Кровь бедняков запеклась, стужею их втанцевало.
Апрель
О утро! День, солнцем зажжённый!
В весне, как в траве, я шагаю!
Из сердца мой галстук зелёный
Растёт, словно ветка живая.
И длинная тень моя пляшет
И плавится в солнца блистанье.
Гуляю в пальто нараспашку
И руки засунул в карманы.
Гуляю с преласковой миной
(Гвоздика в петлице алеет)
И пялю глаза на витрины.
Как уличные ротозеи.
Весь мир, до последних изгибов.
Приемлю. Да слов не хватает.
И тёплому солнцу спасибо.
И ветру что благоухает!
Гляди – голова раскачалась
И тычется носом в гвоздику…
Тоски в моём сердце не стало.
Охваченном счастьем великим.
Апрель в моих жилах кружится.
А мир в голове каруселью!
За здравье весны бы напиться
Весенним дурманящим хмелем!
Вечер
Лучами золотыми
Закат глядит в окно.
Мечтается так сладко:
«Что если… если б… но…»
То было, нет ли… Тени,
Вечерний сад, скамья, —
И с кем-то я, но с кем я,
Никак не вспомню я.
Тогда был тоже вечер
(А может, память лжёт) —
Готов я ждать всю вечность:
А вдруг он вновь придёт.
У окна
Знаю… Ты села сейчас у окна
И смотришь…
А за окном пожелтелый каштан
Листья роняет… осенние листья…
Дождь окропил его… мокнет каштан…
Знаю: сейчас ты сидишь у окна.
Осени сенью осенена.
В добрых глазах твоих отблески грусти.
Отблески отблесков: странно как… странно…
Листья летят и летят безустанно —
Листья каштана
С шорохом наземь ложатся.
Грустят… золотятся…
– А может быть, светит солнце?
……………………
И знаю, мысли твои обо мне,
Вчера ещё был у тебя я…
Ты помнишь? Как больно мне было
Сознанье того,
Что должен тебя я покинуть
(…Тишина, предосенняя тишь…).
Да, что должен с тобою расстаться,
Что не будешь глядеть, как глядишь,
И не буду тебе улыбаться
(…Тишина, предосенняя тишь…),
Улыбаться, как та – в зале мрачном – больная
Улыбалась тогда… умирая.
Ах, вчера ещё был у тебя я,
И знаю…
– А может быть, светит солнце?
………………………………….
На улице нет ни души,
Тихо-тихо в твоём городке,
Только падают листья в тиши,
И каштан, обнажённый, всё мокнет…
Ты сидишь, милый друг, у окна,
У окна, добрый друг, всё одна,
Моё ясное солнышко, счастье,
Моё грустное счастье в ненастье!
…Маятник, знай, всё стучит —
День за днем и за мигом миг.
(Летят, летят с каштана листья…
Тишина, о осенняя тишь…)
Как ты устала,
Сонливо
Ты голову набок склонила,
Слеза блеснула в глазах…
– О чём твои мысли, скажи?
– Отчего твоё сердце дрожит?
И я, вот здесь, как ты,
И я.
Друг друга так знаем мы,
Так знаем друг друга мы…
– Слышишь?
– Летят с каштана листья.
Летят и летят безустанно
И с шорохом наземь ложатся.
Как странно…
Ты сидишь, милый друг, у окна,
У окна, добрый друг, всё одна…
– А может быть, светит солнце?..
Слово и плоть (фрагменты)
I «И слово плотью стало…»
И слово плотью стало
И ныне живёт меж нами,
И тело, что изголодалось,
Кормлю я словами-плодами,
И пью, как студёную воду
Я слово и ртом, и дыханьем;
Ловлю ароматы я слова
И неба ищу в нем сиянье,
И свежесть листка молодого.
Вином стало слово, и мёдом,
Оно стало мясом и хлебом, —
Глаза за словами уходят
По тропам звёздного неба.
Радость – как хлеб человеку!
Боже! Ты видишь – я стражду.
Слова насущного даждь ми
Ныне и присно, вовеки.
II. «Мне чужды все ремёсла…»
Мне чужды все ремёсла,
Рождён ловцом я слов.
Весь в слух преображённый,
Я вышел в мир на лов.
Мгновения словами
Кружатся надо мной,
Жужжат с утра до ночи,
Как пчёл звенящий рой.
Меня их жгут касанья
И ранят глубоко.
Но пусть тяжки страданья,
Мне с ними так легко!
В сердце запрятаны,
Трепещут слова,
Оттого – в сердце стон.
Мёдом заклятым
Пьяна голова,
Оттого – снится сон.
III. «В тебе моя вся алость…»
В тебе моя вся алость.
В тебе моя вся зелень.
Ты мозга многопалость
И нервов изветвленья.
Удары мира яры.
Струятся многошумно
В мозгу горящем яды —
Смесь слова и безумья.
Во мне кровь молвью стала.
Земли горячим грунтом, —
Взрастай же, слово ало,
Могучим гимном бунту!
Сорок вёсен
Взыграли все сорок вёсен,
Будто сорок зелёных рек, —
В один ток, в одну глубь, в один бег
Унесло мой ветвящийся век:
Сорок гудящих вёсен,
Юное половодье
Пенную песню заводит,
Ложе взбивает любви —
Пафос промчавшихся вёсен,
Вместе с корнями дерев,
Вместе с обломками вёсел
И в клочья изорванной гривой,
Что бросил в потока зев
Какой-то
Из брызг серебрящихся лев.
И хаос зелёный лесной требухи.
Растерзанной током весёлым в крови
(Смолисто-зеленая кровь!).
И пни, вырвидубовы зубы.
Ручьи, ручейки, все – и донья и глуби —
Все на гребень волны
Сорока половодьем разлившихся вёсен,
Что, как лодка, несутся по морю, вольны,
Одному лишь желанию подчинены…
Всё несу я минуте одной,
Самой светлой и самой счастливой,
Самой яркой из всех сорока моих вёсен,
Что взыграла безбрежным весенним разливом.
Комментарии
С. 31. Покупатели кошмаров.Оркестрион – с начала XIX в. так назывался механический музыкальный автомат, имитировавший звучание оркестра (вариант названия – оркестрина). Чтобы оркестрион зазвучал, нужно было опустить монетку в соответствующую прорезь, и тогда приводился в действие механизм (пружинный или пневматический), воспроизводивший ту или иную мелодию. О благородном графе де Шантон // И о великом Нате Пинкертон. – Наг Пинкертон – в начале XX в. герой детективно-приключенческих романов, оцененных критикой как низкопробная «бульварная литература», но любимых массовым читателем. Отсюда берёт начало так называемая «пинкертоновщина». Сюжеты о знаменитом сыщике выходили регулярно отдельными многотиражными выпусками, небольшими по объёму. Благородного графа де Шантон не существует в аналогичном качестве. Возможно, эта фигура – одна из первых мистификаций Кржижановского. Также возможно, что фамилия возникла из изменённой фамилии графа де Шантелена, героя Ж. Верна. Его роман «Граф де Шантелен» публиковался по частям в журнале «Musee des families» (1864).
Надо заметить, что отсылки к несуществующим объектам, будь то персонаж, цитата и др., а также «ложные цитаты», типичны как для поэзии Кржижановского, так и для его прозы.
С. 31. Нахалы. Есть надежда на марьяж… – от фр. manage – брак, свадьба (также бытовал и карточный термин). В начале XX в. и позже слово употреблялось в значении «случайный сексуальный контакт».
С. 34. Bierhalle – «пивная» (нем.). Нем. Fraulein (обращение к девушке, к незамужней) здесь употребляется не в прямом значении, а для обозначения работницы пивной, при обслуживании посетителей не брезгающей и услугами интимного характера.
С. 39. Hofbrauhaus (Miinchen) – «придворная пивоварня» герцогов Баварских, большой пивной ресторан в Мюнхене, действующий с начала XVII в. Расположен на площади Плацль (Platzl).
С. 42. An den Friihling (Григ) – сочинение Эдварда Грига (1843–1907) из «Лирических пьес (часть 3), опус 43». На русский язык название переводится «Весной» или «К весне».
С. 46. «Парсифаль» – название музыкальной драмы Рихарда Вагнера (премьера в 1882). Святой Грааль – чаша, из которой Иисус Христос пил на Тайной Вечере и в которую затем св. Иосиф Аримафейский собрал Его кровь. Чаша фигурировала в европейских раннехристианских легендах, а затем и в литературных произведениях начиная с ХII-ХIII вв. Позже, согласно этим источникам, св. Иосиф привёз чашу в Европу (в Великобританию). В вариантах легенды фигурируют и иные мистические артефакты, также носящие имя Святого Грааля. У Вагнера в основе сюжета лежит образ Грааля, имеющего силу исцелить и очистить страждущего от ран и в более общем смысле – страданий, нанесённых существованием в мире.
С. 47. Magnificat. Название стихотворению дало знаменитое тондо работы Сандро Боттичелли «Мадонна Магнификат» («Madonna del Magnificat», «Мадонна с Младенцем и пятью ангелами»), написанное на известный сюжет «коронование Марии» (нач. 1480-х гг.). На тондо Богоматерь пишет славословие «Magnificat anima mea Dominum» («Величит душа моя Господа»). Произведение находится в галерее Уффици с XVIII в.