7. В последнюю пятницу каждого месяца больной должен принимать ванну, составленную из трех четвертей бычьей крови и одной четверти человеческой. Такую ванну надо принимать четыре раза в течение четырех месяцев».
– Это все, – закончил Сен-Жермен, складывая пергамент. – Если строго следовать этому режиму, то больной должен вылечиться.
– И он вылечился? – спросил король.
– Да, государь. Сейчас он себя чувствует великолепно.
– И эта личность принимала ванны из человеческой крови и вбирала в свои жилы кровь добродетельных и невинных девушек?
– Да, государь.
– И это происходило в Париже?
– Да, государь.
– А я этого не знал?! И начальник полиции мне об этом не сказал, а может быть даже сам этого не знал!
Сен-Жермен кивнул утвердительно.
– Прекратим эти шутки, – продолжал Людовик XV, – о них тяжело слышать, притом невозможно поверить в подобную гнусность.
– Если бы не было Тиберия, маршала де Жие и других лиц подобного рода, – продолжал Сен-Жермен, – я мог бы сомневаться; но король не должен удивляться, когда в наше время повторяют то, что делалось и прежде…
– Милостивый государь, – возразил король строгим тоном, – тот, кто утверждает такое, должен представить доказательства. Знаете ли вы при дворе, в Париже или в провинции людей, которые для собственного удовольствия принимают ванны из крови?
– Осмелюсь заметить вашему величеству, – сказал Сен-Жермен с величайшим спокойствием, – я не сказал, что это делалось для удовольствия.
– Какова бы ни была причина, все подобные люди, если они действительно существуют, живут не в воображаемом пространстве, и начальник полиции должен знать, где их найти.
– Правда, – медленно отвечал Сен-Жермен, – для того чтобы захватить главного виновника, того, кто зазвал князя в Париж, того, кто в столице королевства употребляет столь гнусное средство излечения, предписанное монгольским врачом, нужно не так уж далеко протянуть руку.
Произнеся эти последние слова, Сен-Жермен обернулся и бросил взгляд на графа де Шароле. Принц Бурбон остался
бесстрастен и выдержал взгляд как человек, не понимающий сказанных слов.
– Можете вы назвать того, кто следовал лечению монгольского врача? – спросил король.
– Г осударь, – с достоинством сказал Сен-Жермен, – я могу открыть некоторые обстоятельства дела, но мне не следует называть высокопоставленного виновного.
– Высокопоставленного виновного, – повторил король.
Людовик XV выпрямился, его лицо приняло то серьезное и торжественное выражение, которое внушало уважение всем видевшим его во время больших церемоний, где король был истинно королем.
– Высокопоставленный виновный! – еще раз произнес он, делая ударение на первом слове. – Кого вы можете так называть, кроме меня?
– Ваше величество должны догадаться, – возразил Сен-Жермен с необычайной твердостью, – что дело касается королевского семейства.
– Милостивый государь, – воскликнул король, – берегитесь! Вы играете своей жизнью!
– Знаю, государь, – холодно ответил Сен-Жермен, – но я выиграю.
Положение становилось очень напряженным. Никто не смел и кашлянуть.
Все понимали, что граф де Сен-Жермен или погибнет безвозвратно, или займет первое место в общественном мнении.
Король молчал. Он медленно поднял голову и обвел всех присутствующих вопросительным взглядом.
– Господа, – спросил он, – известно ли кому-либо, кроме графа де Сен-Жермена, о том, что в Париже кто-то принимает ванны из крови?
Настала минута нерешительности и замешательства, потом Ришелье обратился к королю.
– Государь, – сказал он, – слухи об этих кровавых ваннах ходили и ходят до сих пор.
– Неужели? – удивился король.
– Только прибавляют, – сказал герцог де Бриссак, – что бычью кровь надо смешивать с кровью молодой девушки и кровью ребенка, приготовленной с соблюдением различных обрядов.
– Утверждают, – добавил Таванн, – что такую ванну нужно принимать в пятницу.
– Давно уже, – сказал маркиз д'Аржансон, – в Париже встревожены многочисленными убийствами и исчезновениями девушек и детей. Невозможно было понять причины этих убийств, и в них обвиняли пресловутого Курятника. Имя его спасало от наказания того, о ком говорит граф де Сен-Жермен, если только граф не ошибается.
– В преступлении обвиняли Рыцаря Курятника, – проговорил де Сен-Жермен, – но не знали, кто пользовался его плодами.
– Но это делает образ бедного Рыцаря очень интересным, – сказала маркиза де Помпадур, – раз обвинения против него были несправедливы.
– Некоторые – да, но не все.
– Как? – с негодованием спросил Людовик XV. – И подобные преступления остаются безнаказанными? Боже мой, – продолжал он, поднимая глаза к небу, – неужели во Франции есть люди, решающиеся на лечение, которого не осмелился бы позволить себе даже король, даже если бы жизнь его находилась в опасности и это было бы последним средством спасти ее?
– О, государь! – закричала фаворитка, с восторгом целуя руки короля. – Отчего вся Франция не может слышать произнесенных вами слов!
– Это для Франции было бы лишним поводом, – проговорил Ришелье, – опять провозгласить «Возлюбленный» – слово, которым народ так любит называть короля!
Гул одобрения послышался в зале.
– Государь, – сказал Сен-Жермен, поклонившись, – мне показалось, что это говорит Генрих IV или Людовик ХГУ.
– Я хочу услышать имя злодея, который вместе с татарским князем и по советам монгольского лекаря согласился принимать ванны из человеческой крови, – произнес король.
– Я не могу назвать его, государь.
– Я хочу знать, кто он!
– Я могу указать на него, ваше величество.
– Указать на этого человека, этого «высокопоставленного» виновного! – повторил король. – Еще раз предупреждаю, берегитесь, вы рискуете многим, граф.
– Когда ваше величество прикажет, я буду действовать.
Вновь наступило молчание.
– Милостивый государь, – сказал король, – подумайте в последний раз, у вас еще есть время. Ошибиться, впасть в заблуждение значило бы безрассудно подвергнуть риску вашу жизнь. Речь идет о тяжком обвинении, и за ложными показаниями последует казнь.
Сен-Жермен поклонился.
– Я готов, – ответил он.
– Итак, вы можете указать мне на того, кто в моем королевстве принимает ванны из человеческой крови?
– Да, государь.
– И сделаете это, когда я захочу?
– Да, государь.
– Итак, – сказал король, протянув руку, – я приказываю! Говорите! Укажите!
– Говорить я не могу, этому противится судьба, а указать я в силах.
– Укажите же!
– Государь, в этом мне должен помочь дух. Я призову его, и он придет.
Сен-Жермен, встав, протянул вверх обе руки.
– Да будет мрак! – воскликнул он громким и звучным голосом.
Не успел он произнести эти слова, как одно окно отворилось, в залу ворвался сильный порыв ветра и задул свечи.
Внезапный переход от яркого света к глубокой темноте подействовал на гостей короля и на него самого. Все оставались неподвижны и безмолвны.
Прежде чем дамы успели вскрикнуть, бледный свет показался на стене напротив короля, в том месте, к которому граф де Шароле сидел спиной. Этот свет, сначала слабый, усиливался, и скоро на светлой поверхности обрисовалась картина.
Она представляла собой парижскую улицу с большим зданием слева. Ришелье, Таванн, Креки и другие тотчас узнали улицу Тампль и отель Субиз.
Улица была пуста. Вдруг появилась молодая женщина почти в естественную величину. Будто вне себя она бежала от кого-то. В ту минуту, когда она пробегала мимо отеля, из окна выскочил человек, бросился на молодую женщину с кинжалом в руке и пронзил ей сердце. Женщина упала…
Мужчина наклонился к ней как бы затем, чтобы поднять ее на руки, но остановился и стал прислушиваться. Он пригнулся, посмотрел вдаль, потом попятился назад, оставляя следы на снегу, и медленно отступил к стене отеля. Затем по стене он влез в окно.
Этот человек был высокого роста, с черными, длинными и густыми усами, меховая шапка скрывала верхнюю часть его лица. Он исчез в окне в ту минуту, когда на улице появился молодой человек, вставший на колени возле девушки. Свет освещал лица обоих.
– Сабина Доже! – произнес король.
– И Таванн! – прибавил Ришелье.
– Это чудесно! – сказал Креки. – Все именно так и было.
Свет исчез, и изображение расплылось в темноте. Оно было таким ясным, что иллюзия реальности была абсолютной. Но вот свет опять появился на стене.
Сцена переменилась: было видно кладбище, у которого стояла карета, запряженная парой лошадей. В дверце показалась закутанная в мантилью женская голова. Человек в бархатной маске и весь в черном стоял возле кареты и разговаривал с женщиной. Шел сильный снег.
Раздался крик удивления – это вскрикнула маркиза де Помпадур.
– Что с вами? – спросил король.
– Ничего… государь… – отвечала фаворитка. – Удивление… удовольствие… все это так странно…
Свет померк, живая картина на стене исчезла. Вокруг стола было темно.
– Но в этих картинах нет ответа на мой вопрос, – сказал король.
– Государь, – отвечал Сен-Жермен шепотом, – духи не всегда повинуются беспрекословно; часто я вынужден подчиняться их прихотям и ждать, когда они захотят ответить.
Отступив назад, граф прошептал какие-то странные слова.
Свет мало-помалу усилился и осветил сероватое небо, покрытое тучами. Одна туча разверзлась, и показалась живописная местность, усеянная многочисленными войсками. Кавалерия, инфантерия, артиллерия двигались через горы и реки.
На первом плане виднелась блестящая группа, в центре которой находился всадник в позолоченном снаряжении. В зале все вскрикнули: всадником был маршал Саксонский. Вокруг его головы блистал нимб славы…
Но тут при громких криках одобрения тучи сомкнулись.
– Очаровательно! Ослепительно! – повторяла маркиза де Помпадур.
– Как объяснить такое совпадение? – спросил король.