гнилая солома застенков, а украшениями – кандалы. Но наши педагоги старались не напрасно: мы выживали до сих пор, и нет ни тени сомнения, что будем выживать и впредь. Каждая из нас – это солдат. А наш воинский долг, долг перед самими собой – не дать повториться тому, что произошло в Анерленго. Это значит – обезопасить нашего Отворяющего.
«Это она про Соломона Лу», – догадалась София, припоминая, что чернокожий медиатор рассказывал, как он что-то кому-то отворяет.
– А что случилось-то в Анерленго? – шепотом спросила она у Валерии, и тотчас головы всех ведьм вокруг повернулись к ней. Очевидно, вопрос Софии облетел пляж – в силу того же волшебства, которое позволяло им без труда внимать далекой Марине. Услышала вопрос и Марина.
– Сегодня среди нас София Верна, дочь Виолы Верны. В свое время Виола покинула наш круг. Поистине прискорбная опрометчивость. Но, обладая хотя бы малым терпением, можно увидеть, как судьба исправляет ошибки прошлого всего лишь поколение спустя. Тем, кто не читал наших гримуаров, кто не причастился еще подлинной магии, может быть трудно понять все значение Анерленгской трагедии. Но ты приглашена к нам на равных, дитя, и мы не станем от тебя ничего таить. Да и всем нам предстоит еще не раз вернуться мыслями к той роковой ночи. В предрассветные часы шестого октября был убит Каспар Амидори, Отворяющий провинции Анерленго. Это не только мучительная человеческая утрата, преступление против святости жизни. Убив Каспара, неизвестный обрек на смерть вверенных Каспару ведьм. Ведь для ведьмы Отворяющий – не просто любовник и учитель. Без Отворяющего для нас нет магии. Без магии нет жизни. Многие ведьмы Анерленго не пережили этой потери. Одних убил острейший синдром отмены магии. Другие наложили на себя руки сами или нашли смерть от рук кого-то еще, не вынеся своего горя. В Отворяющих мы обретаем свое могущество, и в них же – наша главная слабость.
Марина обернулась и протянула руку кому-то, кто стоял позади нее на скале, скрытый от глаз до этого момента. Но София уже знала, что сейчас увидит Соломона Лу. Медиатор взял руку Марины в свою и встал рядом. Ведьмы внизу захлопали в ладоши, приветствуя пару на вершине горы.
– Мы ведьмы. У нас нет своей страны, нет соборов, нет крепостей. Соломон Лу, наш царь Соломон – вот наша единственная Родина. И сегодня я всех вас поднимаю на ее защиту. Сол, старый друг, любовь моя, ты разрешишь мне стать твоим личным телохранителем?
Соломон обнял Марину, не говоря ни слова. Объятие было кратким, но крепким. Ведьма переждала, пока внизу затихнет одобрительный гул.
– Сестры! На кону стоит, может быть, самое выживание ведьмовского рода. Отбросим всякую жалость к врагам. Но для этого прежде всего нам нужно отбросить жалость к себе. Поэтому я не буду говорить, что все образуется. Я не буду утешать вас. Наоборот: я призываю вас заглянуть в лицо своему страху. Что, если убьют меня? Что, если убьют Соломона? Только заносчивый глупец станет лгать себе, что это невозможно.
Марина посмотрела на Отворяющего. Тот ответил на ее взгляд кивком головы.
– Если это произойдет, это будет катастрофа. Но и тогда мы не дадим погубить нас. Потому что с этого дня мы не будем себя щадить. Начиная с этого дня, вводится ограничение на использование магии. И мы будем сокращать дозу до тех пор, пока каждая ведьма не научится обходиться лишь самым малым. О том, чтобы за счет магии обеспечивать свое существование, больше не может быть и речи. Пускай это равносильно тому, чтобы просить вас добровольно ослепить себя или отрезать себе язык. Но лишь так, лишь аскезой мы приведем себя к той свободе от магии, которая позволит нам выжить, даже если мы лишимся ее. Когда грянула буря, бесполезно оплакивать листья, ветви и даже стволы деревьев. Уповать надо на то, что глубоко под землей уцелеют корни.
На этот раз толпа отозвалась общим встревоженным вздохом. Кто-то всхлипнул. Но возгласов недовольства не было. Никаких «снять все деньги и валить из страны». Хотя, может быть, дело было не в стойкости и единодушии, а в том, что даже малейший ропот был бы замечен.
– Обещаю вам одно: когда убийца Каспара Амидори и всех анерленгских ведьм окажется у нас в руках – мы казним его самым медленным и зверским способом, какой только приписывают нам людские предрассудки. Мы упьемся его кровью до дурноты!
Некоторые ведьмы подняли за это бокалы и пригубили вина, заранее различая в его букете тонкие ноты крови.
– Но сегодня магия с нами. Давайте делать то, зачем собрались.
Когда Марина замолчала, София услышала музыку, которая то ли тихо играла все это время, то ли зазвучала только теперь: странную музыку, уже где-то слышанную или похожую на что-то, что она слышала прежде. Обернувшись на звук, девушка не сразу увидела возле скального гребня пятерых музыкантов – их бесцветные фигуры казались почти прозрачными на фоне серого камня. Это были такие же мертвецы, каких она видела в клубе «Чумной барак», с полуприкрытыми глазами, впалыми щеками и пальцами без ногтей, которыми они перебирали струны гитар и клапаны своих флейт. София слушала, слушала, а потом уже не могла не слушать. Музыка закрадывалась ей под кожу, шевелилась под скальпом. От груди взошел горячий румянец, достигший даже кончиков ушей, а сердце и печень затрепетали, так что стало почти больно. В нарастающих звуках было щемящее, безнадежное совершенство, которое роднит музыку с мучениями любви или отчаяния, когда ты задыхаешься в тесноте и безысходности, хоть кричи, потому что эти чувства настолько больше, чем ты, что тело не справляется, – и вопрос лишь в том, сколько ты продержишься на грани распада, прежде чем эти силы сомнут и уничтожат тебя.
В этот момент пахнуло костром. Девушка очнулась от наваждения, с недоумением застав себя в слезах. Быстро вытерла лицо, закрутила лохматой головой. Еще не придав новому запаху никакого значения – а впрочем, наверное, будут что-то готовить на огне, – она неконкретным взглядом обвела пляж и с ужасом, пока еще неконкретным, уставилась на каменистую площадку, где происходило что-то неладное. Те несколько ведьм в сиротских обносках, что держались особняком, выстроились в ряд, а другие ведьмы обложили им ноги охапками дров, так что наваленные бревна доходили до колен.
Сухое дерево уже занялось под двумя из приговоренных и сочилось желтоватым дымом. Третья ведьма молча смотрела, как у ее ног разводят огонь. Факел поднесли к поленьям в нескольких местах, чтобы пламя разгоралось равномерно.
«С чего я взяла, что мы будем здесь в безопасности? – пронеслось в голове у Софии. – Бежать некуда. Они и нас затащат на костер, и мы умрем здесь. Этой ночью мы умрем. Папа даже не узнает, что со мной случилось».
И все же в происходящем была какая-то несообразность, нелогичность. Страх, скрутивший желудок и плескавшийся уже у самого горла, ослабил хватку. Горевшие женщины не кричали. На лицах – гримаса напряжения, но не более того. Ни перекошенных ртов, ни глаз навыкате. Не было и обязательного в таких случаях столба, к которому привязывали жертву. Приговоренных вообще ничто не удерживало. Они добровольно стояли посреди прибывавшего пламени. Волны жара стали плавить воздух – в дрожащем мареве волосы объятых огнем женщин вздымались и реяли, как будто им передались повадки огня.
София смотрела и смотрела, не догадываясь, сколько уже прошло времени, ничего не чувствуя. Саския, бледная, недвижимая, тоже не могла отвести взгляда.
Костры разгорелись в полную силу, так что толпе пришлось отпрянуть. Ближе всех к огню стояла немолодая ведьма, державшая наготове красный баллон огнетушителя. К этому времени пламя поднялось так высоко, что фигуры удавалось разглядеть с трудом. София ждала, что вот-вот почувствует тошнотворную вонь горелой плоти, но ветер по-прежнему доносил только чистый аромат костра, знакомый еще с детства по палаточным ночевкам посреди шумящего леса. Бревна, уложенные шалашом, прогорели и стали разваливаться, взвивая в воздух россыпи искр. Прозвучала какая-то команда, и женщины вышли из огня, отряхивая с нагих тел дотлевающие остатки одежды. София почувствовала, как в мозгу что-то непоправимо смещается…
Обнаженных ведьм одну за другой осмотрели на предмет ожогов, заглядывая в рот и прикладываясь ухом к груди. Но, очевидно, единственным ущербом, вынесенным из костра, стали перепачканные в угольной саже ноги. Уцелели даже волосы на лобке. Разве что одна из ведьм надолго закашлялась. София догадалась, что и одежда на женщинах была такая заношенная, чтобы не жалко было ее спалить.
– Вы обе дрожите, – осторожно прикоснулась к девушкам Валерия. – Может, все-таки выпьете?
София кивнула, чувствуя, как пересохло во рту.
Валерия ушла, велев никуда не уходить, и вскоре вернулась с двумя бокалами.
– Это что-то вроде экзамена. Все огненные ведьмы должны пройти испытание огнем. Это еще ни разу не заканчивалось чьей-то смертью, хотя пару лет назад одна девчонка чуть не сгорела. Видно, плохо готовилась.
София осушила свой бокал и облизала губы.
– Разве раньше ведьм не казнили на костре?
Валерия кивнула.
– Казнили. Даже если пламя не причиняет тебе вреда, дышать-то все равно чем-то надо. А палачи умеют развести огонь так, чтобы было побольше дыма. Ну и потом, огненную ведьму всегда можно утопить. Инквизицию никакие наши способности не ставили в тупик.
– До сих пор не могу прийти в себя, – покачала головой Саския, по-прежнему держась за сердце. – На сегодня у ведьм еще запланированы какие-то экзамены, о которых нам надо знать?
Валерия пожала плечами с виноватой улыбкой.
– Напугать вас никто не хотел. Но произойти может все что угодно. Так что бокальчик-другой успокоительного не повредит. А может и ничего не произойти! На шабаше у каждой ведьмы свое испытание, и чаще это что-то сокровенное, так что обходится без пиротехнических эффектов.
Мимо них прошла обнаженная ведьма, пронеся в волосах запах дыма. София рассеянно посмотрела ей вслед, глядя, как при ходьбе переливаются ямочки над ягодицами. Остатки костров потушили водой, и женщины разбредались по пляжу, как будто их больше ничто не объединяло. Разговоры стихли. «Наверное, хотят подумать каждая о своем, – решила София. – Но зачем было для этого собираться всем вместе? Неужели дома их так достают разные заботы, что только на шабаше и получается успокоить нервы?»