Он кое-как дотягивает до Рождества. Тут счастливый случай ему улыбается широчайшей улыбкой: бабушка Таси, Елизавета Николаевна, выражает желание съездить в Саратов, однако же возраст, недуги, дальность пути... Что вы, что вы, я же могу вас проводить! С удовольствием! С величайшим, надо сказать! Он подхватывает старую женщину и действительно благополучно доставляет в Саратов. Гремит Рождество! Ёлка смеётся всеми огнями! Танцуют, танцуют! Он же с Тасей танцует немного: большей частью они сидят в уголке. Он скупо говорит о себе. Она болтает без умолку:
— В училище девушки в два раза больше и толще меня. Преподаватель Закона Божьего спрашивает однажды: “Где ваша классная дама?” “Вот она”, — отвечают. “Ну, вы скажете! Ха-ха-ха!” — можешь представить, домой совсем без голоса прихожу.
Он представляет. Она совершенная копия Наташи Ростовой. Тонюсенькая, непосредственная, живая, вся в вечном движении, язык так и трещит, весела и беспечна, своенравна и непослушна, так что отец не в состоянии ей ничего запретить, всё равно по-своему сделает, на каток или в театр убежит, непоседлива, неглупа, остра на язык, безалаберна, валяется на диване, книжки читает, платье валяется на полу, вскочила, куда-то бежит, одевается просто, музыку обожает, играет сама.
Отец, Николай Николаевич, из старинной дворянской фамилии, служил податным инспектором в Екатеринославле, выслужился, получил должность управляющего Казённой палатой в Омске, затем вот в Саратове, действительный статский советник, то бишь генерал, человек образованный и широкий, во время съездов податных инспекторов без исключения всех приглашает к себе, человек сто садится за стол, в доме бонна, горничная, кухарка, не чопорно, не натянуто, однако достаток большой, ясное дело, когда генерал.
Однако Рождество мимолётно. Уезжает он в город Киев, домой. Киснет. Чрезвычайно, чрезмерно. Места нигде не находит себе. Не представляет, взяться за что. Всё бредёт вкривь и вкось, выпадает из рук. Не готов, не готов к испытаниям, не умеет переносить. Из этого свойства натуры вытекает само собой, что, пребывая в сквернейшем таком состоянии, экзаменов он в 1912 году не желает сдавать, так что учёба в этом году пропадает совсем.
Летом он пулей мчится в Саратов, уже без предлога, то есть без бабушки. В августе они вместе с Тасей объявляются в городе Киеве. Тася поступает на историко-филологические курсы, впрочем, мало известно зачем, даже на романо-германское отделение. Снимает комнатку для уединённых занятий, однако учиться, тем более заниматься уединённо ей решительно некогда, она большей частью гуляет, а Михаил с величайшим усердием помогает ей в этом приятном занятии. Они не расстаются, почти. Она понемногу капризничает:
— Как хочешь, собака у вас, так я к тебе через двор не пойду!
Он великодушен, беспечен. Женская натура ещё непонятна ему:
— Ну, звони с улицы, отопру.
Они бродят по улицам великолепного города, беспрестанно ходят в театр, слушают вечного “Фауста”, сторонятся знакомых, родных, шепчутся о таких пустяках, о которых не стоит упоминать, да и кто в таком состоянии сам пустяков не шептал? Неизвестно, понятно ли им, что бы всё это могло означать, однако понятно решительно всем остальным. В один прекрасный день Варвара Михайловна решается призвать беспечную Тасю к себе. Опытная женщина, вдова, взрастившая и воспитавшая семерых вот таких же детей, просит неопытную, у которой никакого понятия о семейной жизни нет:
— Не женитесь, рано ему.
Просьба законная, совет благоразумен и крайне необходим, но что за толк давать советы влюблённым.
Они снова шушукаются, в чём-то убеждают друг друга, смеются и объявляют, что порешили жениться. Шествует месяц апрель, 1913 год.
Варвара Михайловна принимает известие сдержанно. Тихий ужас овладевает роднёй, с его и с её стороны. Безумие! Чёрт знает что! Студент! Двадцать два года! Два курса! А та-то, та-то! Молоденькая! Почти гимназистка! Да как же, да что же они?
Им хоть бы что. Он беспечен, как и она. Оживает, становится жизнерадостным и весёлым, как прежде. В голове его так и бурлят блестящие выдумки. Так и сыплются безобидные шутки и беззаботные розыгрыши. Собственная свадьба представляется ему водевилем, и он в самом деле стремительно набрасывает один водевиль, за ним следом тотчас другой. Первый носит латинское название “Времена меняются” с обширным подзаголовком “или что вышло из того, который женился, и из другого, который учился”. Действующими лицами выступают сам автор и Костя Булгаков, двоюродный брат. Зато во втором, “С мира по нитке — голому шиш”, мечется вся большая родня, обременённая единственной мыслью, как с возможными удобствами разместить молодую чету, однако каждый раз на общем семейном совете решают, что Мише и Тасе это не подойдёт. Участвуют: Бабушка, Доброжелательница солидная, просто Доброжелательница, Хор молодых доброжелателей, братья, сёстры, друзья. Бабушка восклицает: “Но где же они будут жить?” Доброжелательница ей отвечает: “Жить они вполне свободно могут в ванной комнате. Миша будет спать в ванне, а Тася — на умывальнике”.
Это была острая шутка, но, к сожалению, не без привкуса горечи. Места для молодой четы на Андреевском спуске, 13 действительно нет. Впервые герой мой сталкивается с квартирным вопросом, самым скверным и самым унизительным среди прочих житейских вопросов, которые осаждают его и многих других интеллигентных людей, и ещё множество раз ему предстоит страдать от того, что этот проклятый вопрос абсолютно не разрешим.
А пока он беспечно готовится к свадьбе, совершенно влюблённый, что называется, по уши, он сияет, он счастлив, его будущее представляется ему в самом блистательном виде.
Он с головой погрязает в предсвадебных хлопотах и, право, есть о чём хлопотать. История умалчивает, в каком наряде он пошёл под венец. Надо думать, что у него всё же имеется пристойный чёрный костюм, привычка иметь пристойный костюм у него сохраняется на всю жизнь. Что касается Таси, то у Таси отсутствует такая важная вещь как фата, впрочем, отсутствует и подвенечное платье. Какие-то деньги ей заблаговременно присылают из дома, однако она обладает неизъяснимой способностью тотчас разбрасывать деньги, как только они попадают ей в руки, и самое загадочное всегда заключается в том, что никто не может понять, в каком именно направлении брошены деньги. Евгения Викторовна, первая тёща, приезжает впопыхах из Саратова и хватается за голову: самая подходящая к случаю вещь гардероба — полотняная юбка, пущенная в широкую складку. Естественно, что в одной юбке венчаться нельзя. Евгения Викторовна в пожарном порядке приобретает какую-то блузку. Положение спасено. Венчание всё-таки состоится. Венчает отец Александр.
Под венцом оба отчего-то ужасно хохочут. Тасе особенно нравится то, что из церкви едут в карете. Шаферы из самых близких друзей: Боря Богданов, Костя Булгаков, Платон и Сашка Гдешинские. Как и положено в таких ответственных случаях, устраивается обед, но и на обед приглашаются очень немногие, только самые близкие, большей частью родня.
Празднуют, веселятся. Начинается новая жизнь, вся в алмазах и в блеске огней. Несколько смущает всё тот же квартирный вопрос, но вскоре и квартирный вопрос разрешается совершенно удачно, даже великолепно, по правде сказать.
Несколько выше, на том же прекрасном Андреевском спуске, в доме под номером 38, в котором проживает, тоже во двор на первом, а на улицу во втором этаже, Иван Павлович Воскресенский, друг семьи, доктор, воевавший в Маньчжурии, через лестницу от его великолепной квартиры находится отдельная угловая просторная комната, неправильной формы, поскольку закругляется угол фасада, из окна на улицу видна церковь Андреевская, а из двух боковых церковь Десятинная, тут же у самого тротуара афишная тумба, и на тумбе каждое утро меняют афиши, так что, едва пробудившись, уже можно знать, что именно у Соловцова, что в опере, что в цирке, что в варьете.
На молодожёнов сама комната и весь этот дом производят впечатление праздничное, словно это не дом, а дворец, полный какой-то таинственной магии. Дверь подъезда тихая, важная. Парадная лестница. Пол площадки застелен плитами мрамора. Направо дверь, ведущая в квартиру доктора Воскресенского, в которой молодые люди приняты совершенно по-родственному и бывают чуть ли не чаще, чем в своей собственной, угловой и обставленной скудно, по правде сказать.
“В огромной квартире было тепло. Боже мой, сколько комнат! Их не перечесть, и в каждой из них важные обольстительные вещи...” Вещи действительно удивительные, фантастически странные, вывезенные с Востока образованным доктором, любящим в обстановке изящество, своеобразие, тонкость, чтобы жизнь в этих комнатах приятно текла.
Сам доктор Воскресенский ещё более обольстительный, замечательный человек, один из тех скромных, прекрасно образованных и воспитанных русских врачей, которые не только не дерут денег с бедных больных, но ещё видят в том свой посильный неписаный долг, чтобы вместе с рецептом оставить кое-что на лекарства. В такого человека нельзя не влюбиться, и молодые люди влюбляются, восхищаются и большую часть своего свободного времени толкутся в его гостеприимной квартире. И правильно делают: нет ничего полезней и благотворней для будущего молодого врача, как неторопливая дружеская беседа с благородным, умнейшим, прекрасно воспитанным и прекрасно образованным человеком. К тому же, лишь живые примеры рождают в нас плодотворную мысль о служении.
Одним словом, жизнь налаживается прекрасно. Он возвращается в университет более серьёзным и сдержанным, уже ощущая ответственность перед собой, перед новой семьёй и перед теми, кого станет вскоре лечить, непременно так же, как Воскресенский. Ни одна лекция отныне не пропускается, все экзамены сдаются отлично и в срок. Обедами кормит Варвара Михайловна. Столовая в доме номер 13 оживляется то беспечным заразительным смехом, то новыми перепалками Варвары Михайловны с сыном, который на её замечания отвечает уже не только ядовитой иронией, как случалось и прежде, но и принимается опровергать все общепринятые авторитеты, что приводит Варвару Михайловну в ужас и заставляет её трепетать, какое-то б