- Ты как сюда попал?
- Пришел, - пожал плечами тот, делая мягкий шаг в сторону. Женщина чуть развернулась, следя за каждым движением Охтайра.
- И зачем?
Зелёные глаза блеснули – словно изнутри на миг прорвался огонь.
- Я хотел предупредить...
- О чем?
- Вас хотят убить.
Это было уже интересно, а в свете последних событий – и ожидаемо. Но почему так быстро? За нею следили или тот юнец проболтался? Нет, он бы просто не успел…
- И кто же?
- Я.
Волшебница медленно опустилась на ближайшую скамью. Охтайр стоял перед нею.
- Ну, и почему же ты этого до сих пор не сделал?
Она всем существом ощутила, как напрягся её собеседник.
- Мне нужна помощь, - наконец, нехотя промолвил он.
- Вот как? – Видящая усмехнулась. – А с чего ты взял, что я стану помогать какому-то полукровке? Ты ведь полукровка, не так ли?
Мужчина опустил взгляд, изображая смущение, которого на самом деле не испытывал. Но ему не хотелось, чтобы эта старуха читала по его глазам, как по книге. Простые эльфы так не могут – его еще никто не сумел раскусить. Но она – волшебница. Она может многое.
- И как же, интересно знать, полукровка оказался включен в элитную когорту, куда принимают только избранных? – продолжала женщина, не обращая внимания на выразительное молчание собеседника. – Откуда ты вообще такой взялся?
- Это долгая история, - нехотя сказал он.
- А я никуда не спешу, - Хозяйка подвинулась и приглашающе похлопала ладонью по скамье. – Садись и рассказывай!
Мальчик проснулся от тихого толчка.
- Р-р-рс…
Он быстро сел, мгновенно собравшись. Рука сама сомкнулась на дубинке – его единственном оружии.
- Тс-с-с…
Сидевшая рядом на корточках лесная троллиха склонила голову набок, насторожив треугольное ухо. Её вывернутые наружу ноздри шевелились, ловя запахи. Затаив дыхание, мальчик замер, не сводя с неё заблестевших глаз.
Эта троллиха, лохматое, вонючее, грязное существо, закутанное в плохо выделанные звериные шкуры и вооруженная дубиной и камнем, была ему единственным близким существом на всем свете. Он ещё помнил, как пробудился на голой земле где-то на дне сырого оврага, дрожа от холода – и почувствовал на себе пристальный взгляд этого чудовища. Дикий страх сковал его тогда. Он заскулил и неожиданно обмочился, но троллиха не стала его есть. Она шумно обнюхала дрожащего ребенка, потом бесцеремонно сгребла его в охапку, забросила на плечо, как дикого зверя, и понесла.
Страх пришел позже, только через несколько дней. Поначалу мальчик дичился, вздрагивал от каждого шороха и шарахался от любого жеста в его сторону. Пару раз он пытался удрать из пещерки, куда принесла его троллиха, но самка выслеживала «дичь» по запаху и притаскивала обратно. В конце концов, он смирился и привык.
Мальчик бы не выжил в лесу той зимой, если бы не троллиха. Лесные тролли существа одинокие. Они сходятся вместе только для того, чтобы зачать детёныша. Самка потом растит малыша самостоятельно, и если удается встретить нескольких троллей это всегда одна такая самка и несколько еще не достигших зрелости малышей, зачатых в разное время от разных отцов. У этой троллихи, очевидно, младенец погиб недавно – ее отвисшие сосцы ещё были полны молока, и она пыталась давать найденышу грудь. Молоко было густым, каким-то соленым и сильно пахло зверем. Но это была жизнь.
К следующей весне он уже привык и к своей приемной «матери», и к пещерке под корнями старого дуба. Его одежда обтрепалась, и самка кое-как соорудила ему балахон из звериных шкур, скрепив их между собой травяными волокнами. Башмаки она плела из коры, набивая их изнутри сухой травой и птичьим пухом. Большую часть рациона составляли молоко из её грудей, орехи, почки липы, шишки и полупережеванное сырое мясо. Весной добавились свежая зелень, птичьи яйца, ягоды, грибы, рыба, лягушки – то есть все, что можно найти в лесу.
Дети быстро ко всему привыкают. Мальчик уже к концу первого года совершенно приспособился к жизни в лесу, а на второе лето и сам пробовал охотиться, сбивая палками и камнями птиц и ловя рыбок в ручейке. Троллиха с радостным ворчанием приветствовала любую его удачу.
На третий год молоко в её грудях ещё оставалось, хотя и не в таком количестве, как раньше. Но она упорно продолжала кормить своего странного «младенчика» и даже несколько раз прогоняла самцов-троллей, желающих с нею совокупиться. Инстинктом матери она догадывалась, что самец перво-наперво прикончит «неполноценного» ребенка, чтобы его мать поскорее зачала нового, здорового, уже от него. Однажды, спасаясь от домогательств одного тролля, они шли два дня без остановки, не тратя времени даже на то, чтобы напиться и опасаясь справить нужду, чтобы по этим меткам их не настигла погоня.
На новом месте им пришлось долго искать новую пещерку, где можно если не перезимовать, то хотя бы просуществовать какое-то время, пока не подвернется жилье получше. Но эти места оказались обитаемы.
Поблизости жили разумные существа. Однажды, отправившись к берегу реки, чтобы поискать утиных яиц, мальчик увидел на той стороне всадников.
И все вспомнил.
Осенняя ночь пять с половиной лет назад… чужие всадники…нянька-орчиха с разрубленной головой… мать, стоявшая на коленях в окружении вооруженных мужчин-эльфов… «Смотри! Запоминай!»
Ровилар…
В тот день он долго плакал, уткнувшись лицом в волосатую грудь троллихи, а она ворчала что-то себе под нос, гладила его по грязным спутанным волосам и пыталась дать сосок. Молока там совсем не осталось, выжать удалось всего несколько капель, но это было всё, что могла она дать своему странному приемышу.
А еще через несколько дней их разбудили. И обострившимся инстинктом хищника мальчик понял, что это пришли охотники.
- Д-ди-ди та! – самка махнула ему рукой, показывая, что он должен немедленно убраться подальше.
Их новое логово было в овраге – самка и мальчик в четыре руки вырыли на склоне приличную нору, достаточно глубокую, чтобы лежать на дне, обнявшись и прижавшись друг к другу. Она была не слишком глубокой – к зиме ее ещё предстояло углубить, расширить, немного приподнять потолок и набросать на пол листьев и веток, чтобы устроить ложе. Пока годилось и это, и мальчик послушно отполз к задней стенке, сжимая свою палку так, что побелели костяшки пальцев.
Земля хорошо передавала звуки – он сразу услышал и лошадей, и собак, и сжался в комок, втягивая голову в плечи. Потом зарычала самка, выскакивая навстречу охотникам.
Рев… Рычание… Визг раненого пса… Резкий крик-команда…
Мальчик закрыл уши руками, зажмурился, пытаясь вжаться в земляной пол, чтобы не слышать криков и воплей издыхающей самки. Но что-то сильнее страха вдруг сорвало его с места. Не помня себя, он выскочил из пещеры и бросился к троллихе, обхватил руками утыканное стрелами еще теплое тело, давясь слезами…
Эльфы-охотники стояли над ним, не веря своим глазам.
- Так вот почему она не убегала! Детеныш!
- Добить тварь!
- Погоди! Его волосы!
- А ну-ка…
Мальчика схватили за грязные отросшие космы, заставили поднять зареванную мордашку. В ярко-зеленых глазах страх мешался с ненавистью. Оскалившись, он вцепился зубами в державшую его руку.
- Звереныш! – эльф стряхнул его, сгоряча пнув ногой, но его удержали свои же:
- Не стоит! Наверное, она украла младенца в каком-нибудь селении. Они часто так делают… Заберем его с собой.
Мальчик сопротивлялся, кусаясь и отбиваясь, и его пришлось связать. Страх перед незнакомцами смешался со страхом встретиться с теми воинами, которые убили ту, первую его, настоящую мать. Он бился, пока совсем не обессилел, покорившись судьбе.
Но ему повезло. Это оказался совсем другой замок и совсем другие эльфы, которые ничего не знали о том, что произошло с его родным домом много лет тому назад.
Война на Архипелаге еще продолжалась, но откатилась дальше к востоку, а здесь выжившие понемногу начали налаживать мирную жизнь. Где-то до сих пор шли бои, где-то орки осаждали замки, а тут заново отстраивались разрушенные дома, домой возвращались прятавшиеся по лесам мирные жители. Война оставила много вдов и сирот, и в замке, куда попал маленький лесной приёмыш, воспитывалось несколько осиротевших эльфят.
Маленький дикарь поначалу шарахался ото всех, даже не пытаясь высунуть нос из комнатки, в которую его поместили. Он царапался и кусался, пока его пытались отмыть, постричь и привести в приличный вид. Прошло несколько дней прежде, чем он успокоился. Но лишь два месяца спустя окружающие впервые услышали его голос. Дважды сирота, он постепенно оттаял, начал общаться с другими эльфами, назвал свое имя – Охтайр – но близко так ни с кем и не сошелся.
- Вот, значит, как, - промолвила Видящая, когда денщик наследника закончил свой рассказ.
- Меня дразнили троллёнком, - продолжал тот ровным голосом. – Взрослые ничего не говорили, но дети сами решили, что я – сын троллихи и эльфа. Каких только гадостей я не наслушался! Дети – самые жестокие существа на свете. Я ненавидел их всех. Меня пытались бить – поодиночке и всей кучей. Я вечно ходил с синяками и держался в стороне. Полукровок ненавидели с особенной силой – Смутные Века оставили их так много… Днем я держался подальше ото всех, а ночами повторял единственное имя, которое запомнил: «Ровилар… Ровилар… Кузен Ровилар…»
- Ты хотел его найти, - произнесла Видящая. – И ты его нашел. Ты хочешь мести? Ты – Преданный, поклявшийся защищать жизнь и честь семьи Наместника? Ты понимаешь, в какую ловушку загнал себя?
- Это не ловушка, - Охтайр оставался спокоен и уверен в себе, словно это не с ним происходили в детстве все эти ужасные вещи. – И никто не говорит о мести. Я был тогда слишком мал, чтобы всерьез задумываться о том, чтобы отомстить. Слишком мал, слаб, глуп… и озабочен совсем иными вещами. Я думал только о том, как бы выжить. Что такое «месть», я узнал уже подростком, когда пытался мстить тем, кто меня дразнил и унижал в приюте. Тогда же я узнал значение слова «кузен»