Весь лагерь был в суматохе, занимаясь всякого рода приготовлениями к предстоящему сражению. Все знали, что на следующий день, на рассвете, загремят пушки, а потому веселость сияла на всех лицах, но всех веселее был ФанфанТюльпан, сержант лейб-гвардейцев.
Сидя за деревянным столом, на котором красовались полные стаканы вина и наполовину пустые бутылки, вместе с другими солдатами, он, со стаканом в одной руке и трубкой в другой, пел, говорил и отвечал со своим обычным увлечением. Все чокались.
– Ну, как твое путешествие, Фанфан? – спросил солдат по имени Гренад.
– Я прогулялся в золотой карете, на мягких подушках, – отвечал сержант, – точно сам король, когда он разъезжает по Парижу.
– А маленькая Доже?
– Мадемуазель Сабина? Она добралась благополучно.
– Так вы в дороге не подвергались никакой опасности?
– Ни малейшей.
– Где она теперь?
– В доме короля!
– У тебя не было ни с кем столкновения, сержант?
– Чуть было не подрался с одним усачом.
– Что же он тебе сделал?
– Так загляделся на прелестную Сабину, что меня взорвало.
– Ба! Разве ты любишь Сабину?
– Нет, но, когда я провожаю красавицу, больную или здоровую, я терпеть не могу, чтобы на нее глазели.
– А он глазел?
– По крайней мере пытался. Когда мы приехали в СентАман, он слонялся у дверей, а когда ее несли в золоченую карету, он все на нее смотрел и смотрел, а потом ехал верхом за каретой до самого Рюмежи, после чего исчез, а затем опять явился в Бургель. В первый раз я совсем на него не смотрел, во второй взглянул прямо в лицо, в третий раз посмотрел искоса, а в четвертый сказал ему: «Твои усы похожи на змеиные хвосты, а я этих тварей не люблю!» Вот тебе и все!
– Что же он сделал?
– Он посмотрел на меня искоса, а потом уехал прочь.
– И ты его больше не видел?
– Нет. Но это-то и жалко, потому что эта противная рожа так и напрашивалась отведать моей шпаги. Но где же Нанона? – прибавил Фанфан, осматриваясь вокруг.
– Она куда-то запропастилась после того, как ты вернулся, сержант.
– Она у той девочки, которую ты привез, Фанфан, – сказал Бель-а-вуар.
В это время раздалось пение петуха. Фанфан-Тюльпан поднял полный стакан.
– За ваше здоровье, друзья! – воскликнул он. – И прощайте.
– Ты нас оставляешь? – спросил Гренад.
– Да, я иду к обозам.
– У тебя, верно, есть там какая-нибудь красотка?
– Может быть, поэтому-то я и иду туда один.
Поставив пустой стакан на стол, сержант откланялся и
направился к площади Калон. Там была многочисленная и оживленная толпа. Все знали, что скоро проедет верхом король, и собрались, чтобы приветствовать его.
Фанфан втерся в толпу; у одного из домов он проскользнул мимо человека, стоявшего на пороге спиной к улице, одетого в черное с ног до головы. Человек вошел в дом. Фанфан последовал за ним.
Возле лестницы, в темном месте, человек в черном обернулся; он был в маске.
– Тот, которого ты видел в последний раз в Бургеле… – сказал он.
– За ним гонятся все мои курицы, – отвечал Фанфан.
– Известия тебе будут передаваться?
– Каждый час.
– Ты помнишь последние приказания патрона?
– Да, умереть или успеть в двадцать четыре часа. Ну, что будет, то будет – вот и все!
Человек в маске сделал знак рукой. Фанфан повернулся, вышел на улицу и направился к площади.
Огибая угол улицы, он вдруг остановился и, любезно поклонившись молодой красивой женщине, сказал, крутя свои усы:
– Это вы, прелестная спутница?
Арманда низко присела.
– Да, – отвечала она.
– Как вы поживали с тех пор, как я вас не видел?
– Хорошо, сержант, я всем довольна: бедная Сабина перенесла дорогу гораздо лучше, нежели я надеялась, теперь она успокоилась.
– Поэтому вы и вышли прогуляться?
– Нет, я иду к Пейрони.
– А! К этому любителю-хирургу, который шутя отрежет вам руку и ногу, как…
– Да здравствует король! – закричала толпа.
Этот дружный и громкий крик заставил Фанфана и Арманду посторониться; солдаты, офицеры, унтер-офицеры образовали двойной строй с каждой стороны улицы.
– Да здравствует король! – снова повторила толпа.
Показался Людовик XV верхом, сопровождаемый многочисленной и блестящей свитой; по левую руку от него ехал герцог Ришелье. Король отвечал на крики любезными поклонами и ехал шагом.
Он возвращался после осмотра батареи, расположенной напротив Перонской равнины. Проезжая по улице, которая проходила через Калон, король остановился перед домом маршала, сошел с лошади и назначил Ришелье, принца де Конти, д'Аржансона, Креки, де Ноайля, де Бриссака и еще нескольких приближенных сопровождать его. Он вошел по лестнице в апартаменты маршала. По приказу короля маршал оставался в постели весь день; король даже сказал: «Если я приеду навестить вас, вы не должны вставать».
Король, улыбаясь, вошел в спальню; маршал приподнялся на постели.
– Вы чувствуете себя лучше? – спросил Людовик XV.
– Да, государь, потому что вижу вас, – отвечал маршал.
– Завтра вы будете в состоянии сесть на лошадь?
– Наверняка. Я прочел нравоучение лихорадке, к которой сегодня имел некоторое снисхождение.
– А-а! – протянул король, садясь у изголовья больного. – И что же вы сказали лихорадке?
– Я ей сказал: «Сегодня еще я согласен, милостивая государыня, но завтра мне некогда будет вас слушать. Если только вам не поможет пуля, клянусь, вы не совладаете со мной!»
– Браво, маршал!
– Государь, вы осматривали лагерь?
– Да, маршал.
– Все мои приказания исполнены?
– В точности.
Мориц легко вздохнул.
– Если бы я мог выздороветь! – сказал он.
– Вы будете здоровы!
– Я дал бы десять лет жизни, чтобы сейчас же выздороветь!
– Если бы можно было что-либо отдать за это, я бы многое дал, – сказал Людовик XV.
– Что бы ни случилось, государь, завтра я исполню свой
долг.
– Я не сомневаюсь в этом, маршал. Завтрашний день должен быть великим днем, господа! – продолжал Людовик XV, обращаясь к окружающим. – Дофин сказал, господа, что в первый раз после сражения при Пуатье король французский будет сражаться вместе со своим сыном. Дофин прав, но я прибавлю, что после сражения при Тайльбурке, выигранного Святым Людовиком, ни одной столь же важной победы не было одержано его потомками над англичанами. Итак, завтра нам надо отличиться!
– Так и будет! – сказал маршал твердым голосом.
– Да-да! – закричали все с энтузиазмом. – Да здравствует король!
– Да здравствует король! – повторили на улице.
– Маршал, – продолжал Людовик XV, – мы вас оставим, чтобы не нарушать вашего покоя до завтра.
Он дружески пожал маршалу руку. Мориц хотел наклониться и поцеловать королю руку, но Людовик XV не допустил этого.
– Завтра мы обнимемся, – сказал он.
В это время к королю подошел герцог де Ноайль.
Герцогу, одному из самых замечательных людей той эпохи, было тогда 67 лет. В первый раз он участвовал в битве в 1693 году. Уже почти десять лет он был маршалом и составлял гордость Франции. Его очень любил Людовик ХV.
– Государь, – сказал он, – прошу вас оказать мне величайшую милость!
– Я вас слушаю, герцог, – проговорил король. – Что именно вам угодно?
– Можно ли мне в присутствии вашего величества переговорить с маршалом Саксонским?
– Говорите.
Тогда герцог, подойдя к постели больного, воскликнул:
– Маршал! Несмотря на то, что я старше вас и годами и чином и имею звание пэра, я прошу вас назначить меня на завтра к себе первым адъютантом[21].
Наступило гробовое молчание. Все были поражены великим самозабвением такого прославленного человека.
Маршал Саксонский сделал усилие, чтобы подняться на постели.
– Герцог, – промолвил он, – я необычайно польщен, но без разрешения его величества не имею права на это согласиться.
– Я разрешаю, – произнес король, – с условием, что первое французское ядро, направленное в неприятеля, будет выпущено по команде герцога де Ноайля.
– Да здравствует король! – закричал славный служака.
– Итак, герцог, я согласен, – сказал Мориц.
– Да здравствует король! – повторили окружающие.
– А теперь, господа, – объявил король, – оставим маршала отдыхать.
В последний раз он пожал руку Морицу Саксонскому и, сказав «До завтра», вышел в сопровождении свиты.
– Что нам делать сегодня вечером? – спросил король, обратившись к Ришелье?
Ришелье улыбнулся.
– Государь, хотите, я вас поведу кое-куда?
– Куда же?
– Государь, это вы узнаете, придя на место.
– Это тайна?
– Да, государь.
– Вы заставляете меня быть любопытным.
– Государь, вы позволите себя вести?
– Я согласен.
Король сел на лошадь.
– Куда мы едем?
– Ко мне, государь.
– Нужно ли пригласить всех наших?
– Да!
– Что это, празднество?
Ришелье опять улыбнулся.
Королевский отряд отправился по главной улице Калона и наконец достиг площади. На площади толпился народ. Посреди площади стояло красивое здание, очевидно, принадлежащее какому-то зажиточному землевладельцу. Оно было украшено флагами и вензелями, над которыми возвышалось французское знамя.
На стене была большая афиша. В театре шла комедия Фавара «Деревенский петух» в исполнении артистов французской армии.
При виде короля, въехавшего на площадь, народ долго приветствовал его несмолкаемым: «Да здравствует король!»
Монарх был поражен этим необыкновенным зрелищем.
– Государь, вам угодно присутствовать сегодня на представлении? – спросил Ришелье.
– Вы искусный чародей! – воскликнул Людовик XV.
С тех пор как Турнегем, богатый буржуа, взял под свое покровительство Фавара, поэта-музыканта, судьба этого бывшего пирожника, сделавшегося директором театра, складывалась как нельзя лучше. Весь двор и, следовательно, весь город были без ума от его комических опер, и за несколько месяцев успех стал до того велик, что артисты французской и итальянской комедий объединились, чтобы победить конкурента, и просили короля закрыть новый театр.