С любовью посвящаю Ю. Л. Гудвилу
Первая ночь
Над вазой хрустальной.
Где с грустию тайной
Цветы увядали —
В уборе венчальном
Склонилась ты…
В очах пели слёзы.
И никли священные грёзы.
Как в вазе хрустальной – цветы.
Могила Гейне
Ветви лип, искрясь от света.
Тени бросили на мрамор.
Чёткий, белый бюст поэта
Меж дорожек и крестов.
Здесь, под плитами могилы,
Под орнаментом стихов, —
Спит посланник Вышней Силы —
В нимбе тихих, смертных снов.
…И в душе твержу молитву
Пред великим алтарём:
Воин здесь, окончив битву,
Пал с бестрепетным челом.
Слышу шелест лип склонённых.
Окруживших белый бюст:
Это шёпот погребённых
Скорбных, вещих, мудрых уст.
«Здесь… Под дёрном пожелтелым,
Под покровом блеклых трав,
В вечном сне окаменелый, —
Сплю, в борьбе земной устав.
Я цветам моей гробницы
Песен шлю звенящих ряд, —
И с цветов они, как птицы,
К небу дальнему летят.
Песням внемлют звёзд узоры
И о них ручьи звенят;
Тихоструйных ветров хоры
Песни людям говорят…
Подойди к вождю видений,
Властелину скорбных грёз, —
Если дух готов к томленьям
Горьких, злых, кровавых слёз, —
Если хочешь ты в боренье
Расточить свободный дух,
Наклонись к могильной сени
И очисти грешный слух…»
…сердце бьётся беспокойно. —
Холод плит к устам приник…
Мысли бешено, но – стройно
Отражают жуткий миг!
Сердце стало.
Мысль сомкнулась.
Слышу горний лёт луча…
…сталь меча, звеня, коснулась
Наклонённого плеча!
«Рыцарь духа ты отныне», —
Донеслося с высоты:
«Я, Вождь правды, Страж святыни,
Освятил твои мечты.
Принят ты в Великий Орден —
Орден гибнущих за Свет:
Умирай в луче познанья, —
Высшей доли в мире нет.
Путь тернист наш, лозунг светел:
Мысль, свобода и любовь.
Разорви неправды сети
И отдай за падших кровь!»
……………………….
Липы скорбные шумели.
Вечер холодом дышал,
И в душе, как зов свирели,
Голос сладостный звучал…
Я ушёл, гонимый ночью
К шуму улиц, площадей:
Оглушал фиакров рокот,
Лязг вагонов, крик людей…
Рассевалась тень[62] видений:
Голос дальний чуть звенел, —
И в кричащей мгле мгновений
Сказке верить я не смел…
Quo vadis, Domini?
«У городских ворот мы были в час вечерний:
Я с братом Львом. – Мы думали бежать
От смертного меча, от благодатных терний:
Мы не могли тогда любви Его понять…
Дорога Аппия серела перед нами.
Как воды, крались мы в молчанье вдоль стены;
И небо первыми зажглось тогда звездами,
И сумерки легли на голые холмы.
Тревожили ещё шаги нас в отдаленье,
Иль всадник, скачущий на вспененном коне.
Но вот настала ночь, – цикад лишь слышно пенье,
Да кипарисов ряд чернеет в стороне.
И вот тогда, в тиши, мы ясно услыхали
Шаги идущего навстречу нам из тьмы:
Струил Пришельца Лик лучи святой печали
И силой вышнего черты были полны!
Я видел: на плечах нёс крест он и, согнувшись
Под тяжестью древка, прерывисто дышал, —
И очи поднял он, глубин души коснувшись,
И пал я с плачем ниц, Иисуса в нём узнав!
«О Господи, куда идёшь в ночи Ты?»
И голос прозвучал – печальный и глухой:
«Иду, чтоб распяли»…
И слёзы на ланитах
Его зажглись, струясь во прах земной.
……………….
Мы поднялись с земли и шли, храня молчанье
(Я с братом Львом). – И снова Рим блистал
Навстречу нам, искрясь приветными огнями.
Венец из терний он[63] в грядущем возвещал».
Царевна леса
Лунные отсветы на лесных полянах.
Дрёма трав и листьев на немых ветвях…
В злых заклятьях ночи, траурных туманах
Спят лесные силы, скованы в цепях.
И порой под сенью древних исполинов
Слышен перекликов непонятных стон:
То ночные птицы предвещают гибель,
То подземных гномов раздаётся звон.
Там куют под толщей пней и мхов сребристых
Для Царевны леса свадебный покров:
В нём горят алмазы, меркнут аметисты,
В пурпуре сверкая радугой цветов.
Юная Царевна спит на ложе мшистом:
Грустное лицо прекраснее весны…
И, склонившись к уху стебельком пушистым,
Злая травка шепчет вещие ей сны.
……………………………………….
… и Царевне снится, что в краю далёком,
За холодным морем, где синеют льды,
Бледен и печален, в замке одиноком
Юноша томится жертвой злой вражды;
То её Суженый, то жених любимый
Старым Чародеем скован навсегда…
Не увидит больше он страны родимой!
С ним погаснет счастья Чистая Звезда.
По лицу Царевны жемчуг слёз струится.
… Под землёю слышен гномов мерный звон.
Леса мрак бессонный меж ветвей клубится.
Перекликов тайных растворяя стон.
Иная любовь
Мы встретимся с тобою в долине Вечной Скорби.
В долине слёз, чьё имя как печаль.
Когда сожгут любовь зигзаги чёрных молний.
Когда последний свет уйдёт в пустую даль.
мне отдают Тебя глухие зовы страсти…
Но грусть в изломе уст – но взор нетленно чист:
Ты, тайну схоронив, молчишь о мёртвом счастье, —
О счастье Ангелов, чей отсвет так лучист!
… И встретимся с тобой мы вновь в долине Скорби,
В закатный час надежд, в час запоздалых грёз:
В нас воскресит тогда, очистив дух в безмолвье,
Любви нездешний свет – долина вечных слёз…
Смерть лебедя
Он родился средь хмурых водных далей,
Где бледен солнца свет, туманами повит;
Где всплески тёмных волн, как голоса печали,
И призрачный фиорд средь гор холодных спит.
И в душу принял он, прекрасный чистый Лебедь,
Безмолвную печаль туманов и морей…
Искал напрасно он средь звёзд, молчавших в небе,
Ответного луча на зов души своей.
Он ждал… Он молча ждал, что вдаль уйдут туманы,
Что солнце воскресит равнины тусклых вод,
И отразится в них, искрящихся и рдяных.
Блистаньем голубым безбрежный неба свод.
… Но тихо он угас в фиорда хмурых скалах.
В краю, где солнца нет, где властвует туман…
И, умирая… он запел… о вечно-светлых далях,
О трепетной Весне иных, безвестных стран!
И в песне той цвела тоска немых фиордов,
И жалобы небес, и грусть туманных вод…
Так лебедь умирал, приняв страданье гордо[64],
И песнь его звала Весны святой приход…
Валун
Холодный камень, рождённый в высях,
Упал в долину, среди цветов:
К нему приникли земные травы;
Покрылись грани узором льдов.
Но в сердце камня, в гранитном сердце,
Живёт немая душа вершин:
Он сын обвалов и снежных смерчей,
Пришедший к людям в грозе лавин.
Душа моя – валун печальный:
Ей чужды краски земных цветов. —
В ней вечный холод идей кристальных,
В ней отблеск знанья, как отсвет льдов.[65]
«Я – созданье неведомых чар…»
Я – созданье неведомых чар.
Дух мой – пляска скользящих теней…
Злые искры рождает удар:
Кто-то соткал меня из огней.
Я – потоки испуганных искр.
Убегающих к холоду тьмы.
…и вращается времени диск.
И пространство, как стены тюрьмы.
Отгорю и умру в беге дней…
(Где безвестная Жизни страна?!)
Я – полёт чьих-то робких теней.
Я – видение вещего сна…
Старый рояль
Товарищ дней хмурых, мой старый рояль…
Как много забытых созвучий,
Рождавших мечты, уносящие вдаль,
Ты скрыл в своих струнах певучих.
Когда я был счастлив и жизнию пьян,
И верил её чарованьям,
Ты пел о любви мне и сладкий обман
Звучал в твоих струн ликованье!
Но умерли грёзы, увял юный май,
Исчез хоровод светлых теней…
Ты звал меня тихо в неведомый край,
Где ждёт меня скорбь и забвенье.
…………………………
Беззвучен теперь ты, мой старый рояль,
На клавишах жёлтых спят грёзы…
Где ж сказки твои, уносившие вдаль.
Где чистые, сладкие слёзы?..
Сонные нити
Приходят образы из тайных мозга келий,
И сон-чудак мне сказки говорит:
Я слышу пенье волн и шорох хмурых елей,
И ночь тревожная очами звёзд глядит.
И я в лесу. – Тропинкой одинокой
Иду вперёд: вот цепкие кусты;
Вокруг меня струится мрак глубокий,
Лишь светятся порой кровавые цветы!
Сквозь сеть ветвей зарницы блещут грозно.
О чём-то шепчет мне ветвями старый лес…
… Час чуда близится, когда душе возможно
Увидеть снова свет утраченных небес!
Вот он зажёг глаза… удары тьмы и света!
Тупая боль в мозгу… тень уходящих снов.
… и снова мир слепой, без тайны и привета,
И душу холодит стальная жуть оков.
«О тени женщин, прошедших мимо…»
О тени женщин, прошедших мимо
С загадкой взгляда, призывом уст, —
Ушли вы молча к целым незримым,
И мир мой беден, и ум мой пуст.
Прошли вы молча, без слов ответа:
Погасли взглядов немых лучи.
И песня чистой любви не спета,
И вновь один я грущу в тиши…
С собой вы взяли амфору сказки.
Вы, тени женщин, ушедших вдаль…
И для меня рождённой лаской
Других пьяните, укрыв печаль.
В объятьях чуждых шепча признанья,
Меня вы вспомнили хоть раз?..
И луч сокрытый воспоминанья
Зажёг ли холод печальных глаз?
… Как одинок я с моей печалью.
(Зачем отверг я Великий Свет?!)
Вам, тени женщин, ушедших к далям,
Шепчу я поздний любви привет…
М. О
Мраморная девушка села у ступеней
Сумрачной гробницы. Там, где реют тени
Кипарисов грустных.
Стиснуты бессильно каменные руки.
В скованной улыбке – отсветы разлуки
И любовь земная…
Кто ты, отлетевшая в мир безвестно дальний?
Кто ты…
Мумии
На музейных постаментах,
Рядом с утварью старинной,
В пёстрых тканях, жёлтых лентах,
Лица мумий – цепью длинной.
С масок крашеных струится
Дум отживших начертанье, —
О, взгляни, коль не боишься,
В глаз пустых очарованье.
Под узорной киноварью
Тушь накрасила ресницы,
И зрачок, блестя эмалью,
Врезан вглубь немой глазницы.
Сквозь эмалевые глуби
Вижу вечности просторы:
Так мельканья жизни скоры,
И, как искры, гаснут люди.[66]
«очи бессонной тоски я гляжу, угасая…»
В очи бессонной тоски я гляжу, угасая:
Дух мой – чуть слышная песнь о красе отснявших лучей.
Ласковы очи тоски, не нашедшей пути к высям рая,
Бледно, усталой тоски, что в душе поселилась моей.
Странником вечным бредёт, из души к душам путь пролагая,
Изгнанный Ангел – Тоска, и томясь лишь о рае одном,
Вечной, бессонной мечтой приютившую душу сжигает
Ангел заблудший Тоска, разлучённый навеки с Отцом.
«Я умру: мой дух ночь примет…»
Я умру: мой дух ночь примет.
Но тоска, в меня вселённая,
Тело мёртвое покинет
И бродить по свету станет.
И пойдёт путями дальними,
Что ведут в обитель дивную,
И слезами там хрустальными
Будет плакать, неизбывная.
И отдаст тоске глухая ночь
Дух, убитый тьмой безвестною:
Буду снова жить с Тоскою я,
С Богоданною Невестою.