ость, которой подвергаются все контакторы. Боже, как же он любил блефовать, глядя прямо в глаза людскому простодушию!
«Мерзкий Кудесников опять улизнул!» — поняла Марьяна, чувствуя, как сердце в ее груди начинает торопиться и сбиваться с ритма. Костя снова смотрел на нее издали, да так, что у нее комок подступал к горлу. Она влюблёна, она счастлива, она независима… Пустые слова! Потому что она вовсе не независима, а одинока. Вот как это называется. Приятно, что она задела Костю за живое, что она снова ему нравится, может быть, даже больше, чем прежде. Но заводить с ним новый роман? Когда он все еще женат на Жанне? Нет, этому не бывать.
Но для того чтобы оставаться на коне, ей нужна поддержка. Однако отвратительный, лживый и подлый детектив, который сулил ей златые горы, банально смылся. И так называемые танцы прошли без его участия. Звездой вечера стал Кондрат Миронович, водивший со старушенциями сложные хороводы и наградивший самую выносливую танцорку большой коробкой шоколадных конфет.
Марьяну спасало лишь то, что директор дома престарелых, женщина лет пятидесяти, приземистая и хваткая, плотно села Лебедеву на хвост, Однако он улучил минутку, подошел сзади и шепнул Марьяне в шею:
— Уедем вместе, я должен сказать тебе что-то важное.
Она могла отказаться. Она должна отказаться… Но это чертовски трудно. После той, юной, головокружительной любви к Лебедеву в ее жизни больше не было ничего стоящего. Так, что-то квелое, зарождавшееся под жарким курортным солнцем и не дотягивающее даже до Нового года.
— Скажи сейчас. — Она не собиралась никуда с ним уезжать. И еще — господи, помилуй! — она забыла спросить у него про Рябиновую улицу.
Когда Кудесников проник на территорию дома престарелых, та уже превратилась в место мирного отдыха — сытые старожилы и старожилки, рассевшись по скамьям и раскладным стульям, тихо дремали под музыку пятидесятых, которую транслировал через репродуктор местный завхоз. Будь на то воля директрисы, она бы уже давно загнала подопечных в комнаты и погасила свет в здании. Однако присутствие высокого начальства заставляло ее быть доброй и внимательной. Это состояние было ей несвойственно, а посему она испытывала жуткий дискомфорт.
— А где моя коллега? — спросил Кудесников у Сачкова, обретавшегося возле руин праздничного стола и подкреплявшегося пирожками с капустой.
— Они с Константином Николаевичем в кустах, — ответил гот, аппетитно жуя.
— Простите?
— Кондрат Миронович хотел сказать, что они беседуют под акацией, — вмешалась подошедшая директриса. — Вон в той аллейке.
— Ну, я не знал, как эти кусты называются! «Кажется, я спровоцировал драму, — трусливо подумал Арсений. — Нужно что-то делать, иначе Марьяна меня просто съест». Он приблизился к указанной аллейке и вытянул шею.
Они сидели близко-близко друг к другу, как два голубя в голубятне. Марьяна сжалась, а Лебедев нависал над ней, положив руку на спинку скамейки за ее спиной. Его «важное» оказалось приглашением на дачу:
— Марьяна! Нам нужно как следует поговорить. Она отказывалась, он все еще настаивал.
— Я сегодня в гостинице познакомилась с одной девушкой, Ксенией Лужиной, — поспешно сказала Марьяна, когда почувствовала, что воздух вокруг них медленно закипает.
— Лужина? Я должен ее знать? — У Кости был все тот же волнистый чуб, который ей так нравилось пропускать сквозь пальцы. — Мы с ней вместе учились?
— Ну… Она немного младше. Но дело не в этом. Просто… Я хотела узнать у нее: хорош ли новый супермаркет на вашей Рябиновой улице, но как только про эту улицу упомянула, она сразу стушевалась и ушла. Мне показалось даже, что девушка испугана.
Костя ел глазами мочку ее уха, которое розовело в лучах заходящего солнца. В его лице ничто не дрогнуло.
— Ну, и? — спросил он, наклонившись и пахнув на нее дорогим одеколоном.
— Я вспомнила, что твой Сачков делал какие-то намеки относительно Рябиновой улицы
— Господи, Марьяна! — поморщился Лебедев. — У Кондрата пунктик — он хочет очистить любимый город.
— От чего?
— От всего. От того, что ему не нравится. — Его рука, скользнувшая ей на талию, была крепкой и горячей. И даже немного дрожала, как будто им снова по семнадцать.
— И что же ему не нравится? — пробормотала Марьяна. По ее телу разливался жар, о существовании которого она уже и забыла.
— Ему не нравятся всякие… неформальные… организации… — Губы Кости были все ближе к ее губам. Он хорошо целовался, нежно и, одновременна, страстно.
— А-а-а! Вот вы где! — возникший ниоткуда знакомый баритон отбросил их друг от друга.
Перед ними стоял сияющий Кудесников с улыбкой Фернанделя на лице. Идиотский вид дополняла кепочка с надписью «День города — день радости!». Лебедев поморщился и показал, что у него есть желваки. И что его подбородок может каменеть. За долгие годы, проведенные на руководящих должностях, выражение «Бойтесь!» он довел до автоматизма.
Однако пугать дураков трудно именно потому, что они не замечают опасности. Этот — не замечал.
— Марьяна, — оживленно сообщил Арсений. — Я придумал новый ход, который обязательно понравится руководству. Меня просто распирает от гордости. Я должен с вами поделиться.
— Да-да? — спросила она ошалевшим голосом.
— Проект пансионата. Ну, помните? Четыре корпуса, два бассейна, прогулки на лошадях…
— И что?
— Сделаем на крыше столовой вертолетную площадку!
Лебедев засмеялся. Этого придурка нужно или шугануть один раз как следует, или навсегда оставить в покое. Кажется, Марьяна сегодня не поедет с ним на дачу. Ах, но как она изменилась!…
— Неформальные организации? — переспросил Кудесников. — Вы точно воспроизводите его слова?
— Ну, что я — пятилетний ребёнок?
Он вел машину на маленькой скорости, потому что никак не мог вспомнить, где поворачивать. Отшитый и разобиженный Лебедев предлагал Марья-не свой автомобиль с шофером, но она отказалась.
«Возможно, Роман Сливка, Ксения Лужина и Людмила Панова являются членами какого-нибудь тайного общества медиумов, а их штаб-квартира расположена как раз на Рябиновой улице? — размышлял Арсений. — Тогда все ясно: Сливку убрал кто-то из своих. После собрания. Может, это был приговор коллектива? Он в чем-то провинился, проштрафился? Нарушил внутренние законы организации? Лебедев и Сачков кое-что знают об этом подпольном кружке. Однако вряд ли поделятся со столичными гостями своими мыслями. Уж Кондрат Миронович точно не станет выносить сор из избы». Как только они свернули к гостинице, прямо им на хвост села серебристая иномарка. Кудесников прижался к обочине, но та не захотела их обгонять.
— Взгляните, кто там за рулем, — попросил Арсений Марьяну.
Та повернула голову и доложила:
— Какой-то брюнет с бородой. Он делает нам знаки рукой. Может, у вас колесо спустило?
— А, черт! Кажется, эго мой знакомый. Но мы же договаривались на завтра! Какой нетерпеливый… Вдруг в гостинице номеров нет, куда я его на ночь дену?
— У вас кровать широкая.
— Спать с мужиком?!
— Чего вы раскричались? Надеетесь, что я приглашу вас к себе?
Кудесников ничего не успел ответить. Как только он припарковался, из серебристого автомобиля, прибившегося к бордюру, выскочил психолог А. А. Траскевич и бросился х нему.
— Простите, Марьяна, нам придется расстаться прямо сейчас, — с сожалением констатировал Арсений. — И расстаться без слез и объятий. Времени на нежности совсем не осталось.
Она хмыкнула. Ей нравилась его хрустальная детская наглость. Она выбралась из машины, хлопнула дверцей и, вздернув подбородок, в гордом одиночестве проследовала к себе. Арсений же повернулся на каблуках и оказался лицом к лицу с Траскевичем. Тот не дал ему и рта раскрыть.
— Знаете, я не выдержал. Вы уехали, а я остался один на один со всеми этими мыслями… В общем, отпустил последнего пациента и — следом.
— Это просто замечательно, — сухо заметил Кудесников, который как «друг семьи» должен был обеспечить контакт психолога и Ксении, но до сих пор не придумал, как это сделать. — Но я понятия не имею, на месте ли девушка.
— Так давайте проверим.
Кудесникова почему-то раздражала его длинная блестящая чёлка, распадавшаяся надо лбом. Его интеллигентский вид и то, что он так откровенно втюрился. Все влюбленные мужчины — это клоны какого-то одного идиота, у которого раз и навсегда отказали мозги. Когда Арсений находился на территории психолога, в большом светлом кабинете, он испытывал даже какой-то пиетет. Здесь же, рядом с «Дубовой рощей». Траскевич выглядел неуместно.
— Дайте мне вашу визитную карточку, — приказал Кудесников и пошевелил пальцами, поторапливая гостя.
Повертел ее в руках, пристроил на капоте серебристой машины и сказал:
— Какая у вас панель управления забавная. Можно, я поближе посмотрю?
Открыл дверцу, всунул голову внутрь и восхищенно поцокал языком.
— Давайте займемся делом! — поторопил Траскевич.
— Давайте, — согласился Арсений и, достав из кармана ручку, быстро написал на обратной стороне визитки: «Жду вас прямо сейчас в бассейне, в крайней справа душевой кабинке. Войдите, будто там никого нет».
— Да вы что— взвился Траскевич. — Ничего себе, предложение!
— Нормальное, — грубо ответил Арсений, не позволив ему вырвать визитку из рук. — Я ведь говорил, что за Ксений приглядывают два амбала. Вам же не хочется, чтобы они разбили вам лицо? А ведь они обязательно сделают это, опустив увертюру. Никаких разговоров не будет. Дадут в глаз — и дело с концом.
Траскевич, который наверняка гордился своей внешностью, к такому повороту был явно не готов, поэтому перестал сопротивляться. Осталось только передать визитку девице. Если, конечно, она еще не выписалась и не упорхнула в неизвестном направлении.
Арсений потащил психолога за собой в гостиницу, засунул в свой номер, а сам постучал к Марьяне.
— Идите к черту! — сразу же откликнулась она, как. будто стояла за дверью и ждала, когда он появится.