– Перейду к делу. За последние пять дней произошло пятьдесят шесть смертей, которые привлекли внимание РКС. Пятьдесят пять случаев в провинции Анерленго и один в провинции Лэ.
Рыцарь выкладывает на стол пачку фотографий. Портреты. К счастью, прижизненные. На снимках только женщины. Есть роскошные. Есть хорошенькие. Есть классически красивые. Есть чарующие в своей необычности. Не нужно даже перебирать все 56 карточек, чтобы понять: при всей разности возрастов, оттенков кожи, причесок и настроений женщины на снимках – это одни из самых пленительных творений природы. Все до единой. И есть еще, как мне показалось, что-то общее во взгляде каждой из них: нечто вроде вызова. Какой-то блеск, не приставший взгляду благовоспитанной барышни.
– Это все актрисы? Или модели?
Сэр Даник вынимает из общего расклада один снимок.
– Вот эта – актриса. Вероника Далена. А среди остальных вы найдете кого угодно: юристов, врачей, домохозяек, художников. Ну и моделей, да. В характере занятий ничего общего. Да и причина смерти у всех разная. Вероника Далена скончалась от инфаркта. Еще у нас тут есть кровоизлияние в мозг, инсульты, травмы головы в результате потери сознания и даже отравление яблоком. Без криминала тоже не обошлось. В пяти случаях доказано убийство, хотя истории там такие… Не банальные… Одну несчастную зарезал любовник, но он клянется, что она сама его довела. Вторую застрелил охранник, когда она пробралась на режимную территорию – только что она там делала, одному Богу известно. Третью убил совершенно посторонний человек в приступе ярости, каких за ним никогда не водилось. Убийцы четвертой и пятой жертв тоже ссылаются на внезапное помутнение: одному будто бы представилось, что он видит перед собой чудовище, а вторым повелевали голоса в голове. А вот эту девушку сбил грузовик. Водитель утверждает, что она сама бросилась под колеса. И это может быть правдой, потому что не меньше половины этих красавиц покончили с собой. Таблетки, петля, прыжок с крыши, удушение выхлопными газами. Ты что-то имеешь сказать, брат мой?
– Занимательно. Но получается, что никакой связи, никакого серийного элемента между этими случаями нет. По крайней мере, пока я его не вижу. В столичном округе умирает больше ста человек в день. А самоубийство происходит чуть ли не каждые четыре часа. Положим, в Анерленго статистика и другая, сути это не меняет. За пятеро суток смерть прибрала полтысячи жителей провинции. Из них около тридцати сами наложили на себя руки. Разве так уж странно, что небольшая часть от общего числа – это именно такие красавицы?
– Готов согласиться, что само по себе, наверное, не странно. Но и ты признай: тут не просто эффектная внешность. Это не какие-нибудь смазливые барышни вроде… – Сэр Даник оглядывается на дверь, из-за которой слышен Альвин голосок. – Когда я смотрю на эти фотографии, то вижу красоту почти нестерпимую, нездешнюю, не от мира сего. В воскресной школе я примерно так представлял себе ангелов. Сколько ангелов должно умереть, прежде чем статистика позволит забить тревогу? Что ни говори, а серийный элемент тут, можно сказать, налицо. Но ты прав: дело не в их внешности. А вернее, не только в ней. Все началось с убийства Нины-Эрики Мормэйн. Ей раскроил череп мужчина – во всех отношениях респектабельный и благонадежный. По его показаниям, он принял госпожу Мормэйн за некое чудовище, угрожавшее его жизни. Теперь-то бедняге, и правда, светит петля – если его признают вменяемым. Так вот, следователь, которому поручили это дело, стал опрашивать знакомых госпожи Мормэйн. И что он обнаружил? Что двое из интересовавших его лиц сами скончались в тот же день. Это были Кэти Винора и Кальпиора Ишетри. Вот их фотографии. Обе покончили с собой. Госпожа Винора приходилась госпоже Мормэйн деловым партнером, а с госпожой Ишетри убиенная имела двусмысленные отношения романтического толка. В свою очередь расследование этих двух самоубийств вывело полицию на других женщин, как-либо связанных с госпожами Винорой и Ишетри и тоже погибших на протяжении последних пяти дней. Думаю, суть ты уловил. Мы продолжаем находить тела и все новые связи между жертвами. Пятьдесят шесть трупов – это пятьдесят шесть жизней, которые пересекались и переплетались друг с другом, а потом почти одновременно оборвались. И так уж вышло, что все эти женщины были хороши собой. Статистикой или совпадением это уже не объяснишь, верно?
Я переглядываюсь с Байярдом. Его спокойное лицо говорит о том, что мой бывший напарник осведомлен, к чему ведет сэр Даник. Мне остается лишь выслушать его до конца.
– Есть и другие серийные элементы, впрочем, косвенные… Например, личная жизнь у большинства наших красавиц не задалась. У кого-то ни одного замужества, а у кого-то – целая череда и все неудачные. Также видим во всех случаях тенденцию скрывать от налоговой свои доходы. Жили барышни в основном в роскоши, а на какие средства – неизвестно. Неизвестно и самое главное. То есть что вообще происходит? Как будто какая-то сила, не совместимая с жизнью отдельных женщин, поселилась в провинции Анерленго. Не хотелось бы гадать и впадать в суесловие, но все это напоминает могущественное проклятие.
– Ты сказал, что одно тело обнаружили в провинции Лэ. Это начинается теперь и там?
Рыцарь Круглого Стола разводит руками.
– Не обязательно. Погибшая из Лэ, Мария Тэлькаса, всю жизнь прожила в Анерленго. Если это проклятие, то оно могло настигнуть ее где угодно. Вскрытие показало, что женщина отравилась яблоком. Видимо, аллергия. Во всяком случае, как только дело коснулось двух провинций, расследование перешло от местной полиции к РКС. К сожалению, мой отдел подключили не сразу. Сработал принцип, известный как «бритва Мерлина». Если нечто можно объяснить естественными причинами, не следует искать этому магическое объяснение. Но до сих пор все естественные гипотезы потерпели крах. А значит, основной подозреваемый отныне – это колдовство. Я пришел, чтобы просить твоей помощи, Джуд.
Не то чтобы слова рыцаря сильно удивили меня, и все же я их не ожидал.
– Чем я обязан этой чести?
– Мой отдел существует всего пару лет. Законы магии понимаются до сих пор крайне поверхностно. Мы очень нуждаемся в людях, у которых есть опыт взаимодействия с супернатуральными силами. Таких, в принципе, немало, но нас интересуют лишь те, кто в результате не потерял рассудок и вообще остался в живых. А это ощутимо сужает круг поисков. Я близко знал вашего магистра и всегда дорожил его мнением. Когда РКС формировали супернатуральный отдел, он сразу порекомендовал тебя. Джуд Леннокс, сказал он, рыцарь, который сочувствует малефикам. Но бюджет у нас тоже распределяется по принципу «бритвы Мерлина»: сначала средства идут в другие отделы, а потом уж нам, если останется… Мы долгое время не могли себе позволить привлекать новых рыцарей. К счастью, теперь ситуация изменилась.
Я снова перевожу взгляд на Байярда. Тот по-прежнему невозмутим. Выходит, магистр уже давно решил, что мне не место в ордене. И Байярд, судя по всему, был в курсе. Что же, они все это время подыскивали, куда бы меня пристроить? А я-то, неблагодарный, еще пенял на них за свое увольнение! А должен был, наверное, руки целовать за великодушие ко мне непутевому, многогрешному, некомандному.
– Вижу, брат мой, ты колеблешься. Но если с одним орденом не сложилось, это не значит, что не сложится и с другим! Нам не нужна Молния Першанделя, не нужен твой клинок. Опытных истребителей нечисти у нас и так хватает. Чего у нас нет, так это знаний о том, как работает магия. О том, как разнообразные дьяволы и малефики думают. О том, что ими движет.
– В таком случае вам нужен кто-то другой. В Академии нас учили, что слово magia пришло в латынь из забытого бесписьменного языка, в котором оно означало «непредсказуемый», «неопределенный». Мы ведь говорим о сверхъестественном – оно по определению находится вне сферы действия естественных законов, а значит, и вне нашего понимания. Ищете того, кто понимает дьяволов? Искать нужно среди самих дьяволов. Человек здесь не поможет.
– И все-таки именно ты раскрыл дело о девах и уникорнах. Именно ты обнаружил связь между изнасилованиями девственниц и сокращением поголовья единорогов. Ты доказал, что браконьеры используют невинных девушек для того, чтобы приманивать волшебных зверей. А главное, ты понял, что насильником движет не похоть, а желание защитить популяцию этих редких животных. Запрет на промысел единорогов – это твоя заслуга, как и то, что нападения на девиц прекратились.
Я отхлебываю свой кофе, размышляя, что бы на это ответить. Дело было давнишнее. Мой первый год работы в ордене. Из пригорода пришла весть о сборищах в бульварных кафе, где местные рабочие затевали расправу над каким-то аристократом, который якобы портил девок в окрестных селах. История была с классовым душком. Тот факт, что аристократу было за восемьдесят, народных мстителей не смущал. В итоге жизнь опальному дворянину я кое-как спас, хотя чуть сам не получил вилами под ребра. А вот удара рогом уникорна мне избежать не удалось. Но оно того стоило: удар сопровождался чем-то вроде прозрения, которое и позволило раскрыть дело. Правда, насильника мы не поймали. Но было довольно уже того, что нападения сошли на нет.
Я делаю глубокий вдох.
Передо мной неразгаданный пасьянс из 56 фотографий. Безмолвные, застывшие, глянцевые лица. Слишком разные в запечатленных ракурсах, ужимках, временах года, дня и ночи. Женщины на снимках как будто сговорились быть во всем непохожими друг на друга, чтобы ничем не выдать общую тайну. И все же… Если заставить окружающий мир померкнуть, отодвинуться… Если остаться по-настоящему наедине не с фотографиями, а с проблесками чужих жизней, все еще длящихся и пронзающих смертную тень, хотя сами звезды погасли… В этот миг ты чувствуешь нечто вроде слабого дуновения – словно волосы легонько взъерошил похолодевший бриз. И ты оборачиваешься в верном направлении, даже не видя моря за чередой домов, но зная: это почти нежное касание – лишь первая весточка, дальний отголосок молодой бури, еще только набирающей силу, закипающей у черты горизонта. Пусть никто из сидящих в прибрежных кафе не торопится уходить, разве что, поежившись, попросят у официанта шерстяной плед, – тебе-то уже ясно, что бегством все равно не спастись, что рябь на верхушках деревьев скоро сменится ледяным шквалом, что тучи, закручивающиеся над головой, вот-вот обрушат на землю последний ливень. Почему ты так в этом уверен? Потому что это твой шторм. Только тебе под силу немедленно выйти в море и остановить грозовой вал, пока он не достиг берега. Как ты этого добьешься? Покаянием? Жертвой? Заклятием? Шторм сам тебя научит, когда вы встретитесь.