На губах трупа еще виднелась кровавая пена. Шея имела синеватый оттенок, говоривший о внутреннем разрыве сосудов, вызванном удавкой.
В. внимательно осмотрел труп, позвал Петуха Негра и вместе с ним начал обыскивать одежду Зеленой Головы.
— Я ничего не нахожу, — сказал он, приподнимаясь.
— Ничего, — повторил Рыцарь Курятника.
Все карманы были пусты, все бумаги, находившиеся при нем, исчезли. Рыцарь Курятника и В. переглянулись. Первый взял фонарь и очень внимательно осмотрел труп. Вдруг он наклонился и поднял бумажку, сложенную вчетверо. Он быстро развернул ее и пробежал глазами.
— О! — сказал Рыцарь Курятника со странным выражением…
Он постоял с минуту неподвижно, потом сказал Петуху Негру:
— Унеси труп в дом на Кладбищенской улице и положи его в нижнюю залу. Пойдемте! — обратился он к В.
Часть втораяПрекрасная незнакомка
I. ДОРОГА В БРЮНОА
Утром 23 февраля 1745 года — то есть недели через три после происшествия, описанного в первой части — щегольская карета со светло-зеленым кузовом и колесами, обитыми серебром, запряженная четверкой, проезжала по городку Буасси-Сен-Леже.
На дверцах кареты был изображен герб: два великолепных кабаньих клыка. Гривы лошадей были переплетены шелковыми лентами изумрудного цвета, на хвостах завязаны банты из лент того же цвета, на сбруе звенели колокольчики. Два форейтора в бархатных зеленых камзолах с серебряными галунами и в треугольных шляпах, украшенных кокардами из белых лент, управляли лошадьми. На запятках сидели два лакея в зеленых с серебром ливреях.
Два человека, небрежно разлегшиеся в карете на подушках, любовались великолепным пейзажем.
Хотя была зима, уже две недели погода стояла изумительная. Лучезарно сияло солнце, небо было чистое, холод — не очень сильным. Оба путешественника были в богатых охотничьих костюмах. Человек, знакомый с высшим обществом, узнал бы в них герцога де Ришелье и маркиза де Креки. В этот день была назначена королевская охота в лесу Сенар. Герцог и маркиз ехали на место сбора, назначенное обер-егермейстером. Дорогой они разговаривали, смеялись, обменивались придворными анекдотами, которыми сыпал неисчерпаемым потоком в особенности герцог де Ришелье. Креки больше слушал, чем говорил.
Карета ехала мимо парка Брюноа, где величественно возвышался своими позолоченными кровлями великолепный замок, которому предстояло стать знаменитым двадцать лет спустя благодаря безумной расточительности маркиза.
— Ей-Богу! — сказал Ришелье, смеясь. — Король, сделав маркизом Париса де Монмартеля, должен был бы дать ему герб, изображающий золотое поле, заваленное мешками!
— Парис оказал большие услуги, — сказал Креки с притворной серьезностью.
— Большие услуги! — повторил Ришелье. — Кому же?
— Самому себе.
— А! Это мне нравится!
— Утверждают, любезный герцог, что этот главный банкир имеет в своей собственной кассе больше двадцати миллионов.
— Это правда, маркиз. Этот придворный банкир имеет такое влияние, что сам назначает контролеров.
Схватив шелковый шнурок, висевший у переднего стекла, он дернул его и закричал:
— Не сюда! Не сюда!
Карета, повернувшая было направо — на дорогу, где было назначено место сбора, — остановилась. К дверце подошел лакей, почтительно держа в руке шляпу.
— Налево, по дороге в Суази, — сказал герцог.
Лакей передал это приказание форейторам, и карета быстро покатилась в другом направлении.
— Но мы едем не туда! — сказал удивленный Креки.
— Да, но мы успеем приехать, — отвечал Ришелье. — Охота назначена на два часа, а теперь который час?
Креки посмотрел на часы.
— Десять часов, — сказал он.
— Значит, нам остается четыре часа!
— И как мы их проведем?
— Сначала у нас будет очаровательная прогулка, а потом — превосходный завтрак.
— Где же мы будем завтракать?
— В великолепном замке.
— Кто в нем живет?
— Царица грации, красоты и любви.
— Черт побери, любезный герцог! — вскричал Креки, играя кружевами галстука. — Я не жалею, что встал так рано и поехал по вашему приказанию натощак.
— Я вам говорил, что вы будете меня благодарить.
— Мы едем в Суази?
— Нет, это недалеко от Суази, в лесу.
— Какой замок?
— Этиоль.
— К племяннице Турншера?
— Именно. Мы будем завтракать, если только это вам угодно, любезный маркиз, у жены Нормана д’Этиоля, главного откупщика.
Креки посмотрел на Ришелье, потом весело расхохотался и пожал ему руку.
— Поздравляю, — сказал он, — меня уверяли, что д’Этиоль очаровательна! Но зачем вы меня везете туда?
— Чтобы не быть там одному.
Креки вытаращил глаза.
— Если это загадка, я не могу отгадать ее, — сказал он.
— Разгадка же состоит в том, что я не могу принять ваших поздравлений.
— Отчего?..
Ришелье раскрыл чудную табакерку — образцовое произведение искусства. Он засунул в нее свои аристократические пальцы и, не спеша заложив понюшку ароматического табака в нос, сказал, стряхивая табак с жабо:
— Вы знаете мадам Норман д’Этиоль…
— По имени — немножко, по репутации — очень хорошо, на самом деле — вовсе нет.
— Ну, мой милый! Мадам Норман д’Этиоль очаровательная двадцатичетырехлетняя женщина, грациозная, красивая, остроумная и даже талантливая. Она играет на лютне и клавесине, поет, танцует, как балерина, очень хорошо рисует карандашом и масляными красками и, наконец, декламирует не хуже Дюмениль.
— Черт побери! Да ваша мадам д’Этиоль просто совершенство! Я влюблюсь в нее до безумия: прелестная, грациозная, остроумная, танцовщица, певица, драматическая актриса, музыкантша…
— Словом, приманка для короля!
Ришелье улыбнулся и лукаво посмотрел на своего спутника.
Маркиз хотел что-то сказать, но в это время форейторы еще громче захлопали бичами, а справа поднялся вихрь пыли.
— Держи левее, дурак, и дай проехать! — закричал громкий голос.
Бичи захлопали еще сильнее, раздались крики, и тот же голос продолжал:
— Служба короля!
Креки, наклонившись вперед, высунул голову в окно кареты. Впереди стояла наемная карета, запряженная двумя лошадьми и занимавшая одна почти всю ширину дороги. Кучеру этой кареты форейторы маркиза де Креки приказывали посторониться и пропустить блестящий экипаж.
В эту аристократическую эпоху проехать вперед было делом крайне важным. Карету человека более низкого ранга останавливали или опрокидывали, но проезжали. Если бы экипаж маркиза де Креки поскакал со своей четверкой, то наемная карета непременно опрокинулась бы в реку. Это было неминуемо, потому что форейторы решились проехать во что бы то ни стало.
II. КРАСАВИЦА
— Боже! Да вы нас сбросите в реку! — закричал жалобный голос.
В окне наемной кареты показалось полное, круглое, румяное лицо с тройным подбородком. Маркиз де Креки весело расхохотался.
— Аббат де Берни! — произнес он.
— Берни, — повторил Ришелье, наклоняясь в свою очередь к окну.
— Маркиз де Креки! — закричал аббат, протянув руки. — Неужели вы захотите нас убить?
— Сохрани Бог, дорогой аббат, вы слишком любезный собеседник, притом, мадемуазель Госсен мне этого не простит. Однако, дорогой аббат, мы должны проехать.
— Я ужасно боюсь этой кареты, которая скрипит, как старое колесо.
— Ну, садитесь в нашу карету, а потом эту можно будет столкнуть в реку.
— С большой охотой, — отвечал аббат с прояснившимся лицом.
Обе кареты остановились. Лакей соскочил на землю, отворил дверцу наемной кареты, и аббат вышел. Другой лакей опустил подножку кареты маркиза де Креки.
— Но я не один, — сказал аббат де Берни.
— А-а! — заметил Ришелье. — С вами в карете дама?
— Нет, мужчина.
— Кто?
— Вольтер.
— Вольтер с вами?!
— Да.
— Пусть и он сядет в нашу карету, скажите ему.
Ришелье насмешливо улыбнулся.
— Разве вы не знаете Вольтера?
— Знаю, — отвечал Креки.
— Стало быть, вы знаете, что если вы его попросите через аббата, то он не примет вашего приглашения.
— Почему?
— Потому, что его надо пригласить иначе.
Ришелье сделал знак рукой лакею.
— Пойдите и скажите от нашего имени мсье Вольтеру, что мы просим его оказать нам честь пересесть в нашу карету.
Лакей поклонился со шляпой в руке и подошел к дверцам наемной кареты.
Через несколько минут человек высокого роста, худощавый, просто одетый, вышел из наемной кареты. Это был Аруе де Вольтер. Ему было пятьдесят лет и он находился во всем блеске — не своей славы (славу, в полном смысле этого слова, он приобрел значительно позже) — а своей блистательной и шумной репутации.
— Садитесь же, любезный Аруе, — сказал Ришелье, дружески кланяясь великому писателю.
Вольтер сел в карету, и дверца тотчас закрылась. В это время кучер наемной кареты сошел на землю и, взяв лошадей под уздцы, отвел их с дороги. Блестящий экипаж быстро проехал.
— Теперь, господа, скажите нам, — начал маркиз де Креки, — куда вы желаете, чтобы мы вас отвезли?
— Мы не допустим, чтобы вы ради нас свернули с дороги, — отвечал Вольтер.
— Куда вы ехали? — спросил Ришелье.
— В Этиоль! — отвечал аббат де Берни.
— Вы ехали в Этиоль?!
— Да, — сказал Вольтер.
— Как кстати! И мы тоже туда едем.
— Разве вы знаете мадам д’Этиоль? — спросил Ришелье.
— Я ее знал, когда она была мадемуазель Пуассон.
— Пуассон… Пуассон… — повторил Креки. — Какой-то Пуассон был чуть не повешен за злоупотребления.
— Это ее отец, — сказал Вольтер.
— И кто-то спас его в Гамбурге? — спросил Ришелье.
— Это Турншер.
— А потом кто-то еще выхлопотал ему прощение.
— Турншер!
— Тогда-то, — заметил аббат де Берни, — чтобы вознаградить его, дали ему поставку мяса в Дом инвалидов. Кто ему покровительствовал?
— Турншер, — ответил Вольтер.