— Возле Колона.
— А петухи?
— В самом Колоне.
— Курицы?..
— На дороге в английский лагерь.
— Все готово, чтобы похитить Сабину?
— Князь приготовил все.
— Ничего не изменилось в нашем плане?
— Ничего.
В. утвердительно кивнул. Сен-Жермен взял его за руку.
— Любезный В., — сказал он ему, — помните то, что я вам говорил: «В этот день мы должны завершить наше дело». Теперь ступайте!
В. исчез в густой чаще. В эту минуту англичане подошли к пригорку.
Сен-Жермен сказал правду: герцог Кумберлендский, совершив искусный маневр, в котором ему помогали голландцы, прикрыв его так, что он мог действовать скрытно, собрал двадцать две тысячи человек пехоты в один батальон. Шесть пушек везли во главе колонны, остальные шесть были помещены в центре.
— Только бы мне пройти между этими редутами, — говорил он, — и французская армия будет побеждена.
Офицеры получили строжайший приказ вести солдат медленно, стрелять редко, но верно, и постоянно замещать выбывших, чтобы колонна не потеряла порядок.
После этих распоряжений колонна, прикрываемая голландцами и клубами дыма от выстрелов пушек, спустилась в овраг. В тот момент, когда колонна дошла до конца оврага, французский корпус внезапно преградил ей путь: две с половиной тысячи французов смело встали против двадцати тысяч англичан. Англичане медленно приближались с зажженными фитилями. Впереди шли Кэмпбелл, адъютант герцога Кумберлендского, граф Олбермэл, генерал-майор английской армии, и Черчилль, незаконнорожденный внук великого Мальборо. За ними двигались английская армия под предводительством Чарльза Гэя и шотландский полк. Французов было один против почти десяти, а пушек у них не было совсем. Французские лейб-гвардейцы, гренадеры, швейцарцы, солдаты из полков д’Артуа и Грассена стояли неподвижно, решившись не отступать ни на шаг. Впереди французской линии обороны стояли герцог Бирн, Клиссон, Ланжей, Куртен, д’Обстер, Пейр, Шованн, Круасси, Таванн. Не было сделано ни одного выстрела. Оба корпуса были в пятидесяти шагах один против другого. Англичане остановились. Тогда с истинно рыцарским достоинством Кэмпбелл, Олбермэл, Черчилль и несколько других отделились, молча подошли и вежливо поклонились французской армии. Бирн, Клиссон, Ланжей, Куртен, д’Обстер, Пейр, Шованн, Круасси, Таванн учтиво ответили на этот поклон. Лорд Гэй, капитан английской гвардии, сделал четыре шага вперед и сказал, махнув своей шляпой:
— Господа французские лейб-гвардейцы, стреляйте!
Граф д’Отрош, командовавший первым батальоном французских лейб-гвардейцев, сделал в свою очередь несколько шагов и, держа в руке шляпу, ответил:
— Господа англичане, мы никогда не стреляем первые, не угодно ли это сделать вам?
Сказав это, граф д’Отрош надел шляпу на голову и, скрестив руки, стал ждать.
— Пли! — дали команду английские офицеры.
Залп был страшный. Шесть пушек и вся первая английская линия выстрелили одновременно. Клиссон, Куртен, Ланжей, Пейр были убиты первыми. Четырнадцать офицеров, среди которых был и граф д’Отрош, и двести семьдесят пять солдат пали мертвыми.
— Огонь! — раздалась команда французских офицеров.
Французы отвечали на атаку стрельбой, которая нанесла большой урон английской колонне. Кэмпбелл и другие офицеры пали, раненые и мертвые, но англичане восполнили произведенные опустошения в их рядах, и перестрелка продолжалась. За десять минут погибло более семисот французов. Целая треть маленькой армии была истреблена. Что могли сделать полторы тысячи оставшихся человек против двадцати тысяч англичан и их двенадцати пушек? Они медленно отступали, тогда как колонна продолжала свой путь. Полк короля пришел им на помощь: он решительно напал на английскую колонну, и штыками остановил ее надолго. Французские лейб-гвардейцы, гренадеры и швейцарцы стали за полком короля и укрылись за редутами.
Английская колонна продвигалась тем же шагом и в удивительном порядке. Колонна приближалась к трудному проходу между редутами. Пушки гремели непрерывно, колонна колебалась, но все-таки шла вперед.
— Боже! — вскричал Фанфан-Тюльпан. — Мы погибли!
— К счастью, мы умрем, — сказал один французский гренадер.
Это был Ролан Даже, который спокойно и бесстрастно среди стрельбы ждал пули, которая его поразит.
Редуты были взяты, колонна вступила на равнину, непоколебимо направляясь к мосту. Военная удача, с утра сопутствовавшая французам, угрожала покинуть армию Людовика XV, в которой начиналась паника.
XXVII. В КОЛОНЕ
— Урсула, Урсула! Что вы теперь видите?
— Ничего, моя бедная Сабина, я не вижу ничего! Поднимается большой столб дыма с другой стороны реки.
— А мой отец?
— Я уже не вижу его на мосту. Он, наверно, перешел на другую сторону, чтобы узнать, что там делается.
— О Боже мой! Боже мой!.. — проговорила Сабина, откинув голову на спинку кресла. — Я хочу пойти посмотреть, — прибавила она, сделав усилие, чтобы встать.
— Нет, нет! — вскричала Арманда, подбежав к ней и нежно удерживая ее в большом кресле, где она сидела. — Нет, не двигайтесь!
— А мой брат, мой бедный брат?
Сабина закрыла лицо руками. Это происходило в Колоне, в одной из комнат дома, занимаемого королем, в то самое время, когда английская армия готовилась атаковать редуты Фонтенуа. Дом выходил одной стороной на Шельду. С этой стороны и была комната, в которой, по приказанию Людовика XV, поместили Сабину Даже, привезенную накануне из Сент-Амана. Окна этой комнаты, расположенной на четвертом этаже, возвышались над Шельдой и позволяли видеть всю равнину. Комната была довольно большая и хорошо обставлена.
Сабина, бледная, очень расстроенная, с лихорадочно блестевшими глазами, полулежала в большом кресле, подложив под ноги подушки. Урсула и Арманда стояли у открытого окна. Рупар, бледный, дрожащий, встревоженный; Рупар, цвет лица которого переходил от зеленого к желтому, от желтого к белому и от белого к желтому; Рупар, с закатившимися глазами и отвисшей челюстью, сидел на стуле посреди комнаты и не смел шелохнуться. Стрельба не прекращалась, черный дым вился клубами, и ветер приносил запах пыли, пороха и крови. Этот странный запах, свойственный полю битвы, знаком только тем, кто присутствовал при большом сражении. С громом пушечных и ружейных выстрелов смешивались крики, проклятия и какие-то непонятные звуки. Все это было страшно в полном смысле этого слова.
— Брат мой! Мой бедный брат! — в отчаянии повторяла Сабина.
— Не теряйте мужества, Сабина! — говорила Арманда, целуя молодую девушку. — Мы останемся победителями, мы разобьем неприятеля!
— Но Ролан…
— Вот увидите, он вернется с победой…
В эту минуту страшный залп заглушил все другие звуки. Стекла в окнах треснули и разлетелись вдребезги. Женщины замерли, словно пораженные громом. Рупар растянулся на стуле, свесив руки, опустив голову, как человек, лишившийся чувств.
— Я умер! — прошептал он.
Урсула выглянула в окно. Огромный огненный столб разорвал клубы дыма, как при извержении вулкана, — это был взорван один из редутов; потом дым закрыл все, и стрельба продолжалась с той же силой.
— Брат мой, брат мой! — закричала Сабина. — О! Он умер!
— Нет, нет! — возразила Арманда. — Он дерется за короля! Ролан слишком храбр для того, чтобы умереть просто так, и притом его берегут сержант и Нанона!
— Где отец мой? Где мой отец? — не обращая внимания на Арманду, с беспокойством говорила Сабина.
— Там, на мосту, — ответила Урсула, продолжая смотреть в окно, — он смотрит в подзорную трубу… Я уверена, что он не спускает глаз с короля.
— Мне хотелось бы его видеть! — сказала Сабина, стараясь встать.
— Нет, не трогайтесь с места! — возразила Арманда. — Вы слишком слабы… Рупар приведет его.
Рупар не тронулся с места.
— Ступай же! — закричала Урсула.
— Что, мой добрый друг? — вымолвил Рупар жалобным голосом.
— Ступай за Даже, он там, на улице, на мосту…
— На мосту!.. — повторил Рупар. — На мосту… где свистят пули…
— Пули, пули! — закричала Урсула. — Неужели вы боитесь пуль?
— Конечно, — наивно ответил Рупар.
— Ко ведь вы мужчина?.. Ступайте!
— Милая моя, я не могу пошевелиться…
— Трус!
— Отведите меня к окну! — попросила Сабина.
— Ах, Боже мой! — воскликнула Урсула. Побледневшая и взволнованная, она не могла, однако, отойти от открытого окна, куда ее приковывало непреодолимое любопытство, тяга, которую можно назвать привлекательной прелестью опасности. — Боже мой! Что такое случилось? Бегут… солдаты заняли мост…
— Отец мой!.. — закричала Сабина, вставая.
— Да вот он! — сказала Урсула. — Он возвращается, он бежит сюда, в дом. Вам незачем трогаться с места, — обратилась она к мужу, — вы похожи на индейку, привязанную за лапу!
Рупар не ответил. Он продолжал неподвижно лежать в кресле, словно существо, лишенное чувств. Дверь открылась, и вошел Даже.
— Отец!.. — с радостью вскрикнула Сабина.
— Ну что? — спросила Арманда.
Даже был очень бледен. Брови его были нахмурены, на лице читалась тревога.
— Боже мой! — вымолвил он, как бы отвечая самому себе. — Я не знаю, чем все это кончится.
— Что? Что такое? — взволнованно спросила Урсула, подходя к нему.
— Ролан? — закричала Сабина.
— Нет, нет! — ответил Даже. — Мне о нем ничего неизвестно.
— Но о чем же вы говорили?
— Ничего, дочь моя, ничего!.. Я находился под впечатлением этого необыкновенного сражения, — продолжал Даже с принужденной улыбкой, — но все идет хорошо., очень хорошо… и я пришел сказать тебе, что все скоро кончится…
Сабина взглянула на своего отца. В выражении его слов было что-то странное, но она подумала, что он находится под впечатлением от сражения.
— Посмотрите, что происходит, — сказал Даже, схватив Рупара за руку и потащив его к окну.
— Я не хочу этого видеть! — плаксиво возразил Рупар, отступая назад и закрывая глаза левой рукой.