– Всё из-за вас, сволочей, – а как запахло палёным, так в кусты?
Путник спокойно отступил на шаг, освобождая дорогу, но взгляда так и не опустил. Похоже, ему было просто наплевать на то, что с ним может сделать толпа вооружённых людей. Или же он был твёрдо уверен в том, что ничего ему эта толпа сделать не сможет.
Виконт опустил руку и дал шпоры коню. А путник пошёл дальше.
– Не знаешь, кто это? – спросил я у Тибо. Тот оглянулся. Долго смотрел вслед уходящему.
– По всему видать, добрый человек. Может, из этих, из «чистых». А может, ещё из каких. Много ведь их тут, всяких.
– Так это что, еретик? – Я оглянулся, но странника уже не было видно. Столько об этих еретиках говорили...
– Может, и еретик, – пожал плечами Тибо. – Но... но это смотря с какой стороны посмотреть.
Ого! Смелое заявление. Я усмехнулся:
– Да я смотрю, ты сам еретик.
Тибо поёжился.
– Господин мой... Ну не знаю я, кто тут прав... С одной стороны, конечно, Римский Папа – наместник на земле Господа Бога нашего. И я раньше думал: дьяволопоклонники все эти еретики и антихристы. Но вот уж четыре года, как вернулись мы из Палестины. Ездили мы с вами по Провансу, по Пьермонту... В герцогстве Австрийском были и в Италии... Посмотрел я на этих еретиков. Одни – юродивые дураки. Другие ловки народ смущать, чудеса диавольские показывать и подбивать против господ, от Бога данных, за оружие браться... Но ведь не все ж они таковы, господин мой! Есть и такие, которые так по-евангельски живут, что не придерёшься! В нищете, женщин не знают, только хлеб едят, а пьют только воду и последнюю рубаху с себя снимут, если их попросить. Чем не святые люди?
– А может, они специально притворяются? Чтобы побольше народу в свою секту заманить?
– Не знаю... Может, и притворяются. Только веры-то в них всё равно больше, чем в епископах римских, которые в жиру живут, любовниц при себе держат и симонией вовсю промышляют.
– Симонией? А это что такое?
Тибо почесал в затылке.
– Продажа это, – объяснил он, – должности. Вот к примеру: помрёт епископ Готфрид. Кого архиепископ Безьерский на его место назначит? Известно кого – того, кто заплатит больше. Местечко-то тёплое. Слышал я, что и торги даже, бывает, устраивают. Это и есть симония... А первым симонистом... или симонянином?.. или... ну, этим самым, в общем, был Симон-маг. Он был чернокнижник и дьяволов слуга. И по наущению сатаны искушал святых апостолов: предлагал им деньги за дар Святого Духа! Представляете, сеньор Андрэ, – деньги за Святого Духа! – Тибо осуждающе покачал головой. – Апостолы, конечно, не согласились...
– ...в отличие от римских архиепископов, – закончил я. – Так?
Тибо снова почесал в затылке, с опаской посмотрел на меня и осторожно сказал:
– Выходит, так...
– А ты не боишься, что тебя самого за такие слова рано или поздно на костре сожгут?
Тибо сделал большие глаза.
– А чего я сказал-то? Дело-то известное! Вон монахи из Клюни уж который год против этой самой симонии борются, да и сам Рим её порицает – да только без толку всё. Как продавали, так и будут продавать. За всеми ведь не уследишь.
– И ты, значит, думаешь на другую сторону переметнуться? Где все насквозь хорошие и правильные?
– Ну не знаю я, сеньор!.. Не знаю!.. Выходит, что и так плохо, и эдак нехорошо...
– Ага! – обрадовался я. – Так ты, Тибо, выходит, атеист!
– Чего-чего вы говорите?..
– Атеист – это человек, который вообще ни во что не верит. Ни в Бога, ни в Дьявола.
Тибо испуганно посмотрел на меня и перекрестился:
– Упаси Господь... Ну и скажете ж вы, господин Андрэ...
Некоторое время мы ехали молча. Малость успокоившись и придя в себя от обвинения в страшном атеизме, Тибо снова подал голос:
– Всё ж таки я думаю, что Рим вернее. Ну не может же быть так, чтоб там вместо слуги Божьего дьяволов слуга сидел – как меня однажды в том богохульник один марсельский убедить пытался. Не может так быть! Но и с другой стороны – трогать этих катаров и вальденсов там всяких... боязно как-то. А вдруг и впрямь они – верные Божьи слуги? Раньше ж как было – язычники христиан гнали и преследовали. Мучениям подвергали и на расправу диким зверям отдавали. А теперь этих еретиков жгут – а ведь живут-то они ну ровно так же, как христиане первые. И очень, господин мой, страшно мне становится, когда думать об этом начинаю... А ведь это, наверное, и есть помышления диавольские, о которых отец Марк – он в Монгеле приходским священником был – предупреждал нас часто. Не думайте, говорил, над Писанием, что там да как было, а молитесь и верьте. А чтоб думать над Святым Писанием – так на это специально священники и поставлены. А вы ж, дураки неучёные, верьте только и молитесь. Это самое главное. Вот я и верю... Да только всё равно убивать еретиков этих не хочется...
– Ну и не убивай. Кто тебя заставляет?
Тибо снова посмотрел на меня широко открытыми глазами. Много чувств было написано на его лице: недоверие, изумление, радость, опаска... Видимо, раньше сьер Андрэ де Монгель реагировал на подобные рассказы совершенно иначе.
Я дал себе зарок впредь поосторожнее выбирать выражения. Да и религиозных вопросов в разговоре стараться избегать. Сьер Андрэ был, вероятно, истовым католиком. Так что резкая смена курса в сторону веротерпимости будет выглядеть слишком уж подозрительной. Даже для доверчивого Тибо.
Хотя лично мне было глубоко наплевать и кто тут во что верит, и кто кому тут что продаёт. Или не продаёт. Но это не моя проблема, а Папы Римского. И Господа Бога.
Вот пусть они вдвоём эту проблему и решают.
К концу дня горы стали более пологими. Дорога постоянно шла под уклон.
Всё чаще стали попадаться люди, бежавшие из разорённого Эгиллема. По их словам выходило, что, ворвавшись в город, наёмники Роберта учинили там резню. Сам Роберт едва смог сдержать их.