вела на второй этаж. На площадке в ту минуту, когда Ролан хотел взяться за ручку двери комнаты Сабины, Жильбер удержал его.
– Ролан, – произнес он шепотом, – вот уже скоро месяц, как Нисетта проводит в этом доме, возле Сабины, день и ночь. Ты бываешь часто у своего отца; Нисетта тебя любит; вы знаете, что вы скоро будете вместе. Поклянись, что я могу доверять тебе.
Ролан поднял руку, не колеблясь.
– Перед Богом, который меня слышит, – проговорил он твердым голосом, – клянусь тебе моей честью, моим вечным спасением, что, до тех пор пока Нисетта не станет моей женой перед алтарем Господа, она будет для меня такой же сестрой, как и Сабина!
– Я даю тебе такую же клятву за Сабину, – сказал Жильбер тоном, полным благородства. – А теперь, Ролан, вернись к Нисетте, а я пойду к Сабине.
Они крепко пожали друг другу руки, потом Ролан спустился с лестницы. Жильбер остался один на площадке. Его лицо светилось улыбкой.
– О! – сказал он сам себе. – Как я счастлив в этом доме!.. – Потом уже другим тоном прибавил: – Однако я должен узнать, кто ранил Сабину, и должен за нее отомстить. А счастье и спокойствие придут позднее.
Он повернул ручку двери и тихо вошел.
Сабина лежала на белой постели, окруженной кисейными занавесками; правая рука грациозно поддерживала голову, левая была лениво вытянута. Свет падал на ее лицо, белокурые пышные волосы рассыпались по подушке, и во время болезни она оставалась очень мила.
Уже две недели она была вне опасности. Искусство доктора Кенэ и крепкий организм девушки, не имевшей недостатка в нежных заботах, успешно боролись с болезнью.
Быстро выздоравливая, Сабина чувствовала, как возвращались к ней силы, и черты лица, искаженные страданием и болезнью, опять приобретали все великолепие ее чудной красоты, а бледные щеки принимали розовый оттенок.
Сабина дремала уже час. Жюстина, сидевшая возле нее, видя ее спокойно спящей, ушла, так что Сабина была одна в ту минуту, когда Жильбер вошел в ее комнату. Он подошел тихо, без шума. Дыхание девушки было ровным и спокойным.
Жильбер остановился перед кроватью и залюбовался ею. На губах у девушки блуждала улыбка, очевидно, что сны ей виделись легкие и приятные. Жильбер подавил вздох. Сабина раскрыла глаза. Их взгляды встретились, и оба почувствовали сильное волнение. Сабина покраснела, Жильбер упал на колени перед кроватью, взял руки Сабины в свои.
– Вы любите меня? – прошептал он.
Сабина нежно наклонилась к нему.
– Жильбер, – отвечала она, – я вас люблю всей душой и сердцем. Я вас люблю, как честная девушка должна любить честного человека, когда она уверена, что этот человек будет ее мужем перед Богом.
– А как вы думаете, Сабина, люблю ли я вас?
– Да, Жильбер, я так думаю.
Наступила минута красноречивого молчания.
– Жильбер, – продолжала Сабина, – если бы я умерла, что бы вы сделали?
– Прежде всего я отомстил бы за вас, – отвечал Жильбер, – а потом убил бы себя на вашей могиле.
– Вы убили бы себя?!
– Не колеблясь и с радостью, потому что жизнь без вас, Сабина, была бы горем без надежды и утешения.
– Встаньте, – сказала Сабина, – и садитесь, мы поговорим.
Жильбер повиновался: он взял стул и сел возле кровати, держа руку Сабины.
– Что делает моя прелестная Нисетта? – спросила Сабина.
– Она внизу с Роланом.
– Они также любят друг друга…
– Да.
– Когда они обвенчаются?
– В один день с нами.
– Значит, когда я выздоровлю.
– Когда вы выздоровеете, Сабина, – произнес Жильбер серьезным голосом. – И когда вы будете отомщены.
– Как?
– Я дал обет стать вашим мужем не раньше той минуты, когда я найду того, кто напал на вас, и уничтожу его!
Говоря это, Жильбер был великолепен.
– О, – дрожа, сказала Сабина, – вы пугаете меня.
– Как, Сабина, разве вы не понимаете, что я не могу не отомстить за вас?
Сабина размышляла несколько минут, потом тихо покачала головой и с выражением решимости и печали в глазах сказала:
– Вы правы, Жильбер, вы должны за меня отомстить, а главное, вы должны узнать, почему я чуть не стала жертвой самого гнусного преступления. Кто осмелился вовлечь меня в засаду? Кто осмелился разыграть передо мной такую отвратительную комедию?
Сабина медленно поднялась на кровати, где она так жестоко страдала, размышляя, кто же был причиной этих страданий.
– О, – проговорила она, – когда я подумаю об этом, мне ужасно хочется узнать…
– Вы узнаете, Сабина, вы узнаете, – перебил ее Жильбер.
– Да, не правда ли? Мы узнаем все? О, Жильбер! Я не осмелилась сообщить этих мыслей Ролану и моему отцу: оба сделали бы все, но я не имела права рисковать их счастьем и жизнью ради меня. Вы, Жильбер, другое дело! Жизни наши связаны чувствами, которые мы испытываем, и клятвами, ко-
торые мы друг другу дали. Вы мне не брат, не отец, вы мой муж, и вам не для кого жить, кроме как для меня. Между нами не должно быть тайн, все должно быть ясно, справедливо, потому что мы любим друг друга, а любовь – это полное слияние двух душ и двух сердец. Вот как я понимаю любовь, Жильбер!
– Вы понимаете любовь, Сабина, как ангел понимает вечную жизнь!
– Или мы будем вместе жить, Жильбер, или вместе умрем – не так ли?
– Да, Сабина!
– А значит, для того чтобы жизнь была возможной и счастливой, ни малейшее сомнение не должно закрасться в наши души, ни одна сторона жизни не должна оставаться в тени.
– Вы правы, Сабина.
– Поэтому мы должны, Жильбер, выяснить таинственную сторону приключения, жертвой которого я чуть было не стала.
– Будем же действовать, Сабина, чтобы приблизить минуту, которую я призываю всей душой. Теперь, когда силы к вам вернулись, я могу, не боясь усугубить вашу болезнь, попытаться пробудить ваши воспоминания. Выслушайте меня, Сабина, и, так как у нас одно желание, позвольте мне направлять вас по пути, которому мы должны следовать.
– Говорите, Жильбер, и не бойтесь открыть мне все ваши мысли.
– Пока вы лежали на этом ложе, борясь со смертью, – продолжал Жильбер, – я перебрал в голове все ниточки, которые могли привести меня к истине, и, к несчастью, ни один способ не показался мне надежным, но, главное, мне не хватало фактов, которые вы одна могли бы мне сообщить.
– Я сказала все, что знала.
– Нет, вы можете сказать мне еще многое. Позвольте мне расспросить вас, милая Сабина.
Жильбер вынул из кармана небольшую тетрадь и карандаш. Каждая страница этой тетради, разделенная надвое, была исписана с одной стороны, а с другой пуста.
– В тот вечер тридцатого января, когда случилось это роковое происшествие, – начал Жильбер, – человек принес вам письмо от меня, сказав, что Ролан ранен…
– Да.
– Вы узнали мой почерк?
– Да.
– И мою подпись?
– Мне так показалось.
– Что же стало с этим письмом?
– Не знаю, я положила его в карман моего платья. Там оно еще?
– Нет, его не нашли. Не взяли ли вы его с собой?
– Я в этом уверена.
– Значит, его вынули. Теперь скажите мне, узнаете ли вы человека, который принес вам письмо?
– Я надеюсь.
– Запомнили ли вы черты его лица, его костюм?..
– Да. Это был человек высокого роста, с широкими плечами, скорее худощавый, чем полный. На нем был просторный камзол, какой носят работники, темно-коричневого цвета. У него был большой острый нос и маленькие, очень блестящие глаза…
– А волосы, борода, брови? – спрашивал Жильбер, быстро записывая.
– Волосы длинные, густые, черные, бороды не было, брови широкие и густые; наружность угрюмая и грубая.
– Никаких особенных примет?
– Кажется, никаких… – отвечала Сабина, стараясь вспомнить.
– Припомните хорошенько.
– А! На левой руке большой и глубокий шрам.
– Как вы его приметили?
– Когда мы остановили фиакр и он подал мне руку, чтобы посадить меня, я была очень взволнована и дрожала; я по-
дала ему руку и почувствовала этот шрам… Я совсем об этом забыла, но теперь вдруг вспомнила.
– Итак, шрам с внутренней стороны левой руки?
– Да.
– А фиакр? Помните ли какой-нибудь признак?
– Никакого.
– Вы не помните ни цвета кареты, ни номера ее, ни масти лошадей?
– Одна была белая…
– А другая?
– Гнедая или вороная… темного цвета – вот все, что я могу сказать.
– А кучер?
– О! Я на него не смотрела.
– Но, пока вас везли, вы не опускали переднее стекло и не рассмотрели кучера?
– Нет, он был закутан в большой плащ, больше я не видела ничего.
– А если бы вы сели в этот фиакр, вы узнали бы его?
– Может быть…
– А между той минутой, когда фиакр остановился, и той, когда вам завязали глаза, что вы видели?
– Ничего: я была вне себя… Я видела большую освещенную залу с этими вельможами и дамами.
– Об этом я уже знаю все, Сабина, и скажу вам то, чего не знаете вы. Вы были в маленьком отеле на улице Сен-Клод; за столом были семеро мужчин и четыре дамы.
– Так! – вскричала Сабина. – Как вы это узнали?
– Я узнал все, что относилось к ужину, от женщины, которая находилась в маленькой гостиной, когда вы пришли в себя.
– Вы видели эту женщину?
– Да. Я нашел ее и заставил говорить.
– Но она должна знать все.
– Она знает не больше вас. Вас похитили не те, у которых вы были, – я в этом уверен. Вас привезли туда, но вас там не ждали.
– Кто же меня привез?
– Вот этого-то я не могу узнать, и этого в отеле на улице Сен-Клод ни хозяева, ни гости, ни слуги не знают.
– Но до какой минуты вы проследили тот вечер?
– До той, когда вы выскочили из окна.
– А!
– Ну как, Сабина, вспоминаете ли теперь? Вернулась ли к вам память?
– Нет, Жильбер, с той минуты, как я бросилась из окна, я ничего не помню. Наверное, я была близка к помешательству.
– Ничего, решительно ничего?
– Холодное железо, – сказала Сабина, побледнев, – я его почувствовала и теперь как будто чувствую еще.