С Джудит из Фарантоги я познакомился на прошлогоднем турнире, который лорд-мэр традиционно устраивает по случаю Рождества. До этого я уже трижды выигрывал турнир префекта у себя дома, за что получал повышенную стипендию, а вот в столичных состязаниях все никак не удавалось поучаствовать, но после першандельской истории это было вопросом времени. Рождественский турнир – это вам не то, что бывало дома. Дома мы дрались на захудалом ристалище за городом (просто обширный пустырь возле кладбища), и, несмотря на покровительство префекта, в публике вечно отирались сборщики ставок, а участникам поступали сомнительные предложения от феодалов округи. Зачастую предлагалось хорошенько подумать при выборе королевы турнира. Это означало, что среди претенденток на престижный, хотя и чисто символический титул есть та, кому благоволит местный барон. Благоволит – то есть наведывается к ней в сумерках. Другое дело – Рождественский турнир. Здесь все отвечает исконному духу рыцарства: каждый участник – свободный человек в пяти поколениях, имеющий зарегистрированный герб. Судьи отбираются из числа ветеранов крестовых походов. Герольды, менестрели. Ярмарки и выставки, кормящие столичный бюджет. О, и множество ослепительных женщин, которые казались мне, выросшему в глуши, не совсем существами из плоти и крови. По крайней мере не из той же плоти и крови, что, к примеру, мои бывшие одноклассницы. Иной запах, иная стать, совершенно иная речь.
Ну вот, это было дня за три до турнира. Я отдыхал после тренировочной конно-копейной сшибки, Аргуж массировал мне саднящее плечо. Тогда я и увидел ее в первый раз. Изящную, как резная статуэтка, белокурую, с высоким лбом и чистыми усталыми глазами. Я думал, что это был наш первый взгляд, но, как выяснилось позже, Джудит близорука, и она тогда смотрела не на меня, а просто в мою сторону. Со мной тоже сделалось что-то вроде оптической недостаточности, потому что и я не сразу заметил, что девушка не одна, а сбоку у нее имеется дополнение в виде спутника, которого она несколько отрешенно держала под руку. Черноволосый, с первой проседью, в дорогом костюме. По счастью, на вечеринке, устроенной в честь предстоящего турнира, Джудит была уже без спутника, и я счел, что это, по большому счету, пренебрежимый персонаж. Естественно, это был ее муж.
Ни во время банкета, ни после него мы толком не пообщались. Одному из герольдов, Готстафу, видимо, было поручено за несколько часов перезнакомить меня со всем столичным светом – что он прилежно и выполнял, прокладывая запутанный фарватер среди смокингов и декольтированных платьев, делая остановки, чтобы я мог пожать или поцеловать каждую протянутую руку. Настал черед и руки Джудит, которую я удержал дольше положенного. Теперь уж – и это подтверждает она сама – я точно удостоился заинтересованного взгляда. «Изумительно. Джуд и Джудит. Какая была бы пара!» – так, неловко хохотнув, подытожил наше с ней короткое знакомство мой провожатый.
Увы, когда Готстаф посчитал свою миссию исполненной, Джудит уже не было в клубе. В итоге я прибился к барной стойке и стал заказывать коктейли, один за другим – общим числом, соразмерным моему разочарованию. В какой-то момент я обнаружил, что у меня появилась компания. Ладжина… Латона… или Ладина?… Я тут же забыл, как ее зовут, но она все громче смеялась моей болтовне, и я был ей за это благодарен. А в конце мои байки стали до того уморительными, что ей пришлось даже положить мне руку на колено, чтобы от смеха не свалиться с высокого табурета. О дальнейшем умолчим, тем более что я плохо помню остаток ночи, но самое меньшее, чем я мог отблагодарить девушку за моральную поддержку, – это пообещать, что выберу ее королевой турнира. Если, конечно, пройду в финал.
В финал я прошел. Нас, финалистов, осталось двое. Перед последним испытанием герольды решили подогреть зрительский азарт, предложив нам назвать своих фавориток. Чтоб публика болела не только за лучшего рыцаря, но и за возможную королеву турнира. И вот мне подносят микрофон, чтобы я назвал свою избранницу. То ли Ладжина, то ли Латона… не перечислять же варианты! Герольд вымученными шутками заполняет затянувшуюся паузу. Или Ладина? Ладно, я выбрал. Называю имя, которое запомнил очень хорошо. Тем более Готстаф считает, что нам следовало быть парой.
– Джудит. Королевой турнира станет Джудит.
– Джудит из Фарантоги! Ваши аплодисменты! Джудит, старшая из дочерей Августа Рикальдо Адора, заводчика борзых для королевского двора, и супруга Алена Лурии, члена совета директоров «Arma Domini», крупнейшего производителя оружия в западном регионе (я тогда заметил, что одна женщина была для герольда поводом сказать о двух мужчинах). Мы все надеемся, что господин Лурия отнесется со снисхождением к возвышенному чувству бедного паладина и не пустит в ход одно из своих смертоносных изделий («А отец не спустит на меня собак», – подумал я), ведь воздыхания рыцаря – есть лишь свидетельство преклонения перед благородной госпожой и не означает желания обладать ею!
Оракул из герольда вышел никудышный!
Публика на трибунах устроила затяжную овацию; Ален Лурия, размещенный с женой в особой ложе, великодушно махнул рукой и шутливым кивком подтвердил, что одобряет мой выбор. Он доволен, это лестный штрих к его портрету в глазах общества. Откуда ему было знать, как бездарен Джуд Леннокс в соблюдении платонических канонов куртуазной любви?
Следуя обычаю, Джудит в знак благосклонности бросила мне батистовый шарф, который я поймал и поднес к губам – опять же следуя обычаю. О, как он пах! Вдохнув ее парфюм, я сразу перенесся в ту спальню, в которой она, полуодетая, наносит эти духи, расчесывает перед зеркалом золотистые волосы в задумчивом предвкушении нового дня.
Первое место я не занял. Так и не смог выкинуть спальню Джудит из головы и сосредоточиться на поединке.
Вечером в ратуше устроили пир. Ален Лурия даже поднял тост в мою честь. Потом его разыскал какой-то незапоминающийся тип, шепнул что-то на ухо, и они оба спешно покинули праздник. Джудит только грустно улыбнулась мужу вслед. Под предлогом защиты ее интересов в отсутствие законного супруга я предложил Джудит свое общество, которое она с благодарностью приняла. Выяснилось, что хотя она и вышла замуж в интересах фамилии, но Алена она действительно некогда любила. Однако грозная и важная профессия все больше поглощала его. Все последнее время он принадлежал не ей, а таинственной работе, направленной, по его словам, на кардинальное улучшение мира. С тем, что улучшение мира требовало, видимо, ее личного несчастья, Джудит успела смириться. Она только надеялась, что речь не идет о каком-нибудь супероружии из арсенала демократии. Или, того хуже, о любовнице.
Я дал ей выговориться, потом весь вечер развлекал ее как мог, а после пира вызвался проводить ее до особняка в Янтарном квартале. У двери мы поцеловались. Так уж вышло. Она была не пьяна, а просто раскована и возбуждена после ночной прогулки под снегопадом. Со смехом говоря какие-то слова на прощание, Джудит неосторожно приблизилась, и на меня повеяло ее горячим дыханием. Я жадно вдохнул запах ее рта, и забыл обо всем. Мы просто целовались у ее двери часа полтора, как школьники, которым некуда податься.
Так и закрутилось.
В то время я уже около года жил в столице и столько же проработал в ордене Мангуста. Одно из непреложных правил ордена состоит в том, что все рыцари должны исповедоваться в конце каждого месяца. Манкировать этим никак не получается. Магистр – человек старой школы, набожный, принципиальный. Не зря же его выбрали президентом Фонда поддержки рыцарей-инвалидов (его самого когда-то покалечил дракон, яд попал в кровь, после этого он уже не мог участвовать в акциях, и, говорят, мужчина из него тоже стал никакой). В общем, магистр требовал, чтобы все мы не реже одного раза в месяц посещали Контилорнское аббатство. Там у меня есть духовник, отец Ансальдо. Призвание пастыря, коему вверена опека над моей бессмертной душой, заставляет его каждый раз сокрушаться по поводу моих отношений с Джудит.
– Сын мой, знаю, что вера твоя еще не крепка, и временно мирюсь с этим, ибо и Господь терпелив, но блуд не только греховен, а и тлетворен. Ведь ты веруешь в медицину? Еще Гален приводит случаи, когда познавший чужую жену покрывался срамными язвами…
– Ну, отче, это бывает с теми, кто неразборчив… на пути познания.
Да мы и сами – я и Джудит – несколько раз пытались остановиться. Она спохватывалась, что клялась у алтаря. Я убеждал себя, что это не квантовая физика и Джудит не может быть моей и не моей одновременно. Но – беспощадность привычки… И вот я снова звоню ей:
– Алло?
– Привет, скворчонок.
– Привет, воробей. Как ты? По телевизору сказали, ты летал на безголовом драконе. Что у вас там случилось?
– Много чего случилось. Знаешь, я чуть было… Я думал, что больше тебя не увижу. Джудит, почему мы не можем быть вместе?
– Почему же не можем? У нас в распоряжении вечер и вся ночь. Приезжай.
– Ты знаешь, о чем я.
– Знаю. Так ты приедешь? Ален все еще в отъезде.
– Слушай, когда-то же он должен вернуться. Что, если…
– Если вернется, убьет нас обоих, тут и гадать нечего. Ты едешь или нет?
– Жди меня через полчаса.
Просыпаюсь – не знаю отчего. Просто открылись глаза. Вытираю щеку, мокрую от моей слюны. Обнаруживаю, что остался один посреди шелковых подушек и простыней. Часть постели, на которой вечером, прижавшись ко мне, уснула Джудит, холодна; а ведь еще даже не рассвело.
– Джудит?… – Сонный и скомканный, усаживаюсь на кровати. И вжимаюсь в кроватную спинку, весь облитый ледяной испариной.
В углу спальни, задрапированный предрассветным полумраком и дымом сигарет, сидит по-уличному одетый мужчина. Его прозрачно-серые глаза кажутся мне лишенными радужек – будто бы отверстия зрачков проделаны прямо в белках. Он выкуривает, наверное, стотысячную сигарету за то время, пока я спал, а он сидел и смотрел на меня; тумбочка рядом с ним вся в окурках. Я понимаю, отчего проснулся, – из-за дыма: окна закрыты, сизые сгустки неторопливо впитываются в потолок.