– Это тоже. Но я серьезно. Да, имеется предыстория. Длиной в пару последних лет. Першандель… Ну, ты в курсе про Першандель? Першандель рассек мою жизнь на две половины. До него – были незыблемые идеалы, картинки с гобеленов. Все четко. Хоть сверяйся по ним, как по созвездиям, не заплутаешь. Тут дама с розой на груди. Тут лающее бездушное чудище. Тут я сам, рыцарь, препоясанный истиной. Четко. А потом все изменилось. У чудищ отыскалась душа. Истины с идеалами не то померкли, не то еще что. С дамами тоже стало сложнее… И я выпустил румпель. Препоясался безучастием. Понимаешь?
– Все, кроме румпеля.
– Это такой рычаг для управления лодкой. Я раньше тоже не знал. Меня одна девушка научила… Шкот, румпель, вот это все. Неважно. Лодка – это метафора. Символ моих скитаний. Парус одинокий. Я, собственно, к чему…
Джуд все-таки отстраняется, вынужденный выбирать между напряжением мысли и напряжением, которое скопилось в паху. Рыцарь отступает к столу, разливает остатки вина по бокалам.
– Оказывается, безучастие – не вариант. Потому что всегда найдутся силы, которые брошенный румпель подберут. И я даже не про течение и не про ветер. Я про то, что твоей лодкой будет править уже кто-то другой. Хотя откуда кто-то другой возьмется посреди моря?… Да, метафора так себе. Забудь. Ты слышала про подвиг в Авеластре? Я там будто бы обезглавил дракона, а потом еще и полетал на нем верхом. Так вот, я его не убивал. Дракон был мертв, когда я прибыл на место. Ну, почти мертв. Но из меня снова сделали героя. То есть это от меня уже не зависело. А потом от меня не зависело уже вообще ничего. Я попал в руки тех, из-за кого сегодня умирают ведьмы. Я стал их инструментом. Как вчерашний симулякр. Или уже позавчерашний? Запутался.
Девушка шумно проглатывает вино.
– Так ты действительно связан с охотником на медиаторов?
– В смысле, на Отворяющих? Да, связан, София. Это тебя пугает?
– Мне-то что. Я же не ведьма. И потом, я знаю, что ты не причинишь мне зла. Когда мы занимались любовью в Абрикэдвиге, я изучила тебя поближе.
– Только не говори, что читаешь мысли во время секса!
– Я не читаю мысли, успокойся. Просто почувствовала. Так что ты там говорил… насчет румпеля?
Джуд отвечает не сразу, пытаясь припомнить, о чем он думал, когда они с Софией… К счастью, кажется, он в тот момент не думал вообще.
– Насчет румпеля… Да. Недели три назад я испытал кое-что неприятное. Полный паралич. Не мог даже языком пошевелить. Полное и буквальное бессилие. Вот куда меня завела моя безучастность. После этого я понял: надо либо прыгать за борт, либо возвращать лодку на курс. И я до сих пор ищу его, верный курс. При свете новых созвездий. Переосмыслил, что значит быть рыцарем. Вступил в РКС. Взялся спасать красавиц, которые оказались ведьмами. С этим, правда, пока выходило не очень, но завтра… то есть уже сегодня… я, даст бог, искуплю грех безучастности. Исправлю то, что сам же помог создать. По крайней мере попытаюсь.
Рыцарь залпом допивает оставшееся вино, со стуком ставит бокал на стол и поднимает на Софию блестящие глаза.
– Так вот. Возвращаясь к настоящему моменту. С тобой у меня был лучший секс в жизни. Там, в заброшенном городе. У меня до сих пор по телу бродят какие-то волны… раскаты тишины. Как в заповеднике. Но это было неправильно. Мы не сами это выбрали. Нас подтолкнула друг к другу драконья кровь. И, как я уже сказал, я очень рад, что это произошло…
Софии опять смешно, хотя дело серьезнее некуда.
– И сейчас ты надеешься на второй шанс? «Выйди; и зайди, как положено»? Уж прости за пошловатый каламбур.
– Выйди; и зайди, как положено! Вот именно! Не хочу, чтобы за меня решали другие.
– Таких оригинальных предложений мне еще точно не делали… – София меняется в лице и протяжно зевает. – Поздно уже. Пойдем, рыцарь, уложишь меня спать.
17 октября. 23.27. Станция метро «Мория-1». Секретная линия глубокого залегания, ведущая от Дворца Династий к пригородной железной дороге.
– Прислали бы кого-нибудь лампочки поменять. Вон все почти перегорели! – Даник Чиола смотрит на запыленную люстру почти не щурясь.
– Полутьма – друг молодежи, – хмыкает Ален Лурия.
Мужчины стоят у витража, вмонтированного в один из пилонов и подсвеченного изнутри таинственным электричеством. Тускло блестит драгоценная облицовка стен и потолка. Высоко над их головами – череда потемневших изображений. Вот бородатые кузнецы с крепкими пролетарскими торсами куют сияющий клинок. На другом панно те же мастера в одеждах своей гильдии передают готовое изделие благородному старцу. На третьей фреске отрок вытаскивает меч из-под наковальни, а епископ и бароны благоговейно наблюдают.
В торце зала – барельеф герба с рудокопским инвентарем, под которым высечены даты строительства и надпись «Гномшахтострой».
Глава Отдела расследований супернатуральной активности вынимает пачку сигарет и протягивает собеседнику. Член совета директоров «Arma Domini» качает головой, достает свои и наклоняется к предложенному огоньку.
С минуту они курят молча.
– Есть и хорошая новость, – говорит наконец сэр Даник. – РКС одобрили закупку тысячи эвелинов. Охота на ведьм набирает обороты. Акции «Армы» уже дорожают.
– Они у тебя на жену записаны? Твои акции?
– Да, на Агату. Как ты и советовал.
– Советовал, советовал… Главное, смотри, чтобы она не оставила тебя ни с чем. А то, может, лучше перепиши на брата. На кого-нибудь, кто всегда будет верен. Несмотря ни на что.
– Агата как раз такая. Они никогда меня не предаст.
– Всякое бывает.
Оба затягиваются и снова молчат. Пепел опадает на мозаичный пол.
– Ладно, – произносит Ален. – А плохая новость?
– Как я понял, плохую расскажешь ты. Если бы все шло по плану, мы бы не стали тут встречаться, верно?
Ален кивает.
– Помнишь доктора Целлоса?
– Помню ли? Да ведь я сам голосовал за него. Лаврелионский эксперимент – это его заслуга. Ну и твоя, разумеется. Да, да. Эктор Целлос. У него еще хорошенькая дочка. Хага, по-моему.
– Да, Хага. Она сейчас возглавляет лабораторию. Это касается и ее тоже. В общем, это касается всех нас. Чума в Анерленго. Жемчужная болезнь, как ее называют. Целлос считает, что это мы могли ее вызвать.
– Ну, в каком-то смысле…
– Нет, не в каком-то смысле. Буквально. Вина лежит на нас. Если он прав, конечно.
– Ален, что именно он говорит?
– Смотри. Первого числа мы закончили создание трансмутанта. Он открыл глаза, заговорил, стал обучаться. Целлос об этом докладывал на собрании ложи. Все было в порядке. Здесь я был временно не нужен, поэтому уехал в Атлецию, к Джудит. Но третьего числа кое-что произошло. Ночью мне позвонил Целлос и рассказал, что новоявленный Адам убил женщину. Утопил одну из лаборанток в университетском фонтане. Наверное, мне следовало сразу вернуться, но я не хотел оставлять Джудит.
– Ты правильно сделал, что остался с женой. На что, в конце концов, отдел безопасности?
– Да, с расследованием я бы вряд ли помог. Но представь, что творилось в Лаврелионе. Наш идеальный первенец на третий день жизни совершил убийство. Целлос и остальные себе места не находили. Сразу объявили эксперимент проваленным.
– Да может, он и не со зла убил ее. Мой брат в детстве затискал до смерти котенка. Уснул с ним или что-то такое, а тот и задохнулся.
– Вот и коллег из Лаврелиона больше всего волновало: со зла или не со зла. Сверхчеловека посадили в карцер, обложили тестами. Пятна Роршаха. Проверка на эмпатию. Они так увлеклись, что почти забыли про «замученного котенка» – про лаборантку, чей труп нашли в фонтане. А барышня оказалась занятной.
– Я слышал от Шильфера, у нее нашли магический ретранслятор. Она была ведьмой?
– Она была ведьмой под прикрытием. Передавала кому-то информацию обо всем, что происходило в Лаврелионе. Вероятно, другим ведьмам. Я столько усилий положил на то, чтобы обеспечить полную секретность. А оказалось, у нас под носом постоянно орудовал шпион.
– Подожди, а Леннокс все еще был там на момент убийства?
– Он даже видел труп. Но меня заверили, что он этого не запомнит. Отпускать его сразу после эксперимента было опасно – мало ли что он мог бы выкинуть. Ну а потом стало вообще не до него. В итоге Леннокса вывезли из Сильва Альвана числа седьмого. После того как трансмутант исчез.
– Думаешь, его похитили ведьмы?
– Эльфы клянутся, что через них никто бы не прошел. Но факт остается фактом. Существо сбежало. Кто-то ему помог. Возможно, как раз они, эльфы. А возможно, у той лаборантки были сообщники в Лаврелионе. Шильфер до сих пор проверяет персонал – чуть ли не по второму кругу. Я им недоволен. При всем при этом я считаю, что сам эксперимент удался. Считал, во всяком случае…
– Вот как?
– Наша мечта о мире без магии стала реальнее. Не так, как хотел Целлос. Очевидно, что мы не создали новый тип человека, который своей праведностью преобразит мир. Зато, кажется, мы создали кое-что поэффективнее. В Лаврелионе больше ста сотрудников. Сверхчеловек выбрал из них только одну. Ведьму. Казнил ее. И, судя по всему, это было только начало. Я думал, он хочет уничтожить всех носителей магии. И собирался помочь ему в этом.
– Помочь? Пустив Леннокса по его следу?
– Ты вроде бы поддержал это решение.
– Я подчинился. Но это не одно и то же. Если бы мы смогли тогда спокойно встретиться и поговорить, я бы указал тебе на возможные риски. Вернее, на один главный риск – что Леннокс раскопает больше, чем надо.
– По-твоему, я этого не понимал? Мы не знали ни где находится трансмутант, ни как он убивает ведьм. Мы даже не были уверены, что это его рук дело. И что все погибшие красавицы – именно ведьмы. Но дело даже не в этом. Видишь ли, доктор Целлос…
– Профессор не одобрил идею геноцида малефиков?
– Ты сам сказал: чтобы подчиниться, одобрение не требуется. Целлос сделал хуже. Он заставил сомневаться меня. Ровно неделю назад он заявил следующее: если погибнет достаточное количество ведьм, начнется чума. Pestilentia Finalis – вот его точные слова.