Две недели… От ее нежной, умной ученицы уже мало что осталось. Разбухший зеленый труп, исходящий жижей, в которой копошатся личинки. Губы и глаза съели жуки. Найти бы могилу. Пускай это и не входит в задание Клерваны.
Будь ее воля, она бы сначала выжгла Лаврелион дотла, а потом разбиралась бы, как именно кастиганты связаны с убийством Каспара Амидори и покушением на Соломона Лу. Довольно и того, что связь есть. И имя этой связи – Джудфри Эрикдейл Леннокс. Какая-то рыцарская знаменитость, по словам Марины. Почетное первое место в списке знаменитостей, которых Клервана мечтает убить.
– Клер, мы готовы, – подает голос Наташа.
Клервана оборачивается. Колышется бурое папоротниковое море. Зябко льнут друг к другу стебельки хвощей. Обособленное мертвое дерево поскрипывает, увитое мертвой лианой. Несколько его соседей давно рухнули, и поверх них теперь бархатно зеленеет мох. В ближних кустах возятся птицы, обдирают сморщенные ягоды, а в нескольких шагах от Клерваны нахохлилась стайка молодых ведьм. В гулкой роще долбит дятел. От земли поднимается пар.
– Ну как? – доносится голос со стороны одной из босых женщин.
Клервана кивает. Экран, к сожалению, не делает тебя невидимым, но если подойти к делу умело, то ты впишешься в антураж, почти как та иголка – в стог сена. Сольешься с фоном. В лесу это будет еще проще. Ну а если их все же увидят, смотрящему можно заколдовать глаза. А если и это не поможет… нашлась бы поблизости птица с достаточно острыми когтями или клювом.
Клервана входит в периметр экрана. Отряд в молчании пересекает луг и вступает в рощу, которая стоит в авангарде леса. Увядшую траву сменяет мягкий покров из палой листвы, а над головами смыкаются кроны, образуя сквозистый полог. Длинные тени ведьм забегают далеко вперед – все равно что гончие, увлеченные запахом дичи.
Стал попадаться мокрый валежник, облепленный мхом и грибами. Густеет подлесок. А главное, все сильнее давит толща разлитой магии. Мерещится, что задохнешься, если не сможешь набирать столько воздуха, сколько вмещает грудная клетка. По краям зрения началось какое-то мельтешение: скачки2 и всполохи. А шум листвы переходит в шепот: «Почему ты так долго? Что же так долго?»
Слова разобрать трудно. Приходится подолгу вслушиваться в шевеление изъеденных губ и языка. Нет, нельзя вслушиваться, нельзя останавливаться. Даже ради Нины – нельзя. Остановишься раз, да и останешься на месте вовеки. А через десяток лет новый путник услышит уже твой шепот.
А вдруг она все-таки жива? И пытается связаться сквозь массив чужеродной магии? И плачет от отчаяния. Отчаяния тех, кто кричит с голого берега идущему мимо кораблю – кричит и знает, что его не услышат.
Клервану начинает мутить. Ее учили, что если цепляться за прошлое, то и оно вцепится в тебя.
Прости, Нина.
Нужно думать о чем-то непреложном, конкретном.
У нее есть задание. Проникнуть в Лаврелион. Оценить обстановку. Собрать данные. Исходя из ситуации, выбрать одно из двух. Восстановить наблюдение за кастигантской лесной школой. Или уничтожить установку для трансмутации. Потому-то с ними Жанна. Только ей под силу определить местоположение машины Теркантура. Вернее, не самой машины, а навигационной метки, которую оставила Нина. И только Жанна может соткать шаровую молнию на расстоянии. По прогнозам ясновидящих, взрыв в подземной лаборатории не должен повлечь сейсмических событий.
Вот, уже лучше. Поменьше метафизики. Нащупать себя. Отдавать себе отчет в каждом шаге: вот ее пятку встречает пружинистый настил, вот ее вес перекатывается по своду стопы и скапливается в мыске перед тем, как толкнуть ее дальше. Может, и ей разуться? Или идти медленнее, чтобы организм успевал адаптироваться к уплотнению магического фона? Нет, у них не так много времени.
И потом, когда-то это должно прекратиться. Дойдут до колонии эльфов, там магический фон уже не будет сплошным. Интересно, как держатся остальные. Впрочем, раз экран действует, значит, как-то держатся.
Спустя время Клервана замечает, что зеленая кровля отодвинулась вверх, а между деревьями стало просторнее. Да и сами деревья не только выросли, но и прибавили в обхвате. А еще дальше, Клервана знает, будут супердеревья, в которых остроухие живут: высотой с гору, с облаками на ветвях и такой толщины, что внутри уместился бы танцпол. И лианные виадуки от дерева к дереву. И то, что Нина называла «галереями из лозы», на ярусах для эльфийской знати.
Женщины останавливаются. Клервана по инерции едва не выступает за пределы экрана. Наперерез ведьмам движется конный разъезд. Четверо всадников в мехах и легкой кожаной броне. Эльфы.
За спиной у Клерваны шелест вынимаемых клинков. Слышно, как учащается дыхание Энзли – так она вводит себя в кровожадное исступление. Но их пока не заметили. Клервана жестом велит замереть.
Патруль приближается. Уже слышны обрывки разговора.
– …А мне кум говорил, что по ту сторону Ириуа короткоухие стали закрадываться в лес. Бегут от чумы.
– Если им милее умереть от ядовитых спор и наших стрел, чем превратиться в кисель. – Я не возражаю. Нам отрада. Лесу удобрение. Человеку – свобода выбора. Все в выигрыше.
– А знаете, короткоухие не всем плохи. Я даже буду немного скучать. Мне вот по душе прогрессивный рок. Было бы здорово его сохранить. Или кино. Кино бы я тоже оставил. Бывали когда-нибудь в человеческом кинотеатре? И соборы у них красивые.
– И что, ты в лесу будешь строить кинотеатры и соборы?
– Зачем строить? Пусть стоят, где стоят. Лес туда сам доберется. Со временем.
– Когда лес туда доберется, Фальяра велит разрушить все хамские памятники.
– Это здесь Фальяра главный. А новыми землями, может, будет править кто-то другой.
– Если Лаврелионский гамбит будет отыгран до конца, власть Фальяры только укрепится. Так что лучше не привязывайся к своему прогрессивному року. Свои слабости надо убивать.
– А еще у человеческих женщин грудь побольше. Насильничать-то Фальяра не запретит?
– Грудь, может, и больше, но эти их уродливые уши… Как обрезанные! Мне было бы противно.
Всадники переговариваются на языке племени Авьялеманга. Это эльфы приграничья. «Те, кто не строит дорог», как называли их первые человеческие поселенцы. Авьялеманга чаще остальных сталкивались с людьми. Отсюда и некоторое сходство. Отсюда же – их феноменальная к людям ненависть, увековеченная в жутких человеческих чучелах, что охраняют подступы к Сильва Альвана.
Всадники совсем близко. Можно разглядеть рунические нашивки на замшевых куртках. Татуировки на ушах. Оспины на лице одного из них. В ноздри ударяет запах шкур и конского пота.
Клервана застывает. Пара серых глаз смотрит прямо на нее. Смотрит и не видит. Если зрачки остроухого хотя бы дрогнут, она прыгнет и всадит в него клинок. А пока – не шевелиться… и попробовать заколдовать его взгляд.
Поздно. Белокурый эльф натягивает поводья и спешивается. Клервана готовится к выпаду – и все еще не делает его. Остроухий, похоже, по-прежнему их не видит. Ведьмы неподвижны, хотя, кажется, воздух наэлектризован общим напряжением их тел. Даже Энзли до сих пор сдерживается. Нет, все-таки состав отряда Клервана подобрала безупречно.
– Естество повелевает! Я вас нагоню! – бросает своим товарищам блондин и направляется туда, где его одновременно могут пронзить, по крайней мере, два меча.
Он проходит мимо Клерваны, мимо Наташи и становится рядом с Гильдой. Распускает ремень и застывает, нацелившись в ближайшие лопухи. Гильда осторожно подбирает ногу ближе к себе. Вот-вот о плотный перепончатый лист должна забарабанить струя, и опять ничего не происходит.
– Парни, вы что, смо2трите? – Эльф оборачивается на своих друзей. – Вы же знаете, я не могу, когда смотрят!
Всадники, успевшие немного проехать вперед, отзываются хохотом.
– Ну конечно, кто в здравом уме упустит зрелище отливающего Амитона! Весь великий лес замер в ожидании чуда! Не заставляй нас ждать!
– Как хотите, а будто кто-то смотрит… – вздыхает Амитон, прикрывая глаза и запрокидывая лицо к зеленому пологу.
Гильда, поджав губы, отводит полный отвращения взгляд, и эльф наконец переходит к задуманному.
Закончив, он оправляется, и тут бы ему вернуться к своему коню, но он снова медлит.
– Эй, други! А ну-ка разворачивайтесь! Провалиться мне, если тут не пахнет человеческой женщиной!
Клервана смаргивает, когда едкая капелька пота, не удержавшись на ресницах, скатывается в левый глаз. Похоже, ничем хорошим ситуация не кончится. Сведенные мышцы начинают подрагивать.
Всадники останавливают коней на удалении и, наскоро посовещавшись, отсылают назад одного, тоже светловолосого, но с темной бородой и бровями.
– Что ты там учуял, Амитон?
– Сойди с коня, Тэм Лин, и понюхай сам. Убедишься: пахнет мускусом женских волос и подмышек. И этой, как ее… косметикой! Легонький такой спиритуальный как бы ветерок…
«Всех же в бане сама оттирала, – думает Клервана. – Проклятые эльфьи ищейки».
– Я не стану нюхать кусты, на которые ты облегчился. Небось возбудился от разговоров про человеческих самок, вот и мерещатся тебе женские дурманы. Тебе же сказали, что беженок видели только на том берегу. Давай в седло!
– Ну хорошо, а это что, по-твоему? Это же отпечаток хамской ноги, с каблуком!
Второй спрыгивает на землю и проходит сквозь раздавшийся в стороны ведьмовской строй. Прежде чем он успевает присоединиться к склонившемуся над травой другу, Клервана делает знак Адели. Ты берешь этого. Этот мой. Молниеносно и бережно подключиться к зрительной коре. Теперь перехватить нужные сигналы, идущие от глаз. И не загрести лишнего, а иначе сознание заметит, что мозг недополучил информацию. Лишь бы эльфийская физиология не сильно отличалась.
– Ну? Где твой след?
– Да в том-то и дело, что след был не мой… Не знаю… Показалось, что ли…
– Феи проказничают, вот и все. Проси защиты у Матери богов, чтоб не казалось. Пошли, Амитон. Ты всегда был впечатлительным. А впрочем, запах и правда какой-то странный… Сыр? Фиалка?