Она не похожа на остальных ведьм. Вероятно, когда она писала, что колдовской дар оставил ее, имелось в виду и это тоже. Вместе с магией она лишилась и всех привилегий элитного клуба. Если, скажем, Марина казалась Софии нетускнеющей эмблемой великолепной зрелости, – и это при том, что Маринина юность, по осторожным прикидкам, выпала на первую половину века, – то женщина, стоящая у воды, вполне подчинилась времени. Волосы ее, не светлые, не седые, а скорее бесцветные, прихвачены с помощью пары небрежно заплетенных косиц. Морщинки в уголках светлых глаз, складочки, набегающие на верхние веки, морщинки на губах. Явственные жилки на загорелых кистях рук. Даже ее облачение – выгоревшая на солнце рубаха и линялые шорты – будто нарочно выдано ей как заложнице необратимости.
Но вместе с приметами возраста проступило и то, что изнашиванию, как оказалось, не подлежит: ореол легкости сродни утомленному вечернему свету, почти девчоночья стройность и чуть-чуть взбалмошная живость, какая у ведьм считается признаком дурного воспитания.
Кажется, она и хочет обнять Софию, и боится – оттого и не знает, как распорядиться руками. Оттого и глупо улыбается. И покусывает обветренную губу.
Что ж, правильно делает, что боится. Пусть только попробует.
– Мы сейчас в будущем? – строго спрашивает девушка.
– Нет. Сейчас нет. Уже нет. Но ты только что там была.
– И ни меня, ни Джуда в нем нет? – уточняет София с видом бесстрастности, а у самой сдавило горло: то ли от страха, то ли еще от чего. – Мы оба погибли? Погибнем?
– Погибнете, если это будущее вступит в силу. Но… например… ты можешь остаться здесь. И с тобой ничего не случится.
– А Джуд?
Виола теребит костяное кольцо на мизинце. Светлые глаза грустно смотрят на девушку, и в них внезапно объявляются слезы. А губы, дернувшись, продолжают застыло улыбаться.
– Я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
София неожиданно для себя начинает смеяться. Смех мучит ее, трясет, как эпилептический припадок, – будто нечто инородное завладело ее телом. А потом так же резко отпускает.
– Ну, меня ваши желания совершенно не касаются. Лучше уж я погибну с близким человеком, чем прохлаждаться тут не пойми с кем.
– Ты все-таки говоришь с матерью, – вмешивается любовник Виолы.
– Не надо, Антуан, – качает та головой.
– Да, не надо, Антуан! – кричит София. – Вас вообще не спрашивали. И, кстати, будет любезно с вашей стороны, если вы хотя бы сделаете вид, что не пялитесь. Чтоб вы знали: мама у меня уже есть. Это мой папа. Который, между прочим, так и не женился. Все, мне пора. Будущее само себя не изменит.
– Ты стала взрослой, – отирает глаза Виола. – Настоящая ведьма.
– Я не ведьма. И никогда ею не буду. Ваши подружки называют меня недоведьмой. И я этим горжусь.
– Ты здесь. А значит, ты стала ведьмой. И это Марина, Лига, Полина и Экадора рядом с тобой – недоведьмы. Все эти годы я каждый вечер выходила в Чертоги Хаоса, ожидая, пока ты появишься там. И вот ты появилась. Ты сильнее, чем все мы, вместе взятые.
– Повторяю: я не ведьма. Я не одна из вас. Хотите мне помочь? Я не переборчивая. Помощь принимается. Давайте вместе отыщем Джуда и спасем нас всех. А потом посмотрим. Может, и пропустим по бокальчику в этой вашей тихой гавани. Только не рассчитывайте, что это что-то изменит между нами. Выбирать с вами тряпки в магазине… болтать о мальчиках… этого не будет.
– Как бы я хотела помочь, София. Отправиться с тобой хоть на край земли. Но у меня почти не осталось магии. Прости. Я могу лишь недолго находиться в Чертогах. Да еще знаю заклинание, чтобы мгновенно охладить арбуз…
Она снова глупо и растерянно улыбается.
– Можно тебя обнять?
Яростно выдохнув, София испаряется с пляжа. В животе и в горле опять что-то запрыгало. Не хватало еще разреветься сейчас. Если она когда и представляла встречу с матерью, то точно не так: не в компании какого-то типа, на которого та променяла папу. И уж точно София не подозревала, что вся сумма материнской мудрости сведется к тайне охлаждения арбузов.
Девушка пытается успокоиться и снова погрузиться в гулкое магическое марево, наводняющее реликтовый лес. Она дает возмущенным эманациям пройти сквозь нее, надеясь в одном из потоков различить что-то знакомое: тень, отголосок, мысль, шлейф – что-нибудь, что относилось бы к Джуду. Но все не то, все чужое. Скелетики листьев, немое скольжение грунтовых вод, эльфийское бездорожье. София осторожно сближается с трепещущим оком колдовской круговерти, точкой испускания фантомных волн – ведь именно к ней они шли с Джудом, пока ее не отбросило в будущее. Но и здесь она не находит своего рыцаря.
Странно, он ведь должен опознаваться если не сам по себе, то хотя бы как полость в магическом массиве, как пузырик воздуха в янтаре.
Давай, Джуд. Где же ты? Неужели она уже опоздала?
София снова предстает перед матерью. Та со вздохом высвобождается из объятий своего кавалера – видно, девушка прервала ритуал утешения. Солнце стремительно уходит за край: над потемневшей водой, едва отличимой от неба, осталась лишь меркнущая оранжевая долька.
– Не могу его найти. Может такое быть, что я снова угодила не в то время?
– Ты его любишь? – спрашивает Виола.
Девушка хмыкает.
– Вот да. Ага. Как раз таких разговоров у нас и не будет. Это ну вот вообще не ваше дело!
– Я спрашиваю не как мать, а как женщина. Ты хочешь знать, как найти своего мужчину?
София раздраженно смотрит в сторону. Потом снова на Виолу – с вызовом.
– С этого и надо было начинать.
– Прекрати бегать от самой себя. Думаешь, я не пыталась, как и ты, упрятать подальше тот факт, что я другая? Как я жаждала нормальной жизни. Вот только всех любовников я все равно подбирала так, чтобы держать их на расстоянии. Чтобы не разглядели, что со мной что-то не так. Соломон говорил тебе, что я снималась в кино для взрослых? Я не стыжусь. Это было идеально для меня. Близость без близости. И знаешь, с твоим отцом у меня почти получилось самой уверовать в свою нормальность. Но магию не запрячешь даже в благопристойном браке. Чем усерднее я старалась, тем разрушительнее были последствия. Ну да ты и сама это помнишь. Антуан – первый мужчина, которому я добровольно открылась. Была уверена, что он сбежит. Но мы до сих пор вместе… – Виола берет любовника за руку и одаряет его взглядом, от которого девушке становится немного тошно. – Ты можешь, София, сколько угодно твердить себе и остальным, что ты не ведьма, что ты недоведьма, что ты ведьма на четверть или одну восьмую. Это не изменит твоей сути. И пока ты сама ее не примешь, никого рядом с тобой не будет.
– Хотите сказать, я нарочно провалила поиски Джуда?
– Хочу сказать, что его не отыскать через заслон, которой ты выставила. Сбрось чертовы доспехи. Тогда, может, что-то и увидишь.
Девушка смотрит туда, где море окончательно сомкнулось с небом, даже шва не осталось, если не считать догорающей в память о закате лиловой ленты.
Сбрось доспехи. Легко сказать. Тем более что свои реальные доспехи девушка уже и так потеряла.
Она уделяет матери короткий взгляд, в котором нет ни приязни, ни признательности.
Да кто она вообще такая? Оставить дочь на все эти годы. Никак не участвовать в ее жизни, ничего не знать о ней. А потом в первую же встречу указывать, как ей надо жить. Ну и самомнение у этой дамочки.
Во взгляде Софии нет ни приязни, ни признательности. Но, возможно, есть признание.
– Ну, предположим. Ладно. Я… – девушка сглатывает, – я ведьма. Вы довольны? Что дальше-то?
– Скажи об этом ему. Скажи так, чтобы он услышал.
София в замешательстве скрещивает руки. Подошвы увязают в нагретом песке. Море пахнет острее после заката.
Ей вдруг захотелось искупаться.
Девушка делает несколько шагов вслед за отступающей волной. Песок после нее мокрый, слипшийся, плотный. Стоять на нем приятно. Ярко белеют отшлифованные осколки ракушек. И снова пенная граница воды выкатывается на берег. Омывает ступни Софии, как бы приглашая войти.
Девушка идет, и живая прохлада облегает ее все выше и чувствительнее: вот она облизывает икры, вот взобралась до коленей, вот уже щекочет бедра.
Стоя по пояс в воде, София все-таки оборачивается.
Виола и ее кавалер – два силуэта: светлый и темный, – соединенные полуобъятием, провожают ее взглядами.
– Спасибо, – кивает София.
А потом с головой ныряет в шелковую тьму.
Снова одна. Нет ни верха, ни низа, ни прошлого, ни будущего. Только скольжение в бесконечности и невесомости.
«Джуд. Уж и не знаю, слышишь ли ты меня. Не знаю, как это вообще работает. Надеюсь, ты по крайней мере жив. Хотя бы там, по ту сторону магии. Зато оттуда ты не будешь перебивать. Это даже хорошо. Потому что мне надо тебе кое-что сказать. Что-то важное.
Кажется, я была с тобой не до конца честной. Но не обижайся. Не только с тобой. С папой тоже. С собой тоже.
Я и спасать-то тебя не собиралась. Сначала. Ну, из подземелья. У меня вообще были другие планы на тот день. Я должна была стать ведьмой. Еще тогда. Но я все-таки не смогла. Мне было плохо без магии, но я не смогла уехать, зная, что они тебя там убивают. Вообще-то это все заслуга Саскии. Я ей рассказала про тебя, только чтобы успокоить совесть. Вернее, чтобы она меня успокоила. Саския то есть. А она мне такая: „Давай вспоминай всякие детали“. Ну я и вспомнила про красных коршунов. Валерия мне случайно обмолвилась, что ты пойдешь на корм красным коршунам. А Саския такая: „О, красные коршуны! Они водятся только в районе Интернатского замка“. Так мы и выяснили, где тебя искать. Саския и про барона Фальтенеро знала. Оказывается, у них в школе таксистов был предмет „Экскурсоведение“. Там они все это проходили. Представляешь? Есть такая школа. Учеба длится целый месяц. Саския говорит, это единственное образование, которое она получила…
К чему это я?
А, ну да. Я тебе соврала, что увидела этих коршунов во сне. Понимаешь, мне пришлось соврать, чтобы моя следующая ложь вышла правдоподобнее. Про вещий сон в Вальмонсо. Когда я буд-то бы увидела будущее без людей.