XIII. ПРИВАЛ
— Стой!
Маленький отряд остановился.
— Посмотрите-ка, мои амурчики, — продолжал сержант, — на этот лесок — зеленый, как блюдо шпината, и свежий, как цвет лица у Наноны.
— Это правда, — сказал один из солдат, вздыхая.
— Слушайте же команду: вперед, марш!
Маленький отряд поспешил повиноваться. Оставив пыльное шоссе, он вошел в густую тень леса. Это было на дороге из Валансьена в Турне в первых числах мая. Небо было чистое, солнце ярко светило, и вся окрестность имела изумрудный оттенок, свойственный весне. Обширная долина была запружена множеством мундиров, лошадей, пушек, повозок, телег — всем тем, что составляет армию, отправляющуюся на войну.
Через несколько минут после того, как отряд вошел в лес, развели огонь, и солдаты, ожидая пиршества, разлеглись на траве.
В это время по дороге, которую оставил отряд французских лейб-гвардейцев, проезжали фургоны, телеги, повозки.
— Эх! — вздохнул сержант. — У нас не достает вина, а вот в этих-то движущихся ящиках его сколько угодно.
— Это фургоны королевского дома, — сказал барабанщик.
— Какие жирные эти поставщики! — подхватил один из солдат, прозывавшийся Красавчиком.
— А тот, что сидит в крытой повозке!..
— А рядом с ним женщина…
— И сзади другая.
— Он красный, как вишня.
— Что может быть в его повозке? — спросил сержант.
— Какие-нибудь великолепные вещицы, — ответил Красавчик.
— А под повозкой-то — корзинка с бутылками! — вскричала маркитантка Нанона, переглянувшись с сержантом.
Повозка, так заинтересовавшая солдат, подъехала прямо к маленькому леску и вдруг остановилась.
XIV. ПОВОЗКА
На передней скамейке повозки сидели мужчина и женщина, а на задней — еще одна женщина, моложе и красивее первой. Это были Рупар, Урсула и Арманда Жонсьер. Восемь приказчиков следовали в другой повозке.
Слово за слово, солдаты предложили свой завтрак, Рупар — свои вина, и знакомство состоялось.
— В качестве кого вы следуете за армией? — спросил сержант.
— Я поставщик, — ответил Рупар, — поставляю рубашки и панталоны.
— А ваша супруга сопровождает вас?
— Как видите!
— А вы, сударыня?
— Я торгую духами, — ответила Арманда Жонсьер.
— На войне не пользуются духами.
— Я еду не торговать.
— Гулять? — спросила Нанона.
— Я провожаю одну бедную девушку, которая едет с отцом.
— Дочь солдата?
— Нет, дочь королевского парикмахера, Даже.
— И парикмахер едет за армией?
— Конечно, если едет король.
— Оно так, — согласился сержант, — но зачем парикмахер взял с собой дочь?
— Она сама захотела, — ответила Урсула, — повидаться с братом, который служит солдатом.
— В каком полку?
— В гренадерском, в роте графа д’Отроша.
— Я вчера угощала вином их солдат, — сказала Нанона.
— Значит, вы видели Ролана?
— Каков он?
— Высокий, красивый, стройный, белокурый и очень печальный.
— С очень белыми руками и лицом?
— Да.
— Видела! Его товарищи рассказывают, что он никогда не разговаривает и хочет только одного — чтобы его убили.
— Наверное, он очень несчастен.
— Ужасно!
— Что же с ним случилось?
— Он любил молодую девушку, с которой разлучился навсегда. Но для того, чтобы понять хорошенько, вам надо узнать все.
— Расскажите скорее! — вскричала Нанона. — Я ему очень сочувствую.
— Вот эта история, — продолжала Арманда. — У Даже, королевского парикмахера, двое детей: сын Ролан и дочь Сабина. У Ролана был друг, которого звали Жильбером, а у Жильбера — сестра Нисетта. Ну, Жильбер полюбил Сабину, а Ролан — Нисетту.
— Как это мило! Друзья становились братьями!
— Обе свадьбы были уже назначены, когда Сабину чуть не убили…
— Кто?
— Это осталось неизвестным… Она долго болела, выздоровела, свадьбы опять были назначены. Но однажды ночью, когда девушки возвращались с бала в ратуше, где видели короля, который был очень к ним милостив, их увезли в фиакре. Сабина успела убежать, а Нисетта исчезла.
— А кто их похитил?
— И это неизвестно.
— И она не возвратилась?
— Ее тело нашли в Сене.
— Она погибла?
— Да. Карета, в которой ее увезли, упала в воду, и Нисетта утонула.
— Ах, какое несчастье! И давно это случилось?
— Месяца два назад. Ролан в отчаянии. Его горе настолько сильное, что он оставил Париж и, не желая покушаться на свою жизнь, поступил в солдаты. Он поклялся, что его убьют в первом же сражении.
— Что же? Это легко.
— Ну, — вмешался сержант, которого звали Фанфан-Тюльпан, — когда он попадет в сражение, он начнет защищаться, и не даст себя убить. Он забудет все и будет думать только о славе.
— Да услышит вас Бог! — сказала Арманда. — А я не смею на это надеяться. Притом, это не единственное несчастье. Разумеется, Сабина и Жильбер не могут думать теперь о своей свадьбе. Сабина выплакала все глаза. Когда кампания была начата, Ролан уехал, и Даже получил приказ сопровождать короля. Тогда Сабина тоже захотела ехать. «Так как брат мой хочет умереть, — говорила она, — я хочу видеть его до последнего часа. Если его принесут раненого, я хочу ухаживать за ним и принять его последний вздох». Решимость Сабины была непоколебима. Жильбера рядом не было. Он не потерял надежды, он уверяет, что не узнал в трупе, найденном в Сене, свою сестру, и прилагает все силы, чтобы отыскать ее. Сабина упросила меня ехать с нею. Она была больна, огорчена, ей нужны забота и утешения… Я все бросила и поехала с нею.
— Ах, какая вы добрая! — взволнованно произнесла Нанона. — Позвольте мне поцеловать вас.
— Вы знаете? — сказал Фанфан-Тюльпан. — Если я вам понадоблюсь когда-нибудь, то скажите только, я готов для вас разорваться на части.
— Да и все мы! — прибавил Красавчик.
— Но где же эта бедная Сабина? — спросила Нанона.
— Она осталась в Сент-Амане. Она так больна, что не могла ехать дальше. Я хотела остаться с ней, но она упала на колени и со слезами умоляла меня следовать за армией, чтобы повидаться с ее братом. «Вы узнаете, когда будет сражение, — сказала она мне, — поклянитесь мне, что вы дадите мне знать накануне, я вам верю и буду беречь себя до тех пор». Я дала клятву, которой она требовала. «Отец приедет послезавтра с королем, — прибавила она, — и я его увижу. Если я буду здорова, он привезет меня к вам, если нет, я останусь здесь, но вы следуйте за армией и каждый день встречайтесь с Роланом».
— Я обещала сделать все, что она хотела, и поехала с моей приятельницей Урсулой и ее мужем.
— Жаль, что этот молодой человек не служит в моей роте! — сказал Фанфан-Тюльпан. — Он теперь был бы с нами.
— Бедный молодой человек! Бедные девушки! Несчастное семейство! — сказала Нанона с состраданием.
В эту минуту в долине послышались барабанная дробь и зов труб.
Солдаты встали — время привала закончилось, и вся армия опять двинулась в дуть.
Однако обоз военных комиссаров еще не отправлялся, он должен был ждать, пока пройдут полки. Рупар подошел к жене.
— Удачи и успеха вам! — закричал сержант. — А после сражения мы будем завтракать вместе.
Нанона пожала руку Арманды и опять поцеловала молодую женщину.
— Я маркитантка французских лейб-гвардейцев, — сказала Нанона, с нежностью смотря на Арманду, — если я могу быть полезна бедной молодой девушке или ее отцу, полагайтесь на меня, слышите? Как на самое себя! Во время сражения я могу оказать вам большую помощь.
— Спасибо! — ответила растроганная Арманда.
— Я предупрежу маркитантку гренадеров, она моя приятельница. К тому же, гренадеры и лейб-гвардейцы всегда сражаются рядом.
— Вы будете присматривать за Роланом во время сражения?
— Обещаю вам. А прежде я повидаюсь с вами и помещу вас таким образом, чтобы можно было быстро найти вас, если он будет ранен.
— Я должна еще раз поцеловать вас, — сказала Арманда со слезами на глазах.
— С большой охотой!
XV. НОЧЬ ДЕВЯТОГО МАЯ
На правом берегу Шельды расположились две трети французской армии, еще одна треть занимала весь левый берег реки. Сообщение между берегами быстро установили, выстроив мост, довольно широкий, так что и кавалерия, и артиллерия могли проходить по нему. Этот мост доходил до местечка Колон, стоящего на левом берегу.
Было десять часов вечера 9 мая 1745 года. В обоих лагерях все огни были потушены, чтобы неприятель не мог видеть, что там происходит. Стояла глубокая тишина. Все, кроме часовых и передовых постов, спали — вся армия подкрепляла сном силы, которые должны были им понадобиться. Только в Колоне светилось несколько окон. Перед дверью дома, находившегося возле моста, неподвижно и безмолвно стояла группа солдат. Это были лейб-гвардейцы. Лошади их были привязаны к кольцам, вбитым в стену дома. Пять лакеев водили шагом еще пятерых лошадей, не удаляясь от дома. Два человека, облокотившись о перила моста, разговаривали тихими голосами. Они были в высоких сапогах, с очень длинными шпагами.
— Вы не потеряли времени, любезный Таванн, очень быстро приехали! — говорил один.
— Я загнал трех лошадей, любезный Креки, но я загнал бы и десять, чтобы успеть вовремя. Если бы битва прошла без меня, я никогда бы не утешился.
В эту ночь король в сопровождении дофина, маршала и некоторых вельмож вздумал посмотреть резервный корпус. В это время он возвращался по колонскому мосту. Таванн и Креки, заметив короля, сели на коней и поехали за ним. Король увидел на другом берегу многочисленные огни. Это был лагерь поставщиков армии.
— Там танцуют! — сказал дофин.
Молодой принц — дофину было тогда шестнадцать лет — не ошибался: в лагере слышался звук флейты, аккомпанировавшей скрипке, и виднелись тени танцующих.
— Там дают бал! — отозвался герцог Ришелье.
— Это, должно быть, танцуют парижане, — сказал Людовик XV.
— Очевидно, государь. Только они способны плясать так весело накануне битвы.