— Значит, ее ранили, чтобы обокрасть.
— Это надо узнать.
В гостиную вошла Госсен.
— Ну что? — спросили ее.
— Кровь запеклась около раны и сама остановилась, — отвечала она. — Бедняжка начинает открывать глаза…
— Она что-нибудь сказала? — спросил Таванн.
— Нет еще.
— Вы осмотрели ее одежду? Ее хотели убить, чтобы обокрасть?
— Нет, — ответила Госсен, — ее не обокрали — у нее на шее цепочка с золотым крестом, золотые серьги в ушах и в кармане кошелек с деньгами.
— Значит, — сказал аббат де Берни, — если не воровство побудило убийцу, то любовь или, скорее всего, ревность.
— Вероятно, — согласился Ришелье. — У нее было назначено свидание с каким-нибудь возлюбленным, которому она изменила и который захотел отомстить.
— Прекрасная месть! — сказала Госсен.
— Если бы все захотели убивать друг друга из ревности… — начал Ликсен.
— Завтра на свете не осталось бы никого! — закончил Ришелье.
— Ах, герцог! Разве вы не верите в верность?
— А вы, моя красавица?
Госсен улыбнулась.
— Я верю только тому, что вижу, — ответила она.
— Слушайте! Дверь особняка открылась, это, наверное, Кене, — сказал Таванн.
Это действительно был знаменитый доктор. Он вошел в будуар, где лежала Сабина. Минут через двадцать он вернулся в гостиную, а за ним — все дамы.
— Мои пожелания будут выполнены? — спросил он у Камарго.
— В точности, — отвечала танцовщица. — Мои служанки не отойдут от нее ни на шаг и сделают все, как вы сказали.
— Особенно следите, чтобы она не произносила ни слова.
— Да, хорошо.
— Что вы думаете об этой ране? — спросил Таванн.
— Это чудо, что девушка не умерла сразу!
— Неужели?
— Рану нанесла твердая рука, державшая нож с острым коротким лезвием, которое вонзилось сверху вниз там, где начинаются ребра. Очевидно, тот, кто ударил этим ножом, хотел убить, потому что метил прямо в сердце.
— Но он в сердце не попал?
— Нет, лезвие скользнуло по ребру.
— Значит, вы спасете эту девушку?
— Не думаю.
— Как?!
— Задето левое легкое, рана глубокая и очень опасная. По всей вероятности, девушка не выживет.
— Однако, хотелось бы знать, кто ее так вероломно ударил.
— Надо заставить ее говорить, а единственная возможность спасения для нее заключается в молчании.
Таванн обернулся к Кино.
— Вы наверняка знаете, — спросил он, — что это — Сабина Даже, дочь парикмахера?
— Да.
— Как странно!
Кино заметила озабоченный вид виконта. Она пристально посмотрела ему в лицо.
— Почему это странно? — спросила она.
— Вы это узнаете, — ответил Таванн резко, — только не теперь.
— Что такое с Таванном? — тихо сказал маркиз де Креки аббату де Берни.
— Не знаю. Но я тоже это заметил…
Вдруг на улице раздался страшный шум — громкий, пугающий. Грянув, как удар грома, он заставил аббата замолчать, и тот застыл с разинутым ртом. Все переглянулись.
— Ах, Боже мой! — воскликнула Камарго, побледнев. — Это еще что такое?
Крики на улице усилились и перешли в ужасный вой.
— Пожар! — сказал доктор.
Ришелье, Бриссак, Креки бросились к окнам гостиной, которая выходила в сад, то есть по направлению к улице Фран-Буржуа.
Теперь помимо криков был слышен лошадиный топот. Потом красноватый отблеск осветил горизонт, выхватывая из темноты профили остроконечных крыш.
— Что это такое? — продолжала Камарго, приходившая во все большее волнение от таких неожиданных происшествий.
Вдруг дверь в гостиную открылась, и вбежала испуганная камеристка.
— Ах!.. — вскрикнула она, сложив руки.
— Что такое? — спросили дамы. — Говори скорее, Нанина!
— Горит особняк графа де Шароле.
— Но ведь особняк графа на улице Фран-Буржуа, а пожар в двух шагах отсюда!
— Милосердный Боже! — сказала Софи. — Мы все сгорим заживо!
— Не бойтесь ничего, — возразил Бриссак. — Если особняк Шароле горит, — прибавил он шепотом, наклонившись к Камарго, — я желаю только одного — чтобы граф сгорел вместе с ним!
Крики усиливались с каждой минутой, пламя поднималось над домами, и пожар был уже так близко, что можно было ощутить его дыхание.
— Ах! — воскликнула Госсен, подбежав к Таванну. — Если станет опасно, вы нас спасете, виконт? Кажется, это шайка Рыцаря Курятника ограбила особняк графа де Шароле и подожгла его — это рассказала Нанина.
Она указала на камеристку.
— Рыцарь Курятника? — повторил Таванн.
— Да, виконт, — подтвердила Нанина. — Все бегущие по улице это говорят…
— Рыцарь Курятника поджег особняк графа де Шароле… — повторил Таванн.
— Почему бы и нет? — сказал чей-то голос.
Все обернулись — в гостиную вошел мужчина в очень щегольском костюме, похожий на знатного вельможу. В руке у него был огромный букет роз — большая редкость в это время года. Он подошел к Камарго, вежливо поклонился и уронил цветы к ее ногам.
— Виконт де Таванн, — начал он, — сказал мне, что сегодня я буду вам представлен.
— Рыцарь Курятника! — закричал Таванн.
Незнакомец поклонился.
— Рыцарь Курятника, — повторил он любезно, — который вместо того, чтобы любоваться нынешней ночью очаровательными личиками шести самых хорошеньких женщин Парижа, велел зажечь потешный огонь.
Он указал на горевший особняк Шароле.
Изумление присутствующих было ни с чем не сравнимо. Вдруг раздались ружейные выстрелы и крики ужаса.
— Не бойтесь ничего, милостивые государыни! — сказал Рыцарь Курятника. — Какова бы ни была опасность, она вас не коснется. Я распорядился…
Он поклонился с еще большей грациозностью и вежливостью, прошел через гостиную и выскочил в сад через открытое окно.
Ружейные выстрелы продолжались, а пламя распростерлось, как огромный занавес.
IX. ОСОБНЯК КАПУЦИНОВ
Карета Фейдо де Морвиля, начальника полиции, въехала в парадный двор особняка на улице Капуцинов. Колеса и кузов кареты были не видны под толстым слоем пыли. Лошади, покрытые потом и пеной, энергично качали головами. Было три часа дня, 31 января, на следующий день после описанного происшествия. Карета еще не остановилась, а лакей уже бросился открывать дверцу. Начальник полиции соскочил с подножки на крыльцо и быстро исчез в передней, заполненной лакеями, которые почтительно расступились. Лакей запер дверцу и, посмотрев на кучера, сказал:
— Час и пять минут!!!
— Из Версаля в Париж! — сказал кучер со вздохом. — Мои лошади не выдержат такую езду в эту погоду и по замерзшей земле.
Между тем де Морвиль пронесся через переднюю, гостиную, кабинет своих секретарей, как ураган, не встретивший препятствий. Когда он шел, все чиновники поспешно вставали, смотря на него с беспокойством и страхом. Фейдо де Морвиль действительно был в сильном гневе, он вошел в свой кабинет и хлопнул дверью. Бросив шляпу на стул, он швырнул свой плащ на пол, оттолкнул его ногой и заходил из стороны в сторону по комнате.
Это был человек лет сорока, умный, образованный, честный, из очень хорошей семьи. Пять лет уже он занимал эту должность к тому времени, как мы увидели его встревоженным и нетерпеливо вышагивающим по своему кабинету по возвращении из Версаля в Париж.
Де Морвиль на минуту замер, потом сильно дернул за шнурок колокольчика, висевшего над его бюро — тотчас вошел посыльный.
— Позвать секретаря! — сказал начальник полиции повелительным тоном.
Посыльный исчез. Секретарь, которого потребовал Фейдо, был главным лицом в полиции после Фейдо. Его звали Беррье. Ему было лет тридцать пять, он был остроумен, одарен и обладал глубоким взглядом на жизнь и тактом, которые умел ценить Фейдо, а еще больше ценил французский король.
Беррье вошел в кабинет начальника полиции, тот протянул ему руку.
— То, что вы предвидели, случилось! — сказал Фейдо.
Беррье посмотрел на него.
— Король?.. — спросил он.
— В бешенстве, и не скрывал своего недовольства.
— Значит, надо действовать?
— Не теряя ни минуты! Я скакал сломя голову, чтобы успеть сюда вовремя.
— Я позову Деланда, Жакобера, Леду, Ноара, Армана и Ледюка. На них можно положиться.
Начальник полиции утвердительно кивнул. Беррье дважды дернул за шнурки трех разных колокольчиков. Не прошло и минуты, как шесть человек, совершенно не похожих друг на друга ни ростом, ни возрастом, вошли в кабинет Фейдо.
— Подойдите! — сказал начальник полиции, прислонившись к столу, который находился посередине комнаты.
Вошедшие стали полукругом. Беррье стоял у камина.
— Вам хочется попасть на виселицу? — резко начал начальник полиции. — Ведь нет? Я догадываюсь об этом по выражению ваших лиц. Однако веревка, на которой должны вас повесить, может быть, уже свита к этому часу.
Все шестеро, переглянувшись, посмотрели на начальника полиции с беспокойством и недоверием. Один из них сделал шаг вперед — это был человек невысокого роста, с острым носом и таким же подбородком.
— Вы обвиняете нас? — спросил он, поклонившись.
— Да, я вас обвиняю, — ответил де Морвиль.
— В каком преступлении?
— В том, что вы не смогли выполнить свои обязанности. Вот уже шесть месяцев, как каждый из вас шестерых обещает мне каждое утро передать Рыцаря Курятника в руки правосудия, а он еще до сих пор на свободе!
Полицейский агент, выступивший вперед, посоветовался взглядом со своими товарищами, потом снова низко поклонился начальнику полиции и сказал:
— Когда мы обещали вам выдать Рыцаря Курятника, мы думали, что сможем выполнить наши обещания. И сделали все, что было под силу преданным агентам, чтобы схватить этого разбойника.
— Вы недостаточно сделали, поэтому не достигли успеха. Рыцарь Курятника — человек, поэтому его можно взять под стражу. Его величество Людовик XV, наш возлюбленный король, отдал мне официальное приказание захватить этого человека не позже, чем через десять дней. Я вам отдаю такой же приказ. Если Рыцарь Курятника будет еще на свободе десятого февраля, вы будете повешены.