[19]. В Европе живут мало, это правда, но на Востоке – долго.
– Почему?
– Потому что в Европе живут плохо, а на Востоке жить умеют. В Персии, в Индии, этой колыбели всего света, человек торжествует над смертью, потому что не боится ее. Здесь нас убивают доктора, хирурги, аптекари; там человеческая природа борется со смертью и побеждает. В Персии люди, которые хотят укрепить свое здоровье отдыхом, велят хоронить себя живыми и откапывать через неделю; те, которые хотят привыкнуть к нужной диете, не едят ничего сорок дней; те, которые хотят укрепить нервы и стать сильнее, остаются подвешенными по целым часам за одну руку или за одну ногу. Зачем отрицать долгую продолжительность жизни животных и растений, когда в наших лесах встречаются деревья, насчитывающие несколько столетий, а карпы в Фонтенбло до сих пор носят на своих плавниках золотые кольца Франциска I. Я был в Фонтенбло, когда король Франциск купил у монахов Матюрена грязную лужу и превратил ее в тот великолепный пруд, который ныне окаймляет Ментенонскую аллею; туда он и велел запустить карпов, о которых я говорю. Если эти карпы еще живут, почему не могу жить я?
– Я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы вы достигли возраста карпов, – сказал король, смеясь, – но, так как вы имели честь часто видеть Франциска I, расскажите мне о нем и его дворе. Действительно он был очень любезен?
– Так любезен, как только можно быть, но только когда он этого хотел. Король Франциск был очень красив. Он был очень высокого роста, почти шести футов. По силе, ловкости, неустрашимости он был равен рыцарю Круглого Стола. Взор его был прекрасен, черты лица приятны, глаза блестящие, улыбка грациозная, он обладал тонким умом, был деятельным, любознательным, все понимал. Когда после смерти Людовика ХП, опечалившей Францию, Франциск I вступил на престол, королевство будто помолодело. Я имел честь знать короля Франциска в молодости. Я был в замке Амбуаз, когда его, шестилетнего, понесла лошадь, подаренная ему маршалом Жие, его гувернером. Мы думали, что маленький принц погибнет. Мать его, Луиза Савойская, была бледна и дрожала, но ребенок уцепился за седло и успел остановить лошадь.
– Я как будто вижу Франциска I, – сказал Людовик XV, по-видимому воспринимавший рассказ так, словно все происходило у него на глазах.
– Был ли блистательным двор этого короля? – спросила маркиза де Помпадур.
– О, еще бы, но двор его внуков все-таки превосходил его во многом. Во времена Марии Стюарт и Маргариты Валуа двор был очаровательным царством науки и искусств. Эти две королевы были учеными дамами и сочиняли стихи. Приятно было их слушать.
– А что вы скажете о коннетабле?
– Я могу сказать о нем только слишком много хорошего и слишком мало плохого.
– Однако, граф, – спросил король, – сколько же вам теперь лет?
– Государь, я не знаю.
– Вы не знаете, сколько вам лет?
– Решительно. У меня есть воспоминания детства, но неопределенные и неточные.
– Вы помните ваших родителей?
– Я помню мою мать. Помню, что накануне моих именин мать, которую я не должен был видеть больше, поцеловала меня со слезами и надела мне на руку свой портрет.
– Он еще у вас?
– Я не расстаюсь с ним никогда.
Сен-Жермен приподнял рукав и показал королю медальон с миниатюрным изображением на эмали, удивительной работы портрет прекрасной дамы в богатом и странном костюме.
– К какому времени может относиться этот портрет? – спросил король.
– Я не знаю, государь, – ответил Сен-Жермен, опуская рукав. – Я помню в детстве только прогулки на великолепных террасах, в чудесном климате, с блистательной и многочисленной свитой. Мне воздавали большие почести. Часто, прохаживаясь по развалинам древнего Вавилона, странствуя по окрестностям Багдада, среди других развалин, памятников культуры первобытных времен, я снова будто возвращался на несколько столетий назад, слышал восхитительную музыку, видел танцы женщин, блеск оружия на солнце, замечал издали на Евфрате позолоченные лодки с пурпурными занавесами, галеры с веслами из слоновой кости. Мне казалось, что я слышу мелодичные голоса, тихо напевающие мне песни. Очевидно, во мне пробуждались воспоминания юности. Потом эти радостные счастливые воспоминания сменялись другими. Я видел себя одиноким и беззащитным ребенком, блуждающим среди огромного леса, и слышал вокруг себя рев хищных зверей.
– Но до какой именно эпохи восходят ваши воспоминания? – спросил король.
– Я не могу этого определить; я жил долго, очень долго в отдаленных странах, не зная о существовании Франции. Я жил в Америке, прежде чем она была открыта европейцами. Все, что я могу утверждать, так это только то, что в первый раз я попал во Францию в царствование Людовика IX, вскоре после его первого крестового похода, то есть в 1255 или 1260 году.
– Стало быть, вам пятьсот шесть лет?
– Больше, государь. Мой второй камердинер служит мне уже пятьсот сорок два года.
– Вот хороший слуга! – воскликнула, смеясь, маркиза де Помпадур.
В эту минуту Бридж подошел к королю и прошептал чтото. Людовик XV сделал утвердительный знак, Бридж вышел.
Эффект, произведенный графом де Сен-Жерменом, был огромен. Приближенные короля во все глаза смотрели на графа, а потом молча переглядывались, будто спрашивая себя: действительно ли они слышали это? Граф же оставался спокойным, бесстрастным и продолжал непринужденно разговаривать с видом человека, привыкшего к изысканному и остроумному обществу.
Маршал Саксонский, который не произнес ни слова после приезда графа, вдруг подошел к нему и спросил:
– Правда ли, что вы говорите на всех живых языках?
– Почти на всех, – отвечал граф.
– Это правда, – сказал король, – я имел возможность убедиться в этом во время маскарада в ратуше. Я слышал, как граф говорил по-итальянски, по-немецки, по-порту-гальски, по-английски и по-арабски так же хорошо, как он говорит пофранцузски.
– Значит, вы великий ученый?
– Я много учился и теперь еще учусь.
– Что же вы изучили?
– Многое из настоящего и прошедшего.
– А из будущего?
– Может быть.
– Как же вы можете знать будущее?
– Я могу знать будущее, маршал, через «невидимых духов», которые будут мне отвечать.
– Они уже вам отвечали?
– Да.
– На каком языке они говорят?
– На том, который понимаю я один.
– А когда они говорят с вами?
– Когда я их спрошу.
– Для этого нужно много приготовлений?
– Нет. Когда находишься постоянно в сношении с «невидимыми духами», вызывать их несложно.
– Какие же это духи?
– Посредники между людьми и ангелами, воздушные существа, они выше людей, счастливее и могущественнее их.
– Эти духи знают будущее?
– Они видят его перед собой, как мы видим пейзаж в подзорную трубу.
Маршал обратился к Людовику XV.
– Не любопытно ли будет вашему величеству поговорить с этими духами? – спросил он.
– Поговорить – нет; послушать разговор – да, – улыбаясь, отвечал король.
– Это невозможно, государь, – с живостью возразил Сен-Жермен. – Духи отвечают только тем, кто их спрашивает, и не хотят, чтобы их слышал кто-нибудь еще.
– Я хочу спросить их, – сказал маршал.
– И я также, – прибавил Ришелье.
– Я тоже, – раздался третий голос.
– А! Это вы, месье де Шароле? – спросил Людовик XV.
Действительно, в гостиную вошел знаменитый принц Бурбон, под руку с дамой, которая казалась очень старой и была одета с необыкновенной пышностью.
Старуха поклонилась королю, который отвечал ей дружеским поклоном. Она пристально посмотрела на графа де Сен-Жермена и застыла на месте, словно пораженная громом.
Граф подошел к ней, не выказывая ни малейшего удивления. Он любезно поклонился, как полагается придворному.
– Давно уже не имел счастья встречать вас, герцогиня, – сказал он.
Старуха сложила руки.
– Неужели это вы? Это невозможно! – вскричала она.
– Я самый, уверяю вас, – отвечал Сен-Жермен, смеясь.
– Вы меня знаете?
– Я знаю, что я имею честь видеть герцогиню де Невер.
– Вы были в Безансоне в 1668 году?
– Да, я был в Безансоне в то время, когда его величество Людовик ХГУ приехал туда, чтобы овладеть Франш-Конте. Под его руководством принц Конде 5 февраля осадил город Безансон, где находились вы с вашим знаменитым семейством. Вам было тогда шесть лет.
– Это правда, – сказала герцогиня.
– В день приступа, 7 февраля, я имел счастье спасти вам жизнь, вынеся вас на руках из толпы неприятелей…
– И собственной рукой убив двух человек.
– Вы помните это?
– Очень хорошо… Но этому уже семьдесят семь лет, потому что мне теперь восемьдесят три года.
– Да, герцогиня.
– А вам было тогда сорок лет.
– Гораздо больше…
– И вы еще помолодели!
– Однако стал семьюдесятью семью годами старше.
– Вы были в Венеции…
– В 1700 году.
– Мне было тогда двадцать два года, и моей преданной подругой была графиня де Гажи.
– Очаровательная женщина, за которой я имел честь ухаживать и которая была так добра, что находила прекрасными баркароллы моего сочинения…
– Которые вы пели так восхитительно…
– И которые еще до сих пор пою.
– В самом деле?
Герцогиня де Невер, казалось, была поражена внезапной мыслью. Она подошла к королю, который смотрел на зрелище, происходившее перед его глазами, как на театральное представление.
– Государь, – сказала она, – я вас умоляю приказать этому господину спеть одну из баркаролл, которую он пел нам в Венеции сорок пять лет назад, аккомпанируя себе сам.
Король, по-видимому, колебался.
– Прошу вас, государь, – присоединилась маркиза де Помпадур.
– Хорошо, – отвечал король. – Здесь есть клавесин – спойте, граф.
Мужчины и дамы посторонились, пропуская графа.
Тот без малейшего замешательства прошел через гостиную, сел перед клавесином и пробежал пальцами по клавишам, как искусный музыкант. После к