раткого вступления он запел итальянскую арию – грациозно, энергично, обнаруживая несомненный талант.
– Это он! Это он! – шептала герцогиня де Невер. – Это он! Ах! Как это странно! Вот уже третий раз, как я вижу этого человека на протяжении восьмидесяти лет, а на вид ему все те же сорок лет! Ему было сорок лет в 1668 году в Безансоне, ему было сорок лет в 1700 году в Венеции, ему и теперь сорок лет! Как объяснить это?
Стоявший возле герцогини Ришелье услышал ее слова и сказал:
– Должно быть, он родился сорока лет, ему будет сорок лет постоянно, он и умрет сорока лет.
Сен-Жермен кончил свою баркаролу.
– Удивительно! – с восторгом вскричала маркиза де Помпадур.
Король захлопал в ладоши. Возле клавесина лежала гитара; граф взял ее и спел испанскую арию.
– Ах! – вскричала герцогиня де Невер. – Это болеро, которое пели под моими окнами в Мадриде в 1695 году. Я никогда не слышала его с той поры. Государь! Умоляю вас, позвольте мне уехать отсюда. Это не человек, а дьявол, я не осмеливаюсь взглянуть ему в лицо, я боюсь быть околдованной!
– Как вам угодно, герцогиня.
Сен-Жермен опять сел за клавесин и начал исполнять немецкую песню. Тут герцогиня де Невер не выдержала.
– Это дьявол! Дьявол! – прошептала она и вышла из гостиной.
Д'Аржансон подошел к Людовику XV. Очевидно, министр ждал, чтобы король заговорил с ним. Сен-Жермен продолжал петь, аккомпанируя себе, и внимание всех было устремлено на него.
Людовик XV, увидя д'Аржансона возле себя, наклонился к нему и спросил тихо:
– Кто этот человек?
– Не знаю, государь, – отвечал министр. – Это человек странный и совершенно необыкновенный. Он знает все; он превосходный музыкант, очень хороший живописец, глубокий ученый; он говорит одинаково легко на всех европейских языках; он объехал весь мир; для него нет никаких преград; он ничему не удивляется и, должно быть, очень богат. Но кто он – не знаю.
– Давно он в Париже?
– Кажется, два месяца.
– Каким образом вы впервые его увидели?
– Он был мне рекомендован португальским посланником. Я его принял, и он показался мне таким странным, таким оригинальным и интересным, что я подумал: вашему величеству будет любопытно его увидеть.
– Вы справедливо так подумали, д'Аржансон. Правда ли то, что он говорил, о возможности расспрашивать духов?
– Я полагаю, государь.
– Скажите ему, что он будет ужинать сегодня со мной и после ужина мы проведем этот опыт.
Маркиз низко поклонился. Сен-Жермен закончил пение.
Все присутствовавшие были в восхищении от его голоса и его музыкального дарования.
Людовик XV взял записную книжку и, по своей привычке, сам записал имена тех, кого хотел пригласить. Потом он подозвал Ришелье и отдал ему вырванный из записной книжки листок.
– Вот список тех особ, которых я приглашаю сегодня ужинать, – сказал он.
Ришелье почтительно взял бумагу. Король подал руку маркизе де Помпадур.
– Погуляем в парке до наступления ночи, – сказал он.
– Я рада, – отвечала молодая женщина тем фамильярным тоном, который она уже начинала себе позволять. – Ни-
чего не может быть забавнее, чем резвиться на молодой травке. Идемте, государь.
Она увела короля.
– Господа! – произнес Ришелье, возвышая голос, между тем как дамы стали выходить из гостиной в сад вслед за маркизой де Помпадур. – Вот имена особ, которых его величество приглашает поужинать с ним.
Он прочел среди общего молчания:
«Граф де Шароле.
Маршал Саксонский.
Герцог де Граммон.
Герцог де Ришелье.
Маркиз д'Аржансон.
Виконт де Таванн.
Герцог де Коссе Бриссак.
Маркиз де Креки.
Граф де Сен-Жермен».
Произнеся последнее имя, Ришелье сложил бумагу, что означало: список завершен.
Неприглашенные медленно вышли из гостиной, еле сдерживая вздох сожаления.
Ужины в Шуази пользовались большей славой, чем в Пале-Рояль во времена регентства. Людовик XV терпеть не мог требований этикета, и так как не в состоянии был избавиться от этикета в Версале, то избавлялся от него в Шуази.
Самой ответственной и самой скучной процедурой в этикете, которой приходилось строго следовать, была «проба кушаний». Для этого назначалось пять камер-юнкеров. Один из них, дежурный, становился у стола и приказывал при себе пробовать пищу дежурному офицеру. Эта проба распространялась на все: воду, вина, жаркое, рагу, хлеб и фрукты. Король мог есть только после пробы. В Шуази подобного этикета не существовало. Главный повар короля был человек с особым дарованием. Король часто разговаривал с ним и давал ему советы.
Король приказал построить в Шуази, в самой таинственной части замка, хорошую кухню. Здесь Людовик любил сам заниматься стряпней; он придумывал разные восхитительные рагу, множество соусов. Людовик XV имел более способностей к приготовлению пищи, чем к политике. Его любимыми помощниками были: д'Айян, Ришелье, Таванн, де Бофремон, а самыми способными поварятами – четыре пажа, во главе с кавалером де Ростеном.
Когда король надевал поварской передник, входить на кухню запрещалось. Лучше всего король умел готовить цыплят и варить яйца. Ришелье прославился своим жарким, а Таванн – своими салатами. Жанти Бернару в качестве директора дворцовой библиотеки было поручено составлять меню каждого обеда.
В тот день, когда граф де Сен-Жермен был принят в Шуази, король не сам готовил ужин, он только дал соответствующие распоряжения и, отведя в сад маркизу де Помпадур, пошел на кухню посмотреть, как идут приготовления к ужину. Оставшись доволен царящим там порядком, он вернулся в сад и, проходя мимо оранжереи, заметил хохотавших маркизу де Помпадур и мадемуазель де Шароле. Одна держала в руке розу и гвоздику, другая – букет незабудок.
Обе были восхитительны. Король с восторгом смотрел на них.
– Здесь недостает только третьей грации, – сказал он.
– Все в ваших руках, государь, – отвечала маркиза де Помпадур, – ваша власть подобна власти Юпитера.
– Там, где повелеваете вы обе, – продолжал Людовик XV, – не может быть никакой другой власти.
Маркиза подала королю сорванные ею розу и гвоздику.
– Если гвоздика представляет меня, – сказал Людовик XV, – то роза вас не стоит!
Мадемуазель де Шароле, со своей стороны, подала королю букет незабудок.
– Вы сообщили этим цветам всю привлекательность красноречия, – сказал король, взяв букет.
– Государь, – отвечала принцесса, – красноречие иногда составляет весь смысл наших сокровенных желаний.
Фраза была недурна по форме, но в сущности ничего не значила, и Людовик XV ничего не ответил.
Сделав несколько шагов, король и дамы дошли до ограды, за которой находились два маленьких сибирских оленя, недавно присланные русской императрицей французскому королю.
– Какие хорошенькие олени! – произнесла маркиза де Помпадур, остановившись, чтобы полюбоваться ими.
В эту минуту Ростен, любимый паж короля, подошел, поклонился королю и дамам и сказал:
– Ужин готов, государь.
– Пусть подают, – отвечал король.
Предложив руки обеим дамам, он повел их в столовую.
Гости стояли в ожидании, разговаривая у дверей вестибюля. Тут были все, за исключением Сен-Жермена. Король заметил его отсутствие.
– Где же наш всемирный путешественник? – спросил
он.
– Граф готовит комнату для вызывания духов, – отвечал д'Аржансон.
– Неужели? Но, прежде чем витать в эмпиреях, надо подкрепиться.
– Граф де Сен-Жермен никогда не ест, – сказал д'Аржансон.
– Чем же он живет?
– Не знаю, но я часто с ним обедал и никогда не видел, чтобы он что-нибудь ел.
– Однако, для того чтобы жить, надо есть.
– Я ем по-своему, государь, – сказал граф, подходя. – Я питаюсь приготовленными мною эликсирами, и одной капли их достаточно, чтобы быть сытым целый день.
– Черт побери! – воскликнул маршал Саксонский. – Бесценный эликсир, и, если бы вы взялись кормить им королевскую армию во время открывающейся кампании, вы избавили бы нас от больших хлопот.
– Это можно было бы сделать, – отвечал граф, – но потребовалось бы слишком много времени, чтобы каждый солдат мог привыкнуть к новому режиму.
– А времени у нас мало, значит, мы по-прежнему будем прибегать к главным поставщикам.
Король направился с маркизой де Помпадур в столовую; дамы последовали за ними под руку с кавалерами. После короля вошли граф де Шароле и маршал Саксонский. Дверь за ними закрылась.
Столовая представляла собой обширную, чудесно убранную комнату, с богатой мебелью, ярко освещенную тысячью свечей. Она имела одну особенность: в середине залы, там, где должен был находиться стол, на полу была прекрасная розетка овальной формы с богатыми инкрустациями из розового дерева. Вокруг этой розетки словно вокруг стола стояли стулья.
Король сел в стоявшее посредине кресло, маркиза де Помпадур села по правую его руку, гости разместились на других стульях.
В столовой не было ни одного слуги. Лишь паж Ростен стоял за ширмами в углу комнаты.
Король и гости образовали круг. Как только они сели, послышался тихий звонок; тотчас розетка на полу опустилась вниз, исчезла, и стол, чудно сервированный, медленно поднялся на ее место, и перед каждым гостем очутился прибор. У четырех сторон стола появились четыре столика с бутылками и графинами.
Обед начался.
При каждой перемене блюд середина стола опускалась вниз и поднималась с новым кушаньем. Первая мысль о таком столе пришла в голову мадам де Мальи. Удивительный карп, длиной по крайней мере в три фута, вызвал у собравшихся крик восторга.
– Уж не из тех ли это карпов, которых Франциск I запустил в пруд Фонтенбло? – спросил Людовик XV, пристально глядя на Сен-Жермена.
– Государь, – отвечал граф, – этот карп не из Фонтенбло, а рейнский.
– Вы так думаете?
– Я это знаю точно.
– Откуда же вы это узнали?
– Я определил это по красному цвету чешуи на голове.